Читать интересную книгу Долгое дело - Станислав Родионов

– Он не пьет и не курит. Даже кофе не пьет.

– Что же он пьет? – механически спросил Антимонин.

– Только чай.

Ему казалось, что она верно идет к истерике. Теперь ее пальцы прыгали на коленях, как спортсмены на батуте. Какой тут к черту протокол. Скажут, что замытарил жену своего коллеги. Все равно это дело ему не дадут. Она сильно переживает. Запереживаешь, когда мужа ночью уводят. Черт его знает, в их работе бывают разные перипетии.

– Товарищ Антимонин, лучше быть Дон-Кихотом, чем ослом Санчо Панса, отчаянно сказала Лида: хоть что-нибудь, только не молчать, хоть чем-нибудь, только убеждать.

– Да вы не волнуйтесь. – Он поднял глаза на ее лицо.

Но правая рука взлетела к голове и, лишившись последней воли, провела по горячему лбу, тронула щеку, скользнула по шее и опадающим взмахом сдернула платок. Волосы со спелым шуршанием, слышимым даже ему, низринулись на плечи и грудь. И в кабинете стало уютнее, словно включили желтую старинную лампу. Антимонин воодушевленно блеснул очками.

Да она красива! Хорошие волосы есть хорошие волосы. Теперь и кошачьи глаза к месту, и скулы не выделяются, и губы хороши без помады. Эх, Рябинин, зря ты погорел – такие жены долго не ждут.

– Неужели вам не жалко человека? – просто спросила Лида. – Он же ваш коллега, он же много лет работал с вами рядом. Неужели лично вы не допускаете мысли, что тоже можете стать жертвой подлости или обмана?

– Все ходим под богом, – легко согласился Антимонин. – Наша работа такая: обвиняемый чихнул, а ты составь об этом протокол. Но вы зря пришли ко мне. Я тут ничего не решаю.

– К кому же мне идти?

– К заместителю прокурора города.

– И что ему сказать?

Антимонин рассмеялся, но теперь его смех был каким-то свойским, словно они сидели в гостях.

– Только ни в коем случае не говорить того, что говорили мне.

– Не знаю что...

– Рябинина может спасти только объективный факт, а не жалостливые разговоры.

Ее мысль заметалась в бессильных поисках этого объективного факта. И, как всегда бывает с горестной и бессильной мыслью, она ринулась к друзьям и близким людям. Вадим Петельников, которого она зря не дождалась. Вадим Петельников, который ее пытал вопросами о людях, могших зайти в их квартиру. Вадим Петельников... И тут она услышала еще раз, вроде бы издалека, как с того берега: "Рябинина может спасти только объективный факт..." Тот, кто приходил, – это и есть объективный факт? Инспектор тоже его искал?

В голове как блеснуло... Ее воспаленные нервы слили вопросы Петельникова и фразу Антимонина в огненный шнур и безжалостно хлестнули им непробудную память.

– Что с вами? – негромко спросил следователь.

– О-о-о...

– Что такое?

– Я вспомнила, – чуть не шепотом ответила Лида, боясь спугнуть то, что она вспомнила.

– О чем?

– Я вспомнила!

Она поднялась со стула и, шурша волосами по бумагам, склонилась над столом – ближе к следователю. Он слегка отодвинулся, пугаясь ее позеленевших глаз.

– За день до вашего прихода у меня был агент Госстраха! Я провела его в комнату, усадила за стол и отлучилась к телефону... Вспомнила. Вы мне верите?

– Верю, ну и что?

– Да? Так ведь он и положил деньги!

– С чего вы взяли?

– Запишите. Я требую, чтобы мои слова были внесены в официальный протокол.

– Хорошо, – согласился Антимонин, вытаскивая чистый бланк. – Хотя это не факты, но Рябинину для версии пригодится.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я (на отдельном листке). Неужели всем преступникам так же худо от допросов? Неужели их тоже поташнивает? Неужели им тоже видятся лица следователей, стоит закрыть глаза? Неужели они тоже не спят по ночам? И так же, как я, строчат на листках скороспелые мысли... Нет, они не так; у них должно быть не так, потому что им не обидно – знают, что виноваты.

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Кто их придумал, эти исповеди?.. Жан-Жак Руссо? Я приняла три рюмки мятного ликера, а на душу вместо благодати легла тоска осенняя.

Все у меня есть. Чего ж я хожу по квартире, как цепной пес? Я приняла еще рюмочку, итого семь.

У меня нет будущего. Ну что впереди? Деньги? Они я сейчас есть. Слава? Теперешней хватает. Любовь? Не думаю, что в будущем мужики будут интересоваться мною больше, чем сейчас.

А с другой стороны, у всех будущее одно – в земельку. Работаешь, хлопочешь, маракуешь, крутишься, от кого-то спасаешься (это я про себя), кого-то ловишь (это я про вас) – и что же? Казалось бы, за все за это положен рай. Так нет – смерть без всякого рая. Не обидно ли?

Кстати, мята, которая в ликере, способствует умственной деятельности.

