Читать интересную книгу Стрела времени - Айзек Азимов

Ну, объезжать норовистых лошадок мне не впервой. Я налег на рычаг, чтобы задрать ей голову, и она снова устремилась наверх, как будто брала барьер. Но на этот раз в верхней точке подъема она не закашлялась, а фыркнула носом, почуяв свою силу, и я только успел крикнуть майору: “Держитесь!” — как она перевернулась на спину и снова понеслась вниз, к реке. Майор что-то завопил, но у меня внутри играла яблочная водка, и все это мне ужасно нравилось, и я тоже заорал от радости. Потом я снова потянул рычаг на себя, и мы опять перевернулись. Крылья скрипели, как седло на галопе. Высоко поднявшись, я круто наклонил машину влево, и мы описали широкую красивую дугу. Никогда еще я так не веселился.

Теперь машина немного приутихла. Я знал, что она еще не объезжена как следует, но она почувствовала, что в седле настоящий всадник, и решила переждать, а пока придумывала, что бы ей такое еще выкинуть Майор перевел дух и принялся ругаться. Я такого сроду не слыхивал, а ведь я с самого начала войны в кавалерии. Это было великолепно.

— Так точно, сэр, — сказал я, когда он остановился чтобы перевести дух. По-моему, он еще много чего собирался сказать, но у нас под крыльями заскользили огоньки лагеря, и ему пришлось вытащить карту и приняться за работу. Мы летали взад и вперед параллельно реке, а он все возился с картой и карандашом. И мне и машине стало скучно. Я начал размышлять о том, видят ли нас мятежники, и подбирался все ближе к земле, и скоро прямо перед нами на полянке показался костер, а вокруг него — люди. Не знаю, кто это придумал — я или машина, но только я едва-едва дотронулся до рычага, а она уже ринулась прямо вниз, на огонь.

Тут-то уж они нас и увидели, и услышали. С криками и руганью они разбежались, а я перегнулся через борт, крыл их почем зря и хохотал как сумасшедший. До земли оставалось футов пять, когда я снова потянул за рычаг, и огонь опалил нам хвост. Но на этот раз на подъеме мотор заикал, мне пришлось повернуть и медленно скользить вниз, чтобы дать ему перевести дух, а люди внизу уже схватились за свои мушкеты. И разозлились же они! Они стреляли с колена влет, как по утке, и вокруг нас свистели пули.

— Давай-давай! — заорал я, бросил машину вбок, достал свою трубу и заиграл “атаку”. Мы неслись вниз, машина ржала как бешеная, люди побросали мушкеты и разбежались кто куда, а мы пролетели над самым костром и снова пулей взвились вверх под торжествующий рев машины. Потом я повернул, и мы пронеслись над верхушками деревьев, упершись одним крылом в луну.

— Прошу прощения, сэр, — сказал я, не дожидаясь, пока майор опомнится. — Она резвится, молодая еще. Но меня она, кажется, уже слушается.

— Тогда поворачивай в штаб, пока ты нас не угробил, — сказал он ледяным голосом. — Потом поговорим.

— Так точно, сэр, — ответил я, разыскал в стороне реку и полетел над ней. Сориентировавшись, майор вывел нас обратно к тому же полю.

— Подожди здесь, — сказал он, когда мы приземлились, и быстро пошел по тропинке к палатке генерала. Меня это вполне устраивало: я чувствовал, что пора бы выпить, и потом я уже полюбил эту машину и хотел о ней позаботиться. Я обтер ее своим шарфом и пожалел, что не могу задать ей какого-нибудь корму. Потом я пошарил внутри и начал крыть того часового, по-моему, даже почище, чем майор крыл меня. Водка-то моя пропала! Я знал, как было дело: он подобрался к машине и стащил кувшин, пока мы с майором были в палатке у генерала, а теперь, наверное, попивает у себя в караулке мою водку и посмеивается.

Тут быстрым шагом подошел майор.

— Назад, в Вашингтон, и поскорее, — сказал он. — Ее нужно доставить на место до рассвета, иначе прервется пространственно-временной континуум, и тогда неизвестно что будет.

Мы залили бак и полетели назад, в Вашингтон. Я притомился, да и машина, по-моему, тоже. Она чувствовала, что летит домой, в свое стойло, и мирно пыхтела.

Мы приземлились у тех же деревьев и вылезли, скрюченные от усталости. Машина немного поскрипела, повздыхала и успокоилась. Ей тоже изрядно досталось. В крыльях у нее я нашел несколько дырок от пуль, и хвост был немного опален, а так ничего не было заметно.

— Шевелись, мальчик! — сказал майор. — Иди-ка, поищи лошадей, а я поставлю машину на место.

Он взялся за летающую машину и принялся толкать ее вперед.

Лошади паслись неподалеку. Я привел их и привязал к дереву. Когда майор вернулся, уже начинался рассвет. Мы пустились в обратный путь.

Ну, в общем, повышения я так и не получил. И крыльев на мундир тоже. Стало пригревать, и скоро я задремал. Через некоторое время майор закричал: “Эй, мальчик!” — я проснулся и отозвался, но он звал не меня. Мимо бежал мальчишка-газетчик, и когда майор купил газету, я подъехал к нему, и мы вместе стали читать, сидя в седлах на окраине Вашингтона.

