Конечно, после возвращения у него выработались какие-то защитные механизмы, но с психикой у Дитера все было в полном порядке, он не был одержим пережитым кошмаром, как многие ветераны Вьетнама, которые пришли с войны сломленными людьми. Мне кажется, испытания, выпавшие на долю Дитера, не изменили его так, как изменили бы других людей. Понятно, что эти события, так или иначе, наложили отпечаток на его последующую жизнь, но после трудного, полного лишений детства в разрушенной Германии он оказался идеально подготовлен к подобным испытаниям. Ему были присущи все качества, за которые стоит любить Америку: уверенность в себе, смелость и дух первопроходца. Он рос в глуши, его отец погиб на войне. В детстве Дитер видел вещи, не имевшие ни малейшего смысла. Германия, в которой он жил, являла собой сюрреалистический пейзаж: вспомните в фильме кадры городских кварталов, разрушенных бомбежкой. Как и мне, Дитеру с ранних лет пришлось самому заботиться о себе. Мы оба с детства не понаслышке знали, что такое голод, и потому моментально нашли общий язык.
Когда вы познакомились?
Немецкий телеканал пригласил меня поучаствовать в проекте «Путешествия в ад». Я сразу подумал: «А что, отличное название. Очень в моем духе». Вообще-то они хотели, чтобы я снял фильм о себе, о том, как мы попали в тюрьму в Африке и обо всех трудностях с «Фицкарральдо». «Это была трудная работа, сказал я. — Но никак не путешествие в ад». Я смутно помнил, что читал что-то о Дитере в шестидесятые, но к тому времени о нем все уже забыли.
Есть ли художественный вымысел в этом фильме?
На этот раз совсем немного. Кстати, мы снимали все эпизоды дважды, на английском и на немецком. С монтажом и стилизацией реальных событий мы обращались очень деликатно. Дитеру пришлось сыграть самого себя. Денглер, которого вы видите в фильме, — настоящий, но чтобы образ стал более ярким, требовался сценарий, режиссура и репетиции. Моей задачей как режиссера было перевести и отредактировать его мысли, сделать их более четкими и кинематографичными. Несколько раз я заставлял его ужимать историю, которую он рассказывал больше часа, до двух-трех минут. Мы снимали по пять дублей каждой сцены, пока не получалось именно то, что надо. Если Дитер начинал уходить от основной темы, я прерывал его и просил говорить только о самом важном.
Фильм начинается с того, что Дитер заходит в тату-салон в Сан-Франциско и ему показывают рисунок: Смерть стегает лошадей, мчащих из Ада сквозь огонь и клубы серы. Он говорит художнику, что не станет делать себе такую татуировку, потому что у него было совсем другое видение. «Лошадьми правила не Смерть, — говорит он, — а ангелы. Смерти я тогда был не нужен». Дитер действительно страдал галлюцинациями, когда умирал от голода в джунглях, но татуировку он, конечно, делать не собирался. Это я все придумал.
Следующая сцена: северная Калифорния, Дитер ведет машину по дороге, змеящейся между холмами. Потом выходит из машины, открывает и захлопывает дверцу и заходит в дом. Несколько раз открывает и закрывает входную дверь. Как-то он упомянул невзначай, что после тех месяцев в джунглях начал ценить возможность открыть дверь, когда захочется. И я придумал эту сцену. Ее усиливают картины с изображением открытых дверей — они действительно висят у него дома, он рассказывает о них в автобиографии[105].
Все самое важное в «Малыше Дитере» — правда. Запас еды под половицами в кухне и история о том, как за ним в джунглях ходил медведь, — все это было на самом деле. При этом один из самых удачных примеров художественного вымысла в моей работе — эпизод в конце, снятый на базе ВВС Дэвис-Монтен, неподалеку от Тусона, Аризона. Там было что-то вроде авиакладбища: десятки тысяч посыпанных нафталином самолетов, стоящих ровными рядами, насколько хватает глаз. Ранее в фильме Дитер рассказывает, что в первое время после освобождения его мучили кошмары и друзья укладывали его спать в кабине самолета. Только там он чувствовал себя в безопасности. Так вот, он смотрит на эти самолеты и восклицает: «Вот настоящее прибежище для летчика!». Это была моя идея.
Вы не перегнули палку, заставив Дитера бежать по джунглям со связанными руками?
После войны Дитер неоднократно возвращался в Азию. Он очень любит Азию и местных жителей. Мы снимали эпизод в Таиланде, в джунглях у лаосской границы на реке Меконг, потому что лаосцы не разрешили нам перейти границу. Разведчики засняли обломки его самолета незадолго до того, как мы начали работу над фильмом, так что мы точно знали, где искать, и Дитер даже готов был переплыть Меконг, но в итоге мы отказались от этой затеи. Телевизионщики, заказавшие мне фильм, хотели, чтобы я снял воссоздание событий, о которых рассказывает Дитер, — подобную чушь можно увидеть по телевизору в любой стране мира. Я этого на дух не переношу, и поэтому попросил Дитера сыграть все самому. Он был воплощением душевного здоровья, и для него не составило труда пройтись по джунглям со связанными за спиной руками, в сопровождении ребят с автоматами, которых мы наняли в соседней деревне. «Не самые приятные воспоминания», — говорил он, но это был относительно безопасный способ добиться от него чего-то экстраординарного.
Как «Малыша Дитера» приняли в Соединенных Штатах?
Американская публика приняла фильм очень хорошо. Естественно, меня спрашивали, почему я не осудил вторжение американских агрессоров во Вьетнам и почему в фильме вообще нет никаких политических оценок. Да, война отведена на задний план, но не стоит забывать, что для Дитера она длилась всего сорок минут. Он не собирался идти на войну, он просто хотел летать, и как у немца у него была единственная возможность осуществить свою мечту — эмигрировать в Штаты. Тот факт, что Дитер оказался на войне через три недели после того, как сел за штурвал, — всего лишь звено в цепи совпадений. Это же был 1965 год, не забывайте. Тогда Америка оказывала незначительную военную поддержку южновьетнамским генералам, пытавшимся остановить наступление с севера. Дитер был счастлив отправиться во Вьетнам, потому что друзья уши ему прожужжали про сайгонские стрип-бары. Он не собирался воевать и, как и многие, думал, что конфликт рассосется через пару недель. В 1965-м ни один американец не мог даже вообразить, что страна втягивается в многолетнюю войну. Но когда он оказался на месте, Вьетнам перестал быть для него просто точкой на карте. Он вдруг наполнился голосами и живыми людьми, людьми, живущими впроголодь, под угрозой воздушных налетов. С первых же дней отношение Дитера к службе изменилось, он начал понимать, что там, внизу, живые люди, страдание и смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});