Калязина опять переоделась и вышла из дому: серенький плащик, отцветшая косынка, грубые чулки, рассохшиеся туфли. Волосы торчат прошлогодней травой. Ни грамма косметики. Одета под денек, который так и не выжил после ночного дождя.

Она не сомневалась, что за ней следят. Господи, дожила – следят, как за шпионкой. Нужно узнать у юристов, законен ли подобный надзор. Конечно, законен: свободы не стесняют, не трогают, а смотреть на себя не запретишь.

Она дошла быстрым шагом до метро и проехала до конечной остановки. Выйдя на землю, Калязина огляделась, словно не узнавала города. Вроде бы никого. То есть людей полно, но кто из них?.. Она села в троллейбус, в первый, какой подошел. И ехала тоже до кольца, до нового микрорайона, который встал из сегодняшнего тумана инопланетным поселением.

Калязина приостановилась, разглядывая дома. Все одинаковые, вроде гигантских силикатных кирпичей. Она выбрала, который поярче – с зеленью на балконах и сквериком у парадных, надеясь увидеть там скамейку со старухами.

Но погода всех праздных с улицы вымела. Пустая скамейка блестела водой и холодом, как плоская лягушка. Нет бабусек. Раскидывая мозгами и логикой... Дом новый, заселен, скорее всего, в прошлом году. Значит, половина тут деревенских. Вани-Мани, Феди-Парани... Поэтому Фекл и Матрен тревожить не надо. А вот Зинаид, Вер и Ларис...

Где-то высоко, может быть на последнем этаже, хлопнула дверь. Калязина дождалась – из парадной вышла старуха с рюкзаком пустых бутылок. Видать, сынок послал.

– Извините, гражданка, – зашлась в улыбке Калязина, – не могу найти одну женщину. Звать вроде бы Валентиной, живет в этом доме...

– Валентина? Не знаю такой.

Старуха ничего знать и не могла, занятая неподъемным мешком.

– Мамаша, я приехала с дикого Севера, уделите мне секундочку.

– Чего?

– Ищу молодую женщину, среднего роста, симпатичную...

– Тут и все молодые да симпатичные.

– Ну, такая вся из себя.

– Так, может, Райка Фортепьянцева из ателье?

– Раиса, да-да...

– Она и верно, вся из себя.

– Как же я запамятовала: Раиса Фортепьянцева. В какой она квартире?

– В тридцать первой. С работы приходит в шесть, а то и опосля семи.

– Спасибо, я опосля и приду, – пообещала Калязина, бросая взгляд на номер дома: шестнадцатый, улица Тополиная.

Она оторвалась от уже заинтересованной старухи и легко пошла к центру, до которого было километров двадцать. Такси, случайно докатившее сюда, подвернулось как по заказу – Калязина схватила его на лету. Она села на заднее сиденье – с шофером никогда не садилась, – устало назвала адрес:

– Красный переулок, дом три.

Если за ней следят, то как они теперь... Неужели тоже на машине, с рацией, как показывают в кино? Это хамство, она все-таки не шпионка и не убийца. Калязина обернулась – сзади ехал самосвал...

Через полчаса она позвонила в квартиру. Там что-то упало, кто-то пробежал, где-то выключили музыку. Калязина ждала, зная, что пришла, как нагрянула. Дверь приоткрылась.

– Вы? – удивленно пропела ассистентка.

– Я, милочка. Без приглашения, без звонка.

– Входите же.

В передней Калязина сняла плащ и сдернула косынку под удивленным взглядом ассистентки, никогда ее не видевшей в таком бедном наряде.

– Аделаида Сергеевна что-нибудь случилось?

– Пока еще ничего.

Они прошли в комнату. Вера растерянно опустила руки, не зная, что сказать и что предложить своей начальнице, которая впервые была в ее квартире, да еще так внезапно, да еще в такой одежде.

– У вас ко мне дело?

– Дай отдышаться.

– Кофейку выпьете?

– Опосля, как сказала мне одна гражданка. Вера, я попрошу срочно отвезти письмо. Где бы мне его написать?

– Вот тут. – Хозяйка показала на секретер, заменяющий письменный стол.

– А ты одевайся, милочка.

Вера влетела в переднюю, разметав полы халатика из веселого штапеля.

Калязина взяла лист бумаги, достала японскую авторучку и красиво написала: "Раиса! Могут подслушать, поэтому не звоню, как и договорились. Жду тебя по адресу: Красный переулок, дом три, квартира восемнадцать. Камешек у меня при себе, так что можешь захватить деньги. Если до трех не приедешь, то уйду и камень уплывет по другому направлению. А.С". Калязина сложила записку вчетверо, вытащила из широкого кармана безмарочный конверт, тонкие перчатки и беленький пакетик. Надев перчатки, она извлекла из этого пакетика листик ярко-красной бумаги, похожей на копировальную, покрытый несмываемой краской. Записка была тщательно завернута в эту бумагу, вложена в конверт и заклеена. Спрятав перчатки, Аделаида Сергеевна надписала: "Улица Тополиная, дом 16, квартира 31. Раисе Фортепьянцевой".