“БИТВА ПОД КОЛД-ХАРБОРОМ”, — было написано там, а ниже множество заголовков поменьше: “ПОРАЖЕНИЕ АРМИИ СОЮЗА! НЕУДАЧНАЯ АТАКА НА РАССВЕТЕ! ОТБРОШЕНЫ ЧЕРЕЗ ВОСЕМЬ МИНУТ! СВЕДЕНИЯ О ПОЗИЦИЯХ МЯТЕЖНИКОВ ОКАЗАЛИСЬ НЕВЕРНЫМИ! ПОТЕРИ КОНФЕДЕРАТОВ НЕВЕЛИКИ, НАШИ ОГРОМНЫ! ГРАНТ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ДАТЬ ОБЪЯСНЕНИЯ, ПРЕДСТОИТ РАССЛЕДОВАНИЕ!”

Дальше все излагалось подробно, но мы читать не стали. Майор швырнул газету в канаву и пришпорил лошадь, а я — за ним.

К полудню мы были уже в расположении своей части, но генерала разыскивать не стали. Мы решили, что это лишнее — не иначе как он сам нас разыскивает. Правда, он нас так и не нашел: может быть, из-за того, что я отрастил бороду, а майор свою сбрил. А как нас зовут, мы ему не говорили.

В конце-то концов Грант взял Ричмонд — это был настоящий генерал, — но ему пришлось долго держать осаду.

С тех пор я видел его только раз, много лет спустя, когда он уже не был генералом. Это было в Новый год, я попал в Вашингтон и увидел, что у Белого дома стоит длинная очередь. Я сообразил, что это, наверное, публичный прием, который президент устраивает каждый Новый год. Я встал в очередь и через час вошел к президенту.

— Вы помните меня, генерал? — спросил я. Он поглядел, прищурившись, потом весь побагровел и начал сверкать глазами. Но потом вспомнил, что я тоже избиратель, сделал глубокий вдох, заставил себя улыбнуться и показал головой на дверь сзади себя.

— Подожди там, — сказал он.

Скоро прием кончился, и генерал уселся напротив меня за большой стол, сунув в рот огрызок сигары.

— Ну, — сказал он, не тратя времени на вступление, — что там у вас тогда случилось?

Я ему и рассказал — я уж давно все сообразил. Рассказал, как наша летающая машина взбесилась и начала выкидывать коленца, пока мы не перестали понимать, где верх, а где низ, и как мы полетели обратно, на север, и сняли план наших собственных позиций.

— Это-то я понял сразу, как только приказал начать атаку, — сказал генерал.

Тогда я рассказал ему про часового, который продал мне краденую водку, и как я думал, что он опять ее у меня украл, а он этого вовсе и не делал. Генерал кивнул.

— Значит, вы заправили машину водкой вместо бензина?

— Так точно, сэр, — ответил я. Он снова кивнул.

— Ну ясно — конечно, машина взбесилась. Это был мой специальный сорт, тот самый, что так любил Линкольн. Проклятый часовой всю войну ее у меня воровал.

Он откинулся в кресле, дымя сигарой.

— Ну что ж, пожалуй, даже хорошо, что у вас ничего не получилось. Ли тоже так думал. Мы говорили об этом в Аппоматоксе перед его капитуляцией, когда ненадолго остались с ним наедине в домике фермера. Я никому никогда не говорил, о чем мы тогда разговаривали, и с тех пор все над этим голову ломают. Так вот, сынок, мы говорили о военно-воздушных силах, и Ли был против них, и я тоже. Войну нужно вести на земле, мой мальчик, а если когда-нибудь ее перенесут в воздух, то непременно начнут бросать бомбы, помяни мое слово, и ни к чему хорошему это не приведет. Поэтому мы с Ли решили помалкивать о воздушных машинах и сдержали слово — ни у меня, ни у него в мемуарах об этом ни звука нет. Правильно сказал Билли Шерман: “Война — это ад, и нечего думать над тем, как бы сделать ее еще хуже”. Так что ты тоже помалкивай про Колд-Харбор. Ни слова, пока тебе сто лет не стукнет.

— Так точно, — сказал я и помалкивал.

Но теперь мне, сынок, уже порядком за сто; если бы генерал хотел, чтобы я молчал и дальше, он бы мне так и сказал тогда. Так что нечего там махать руками, слышишь, мальчик? Подожди, пока кончит говорить самый что ни на есть первый пилот на свете!

Джек ФИННЕЙ ЛИЦО НА ФОТОГРАФИИ

На одном из верхних этажей нового Дворца правосудия я нашел номер комнаты, которую искал, и открыл дверь. Миловидная девушка взглянула на меня, оторвавшись от пишущей машинки, и спросила с улыбкой:

— Профессор Вейган?

Вопрос был задан только для проформы — она узнала меня с первого взгляда, — и я, улыбнувшись в ответ, кивнул головой, пожалев, что на мне сейчас профессорское одеяние, а не костюм, более подходящий для развлечений в Сан-Франциско. Девушка сказала: