Я многократно убеждал её и просил дать согласие одному из этих двух юношей, ибо оба они сражались ради неё и оба происходят из знатных родов. Я сообщил ей, что мне будет легче умереть, если я буду видеть её замужней женщиной. Но, услышав это, она разгневалась и заявила, что раз оба юноши остались живы, значит, это был ненастоящий поединок, и она не желает ничего более слышать о них. Она сказала, что предпочитает таких мужчин, чьим врагам уже не требуются ни молитвы, ни повязки после поединка. Именно тогда она произнесла твоё имя.
Епископ благосклонно улыбнулся Орму и попросил не пренебрегать его пивом.
— Это дело доставило мне множество хлопот, — продолжал епископ, — ибо настоятельница монастыря, благочестивая леди Эрментруда, замыслила высечь девушку за то, что она побудила молодых людей к поединку. Но поскольку моя крестница лишь гостья этой обители, да и королевская дочь в придачу, мне удалось убедить настоятельницу отменить наказание. Это было нелегко, ибо настоятельницы обычно неохотно выслушивают советы и не очень-то почитают мужскую мудрость, даже если ею обладает епископ. В конце концов она смягчилась и назначила лишь трёхдневную молитву и пост, и я возблагодарил Господа за то, что она поступила так. Благочестивая леди Эрментруда — женщина, обладающая твёрдым духом и крепким телом, но лишь одному Господу известно, кому из них двоих пришлось бы хуже, если бы она решилась высечь розгами дочь короля Харальда, ибо моя бедная крестница могла бы одолеть её.
— Когда я впервые разговаривал с ней, — сказал Орм, — она сообщила мне, что никогда не знала побоев, хотя я не сомневался, что иногда она их заслуживала. Но мне думается, что я смогу справиться с ней, несмотря на то, что часто она будет выказывать строптивость.
— Премудрый король Соломон, — промолвил епископ, — заметил, что прекрасные, но непокорные женщины подобны свинье с золотым кольцом в рыльце. Возможно, это верно, ибо царь Соломон был человеком сведущим и проницательным. И когда её поступки причиняют мне множество хлопот, я с горечью вспоминаю его слова. С другой стороны — и это поражает меня — я почти никогда не гневаюсь на неё. Я утешаю себя, что её поступки происходят от неистовства и необузданности молодости, и, может быть, всё будет так, как ты сказал, и тебе удастся укротить её нрав, не прибегнув к наказанию, если она будет твоей женой.
— Я часто замечал, — сказал брат Вилибальд, — что женщины становятся более сговорчивыми после того, как родят первых трёх или четырёх детей. Я слышал от женатых людей, что, если бы Господь устроил всё иначе, то супружеская жизнь сделалась бы нестерпимой.
Орм и епископ согласились с этим замечанием. Затем они услышали приближающиеся шаги, и вошла Ильва. В епископских покоях было темно, ибо ещё не зажгли светильники, но она сразу же узнала Орма и с криком бросилась к нему. Но епископ, несмотря на свои годы, проворно вскочил на ноги и встал между ними, широко расставив руки.
— Нет, нет! — настойчиво вскричал он. — Во имя Господа, успокойся, дорогое дитя! Не раскрывай непристойных объятий пред священниками и под святыми сводами аббатства! Кроме того, он ещё не крещён. Ты забыла об этом?
Ильва попыталась оттолкнуть епископа в сторону, но он мужественно не отступил ни на шаг, и ему на подмогу устремился брат Вилибальд и схватил её за руку. Она прекратила сопротивляться и счастливо улыбнулась Орму из-за плеча епископа.
— Орм! — промолвила она. — Я видела корабли, идущие на вёслах по реке, и знала, что на них плывут люди из Дании. Затем я заметила рыжую бороду одного из них, стоявшего рядом с кормчим, и принялась плакать, ибо он был похож на тебя, а я была тогда уверена, что это не можешь быть ты. А старуха не отпустила меня посмотреть поближе.
Она опустила голову на плечо епископу и содрогнулась от рыданий. Орм подошёл к ней и погладил по волосам, но он не знал, что сказать, ибо мало чего понимал в женских слезах.
— Я поколочу старуху, если ты хочешь, — сказал он. — Только обещай мне, что ты не будешь печалиться.
Епископ пытался оттеснить его и убедить Ильву сесть, говоря ей ласковые слова.
— Моё бедное дитя, — сказал он, — не плачь. Ты была одинока в чужой стране, среди незнакомых людей, но Господь добр к тебе. Сядь на скамью и выпей горячего вина с мёдом. Брат Вилибальд пойдёт и приготовит его для тебя, и там будет много-много мёду. И ты попробуешь орехи из южных стран, которые называются миндаль, их мне подарил мой добрый брат аббат. Ты сможешь съесть их столько, сколько захочешь.
Ильва села, закрыла лицо руками и закатилась громким и задорным хохотом.
— Старик — больший глупец, чем ты, Орм, — сказала она, — хотя он лучший из божьих людей, которых я встречала. Он полагает, что я несчастлива и что он сможет меня утешить орехами. Но даже в Царствии небесном не так много людей, у которых столько радости, сколько у меня сейчас.
Были внесены восковые свечи, и появился брат Вилибальд с подогретым вином. Он вылил его в чашу из зелёного стекла и объявил, что вино должно быть выпито немедленно, ибо это напиток, чьи достоинства невозможно переоценить. И никто не осмелился возразить ему.
Орм сказал:
Зрю зарю свечей на чаше, доброту людей и Божью, но прекрасней очи девы, слёзы счастья мне милей.
— Это, — добавил он, — первые стихи, которые сошли с моих уст за долгое время.
— Будь я скальдом, — сказала Ильва, — я бы тоже сложила вису об этом, но я не умею. Мне это хорошо известно, ибо, когда настоятельница назначила мне провести три дня в посте и молитве, я всё это время пыталась сложить