его содержимое, – вздохнула Гортензия. – А Танкред любит Шарли, это совсем другое дело.
– Кто-нибудь умеет готовить кускус? – вмешалась Женевьева. – Забыла спросить рецепт у Базиля.
– Мама, – сказала Дезире, – говорит, что это блюдо испортить невозможно. Я много раз смотрела, как она его делает.
– Правда? Ты можешь нам показать?
– Надо чистить овощи. Чистить и чистить.
– Да, верно. Бедный Базиль возился с ними часами, помните? – сказала Энид. – Мы еще его торопили.
– Кончайте вы это – «бедный Базиль», «бедный Базиль»! – рассердилась Беттина. – Весь день и в голове, и на языке только «бедный Базиль»!
Доля истины в этом была. Но то, что упрек исходил от Беттины, их удивило.
– Мне ПРАВДА хочется кускуса сегодня вечером! – вздохнула Гортензия.
– Мне тоже, – хором сказали Энид и Дезире.
– Мне тоже, – поддержала их Женевьева.
– А мне – курицы с жареной картошкой, – заныл Гарри.
Все, кроме Беттины, принялись искать рецепт в кулинарных книгах. Дезире повторяла, что часто видела, как мама готовит кускус.
– Тогда вопрос: сколько времени варить бульон? – поинтересовалась Гортензия.
– Э-э. Два часа?
– В книге сказано не больше часа.
– Смотря какой бульон, – не сдавалась Дезире, – и смотря какие овощи.
– Кстати, – протянула Женевьева, вдруг заглянув ей в глаза, – а в кускус кладут порей?
– Ммм? – отозвалась Дезире тоненьким невинным голоском. – А! Нет. Чтобы не перепутать его с кассуле[65].
Через двадцать минут кухня, усыпанная очистками до потолка, бесспорно, имела много общего со свинарником. Сначала, под руководством Дезире, послушная крупа была кускусом. Но ей надоело томиться, и вскоре она превратилась в поленту, а потом, вконец рассердившись, в кашу. Затем Энид случайно опрокинула в нее бульон, и каша стала супом. Его они и съели.
Мама Дезире была права, испортить кускус нельзя. И все же… Не было одного ингредиента, одной приправы, одного вкуса по имени Базиль. После этого супа из кускуса девочки поняли, что целая страница Виль-Эрве перевернута. Когда они уносили кастрюли и котелки, каждая украдкой уронила в суп слезу, и он стал окончательно несъедобным. Последнее слово осталось за Гарри:
– Курицу с жареной картошкой испортить еще труднее.
* * *
Среди ночи старый дом сотряс взрыв. Все выбежали на лестницу, перепуганные, встрепанные, тараща спросонья глаза.
Гром?
Цунами?
Выхлоп заплутавшей машины в Тупике?
Рухнула стена?
Ингрид и Роберто что-то опрокинули?
Прежде чем они успели это выяснить, проникающий повсюду запах заполнил лестничную площадку и их ноздри.
Дверь на площадке, отделявшая их от Танкреда, приоткрылась, и показалась его взлохмаченная голова.
– Танкред! Ты ранен?
– Э-э. Нет.
– Ты все перебил?
– Не думаю.
– У, блин… Что ты сделал с волосами? – воскликнула Дезире.
– Грубое слово – евро, – отозвался Танкред, опередив Гарри. – А что? Что такое с моими волосами?
– Вот мы тебя и спрашиваем.
– Они зеленые, – сказала Женевьева.
– Зелено-оранжевые. Типа…
– Типа птичкины каки.
Танкред запустил пятерню в упомянутые волосы. Все пять пальцев окрасились именно в такие цвета.
– Мне не удался опыт, – признался он. – Вы не замечали, что амниум сунтиола пахнет скальной пателлой?..
Все уставились на него глазами уже совсем не сонными, а жаждущими информации.
– …а аурический эризиум – скандинавским лангустом? – мечтательно продолжал он.
– Я предлагаю, – степенно произнесла Шарли тоном, которым она говорила с Энид, когда та в три года гордо выносила к столу козявку из носа на пальце, точно изумруд сиамского короля, – предлагаю тебе принять душ, а мы пока приготовим что-нибудь горячее, и ты нам расскажешь про удивительную жизнь скальной пателлы и скандинавского лангуста. ОК?
ОК. Пятнадцать минут он восстанавливал подлинный цвет своей шевелюры, после чего присоединился ко всем внизу.
И все объяснил.
– Ну вот. Я нос.
– Что нес? – переспросила Гортензия.
– Не нес. Нос. Как у Клеопатры. Который, кстати, был длинный.
Все озадаченно посмотрели на него. Он вздохнул.
– Моя лаборатория создает душистые вещества…
– Можешь сказать «духи», – перебила его Шарли, – мы не такие уж необразованные.
– Говорят еще «эссенции». Да, эссенции для великих кутюрье. Но еще мыло, зубную пасту, кулинарию, бытовую химию, жевательную резинку и многое другое. «Носом» называют изобретателя духов.
– Для Диора? Фата? Мюглера? – завелась Беттина. – Лакруа?
– Точно. Сейчас я занимаюсь новым кремом Прадуччи. Тсс. Совершен но секретно. Три конкурента на один крем. Три мыши на один сыр. Короче, я уединился здесь ради спокойствия и безопасности. И обоняния. Мадемуазель Прадуччи хочет, чтобы крем был, – он принюхался, – атлантическим. Туман, маяк, морось…
– Рыба, тина, моллюски, – закончила Шарли. – Романтично и замысловато.
– Шесть месяцев изучения рынка, – невозмутимо продолжал Танкред. – Выборка тысяча сто двадцать семь человек от четырнадцати до семидесяти четырех лет, разных полов и профессий. Ну да, романтично и замысловато, почему бы нет. И главное – Атлантика. Так что, когда я увидел название Тупика и табличку «сдается», сами понимаете.
Восхищенное молчание едва нарушалось тихим храпом Гарри на коленях у Шарли. Роскошная косметика могла родиться в этой старой халупе Виль-Эрве – с ума сойти, правда?
Беттина откашлялась:
– И что… э-э… они взрываются… кремы?
Танкред встряхнул свежевымытыми волосами.
– В принципе, никогда.
– Ну и?
– Амниум сунитола превосходный рецептор, аурический эризинум – несравненный растворитель… Нет, я не понимаю.
– Тьфу ты! – воскликнула Шарли. – А в этиоле в обратном порядке? Ты пробовал в этиоле в обратном порядке?
– Ах ты черт! – завопил он. – Ах ты черт… Конечно!
– Еврое слово – грубо, – пробормотал Гарри, не открывая глаз.
* * *
Следующие дни выдались теплыми, и они тупили, балдели, иногда горько вздыхали, вспоминая Базиля, и много гуляли с Танкредом.
Как и обещал еще прежде, чем заморочить им голову своей таинственной профессией, новый возлюбленный Шарли повез их кататься на яхте. В это утро, о чудо, все были на ногах в пять часов и отправились в гавань Потрон-Суфлан, где Танкред взял напрокат восьмиметровую белую птицу с гордыми парусами и названием «Нунквам».
Они вышли из окрашенной золотом бухты в легкое, воздушное, пахнущее анисом, окутанное туманом море. Рыбацкие лодки плыли по нему, точно дольки апельсина.
Женевьева достала лосьон от солнечных ожогов с уровнем защиты 40 и хорошенько намазала окружающие носы, все надели оранжевые спасательные жилеты. Энид, Гарри, Дезире и Гортензия с флибустьерскими криками побежали качаться на тросах.
Капитан Танкред – у руля, его помощник Шарли – рядом, остальная команда разместилась на палубе, под парусами, надутыми, как груд ки чаек.
Капитан запел:
Забыл я шляпу на Гаити,
Вам расскажу, сюда идите,
Как оказался в злачном месте,
С той девушкой мы были вместе,
И больше я не помню ничего.
В коричневых бриджах и красной рубашке, Шарли