ему путь от себе». В левой половине рисунка Изяслав дает денежные гривны ляхам, а на правой — безбородый лях с бритой головой сообщает князю неприятное решение о его изгнании из Польши.
Итак, свод 1073 г. предстает перед нами как лицевая летопись, включавшая, по всей вероятности, также и краткую лицевую хронику Ярослава Мудрого, житийные миниатюры сказаний о Владимире и о Борисе и Глебе.
В самостоятельном отборе сюжетов для иллюстрирования Ярославу был противопоставлен Мстислав Тмутараканский и Черниговский. Большое внимание уделено князьям, правившим Тмутараканью (Ростислав Владимирович и Глеб Святославич), а также отцу Ростислава — Владимиру. Судя по исходным материалам для сюжетов наклеек XV в. существовала более полная лицевая рукопись с той же тенденцией. Интерес к судьбе Владимира Ярославича объяснился близостью Никона к его воеводе Вышате, а может быть, и к сыну того — Яну Вышатичу. С рассказом Яна Вышатича связана вставная повесть о восстании волхвов на Белоозере около 1071 г.; она выделяется особенностями стиля рисунков. Приписывать ее внедрение в общую летопись непременно Никону не обязательно — она могла быть вставлена и Нестором, писавшим о Яне Вышатиче: «От него и аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь».
Миниатюры свода Никона в большей степени, чем текст, отражали неприязнь составителя к Изяславу Ярославичу. Чего стоит, например, натуралистический показ киевлянам-читателям сцены расправы с киевлянами — сторонниками Всеслава! Судьба Всеслава, воспетая и былинами и «Словом о полку Игореве», подробно и со смелой симпатией к нему отражена в миниатюрах свода. Не удивительно, что Никону приходилось долгое время скрываться в отдаленной Тмутаракани (что сказалось и на тексте, и на рисунках свода), как его единомышленнику Антонию в Чернигове. Возможно, что свод Никона оформился окончательно не в княжение Изяслава, а в недолгие годы княжения Святослава Ярославича (22 марта 1073 г. — 27 декабря 1076 г.), но после смерти печерского игумена Феодосия, ярого защитника изгнанного Изяслава, обличавшего Святослава как узурпатора престола: «Яко неправедно сотвориша, не по закону седша на столе». Феодосий умер 3 мая 1074 г. От княжения Святослава не осталось великокняжеской летописи. Те краткие заметки, которые есть в «Повести временных лет», враждебны ему.
В 1070-е годы в Киеве создавались такие грандиозные труды, как Изборник 1073 г., Изборник 1076 г. Возможно, что Святославом, любителем пышности (см. миниатюру на л. 115), был задуман также и большой исторический труд, щедро украшенный рисунками, исполнение которого было поручено Никону, имевшему (по Тмутаракани) сан игумена. Во главе Печерского монастыря стоял уже не Феодосий, сторонник Изяслава, а избранный вопреки воле Феодосия Стефан, которого в 1076 г. сменил Никон.
До какого года была доведена летопись Никона, судить трудно, так как в ее последний раздел были вклинены одна за другой три повести: о событии на Белоозере (условно 1071 г.), о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г. и вторая повесть о Печерском монастыре под 1074 г.
Так же трудно сейчас без рассмотрения труда Нестора (см. ниже) решить вопрос и о начальном разделе свода Никона — входил ли в него свод 997 г. или нет? Была ли тогда иллюстрирована вся русская история единой рукой или произошло механическое присоединение Никоновой, части к старой, образовавшее как бы два раздельных тома?
Большой интерес с точки зрения политической борьбы конца XI в. представляет вставная повесть о Печерском монастыре, расчлененная на три части, включенные под годами 1051, 1074 и 1091. Во второй из них дана миниатюра с изображением осла (л. 111). Текст повествует о видениях монаха Матфея, которому чудились черти в церкви, в его келье. Однажды во время утренней службы в церкви старец «возвел очи свои, хотя видети игумена Никона и виде осла, стояща на игумени месте, и разуме яко не встал есть игумен…» (л. 110 о.).
Миниатюра (сдвоенная) рисовалась в два приема: сначала очень широко и размашисто на левой половине была нарисована Успенская монастырская церковь (ее внешний вид), а на правой — какое-то здание. Копииста XV в. начатая им композиция не удовлетворила (очевидно, не умещались персонажи), и он смыл оба здания, оставив только кровли. На левой половине своей сдвоенной миниатюры он изобразил осла, монахов и прислужника у аналоя с книгой; под аналоем — ослиное копыто. Действие должно происходить внутри храма. На правой половине изображен игумен Никон, идущий из своей кельи и сопровождаемый молодым безбородым послушником; в руках у проспавшего начало заутрени игумена книга (рис. 49).
Рис. 49. Миниатюра-памфлет: игумен Никон (составитель летописи, враждебной князю) представлен в виде осла.
Эта злобная карикатура не могла появиться ни в 1074 г., под которым повесть помещена в летописи (Никон еще не был игуменом), ни во время игуменства Никона (1076–1088 гг.). Считать ее изображением художников эпохи Ивана III нет совершенно никаких оснований. Архитектурный фон миниатюры восходит к последней четверти XI в., так как художник копировал образец, на котором была изображена главная печерская церковь в недостроенном виде! Поясним это необычное, но очень важное утверждение.
В Радзивиловской летописи есть 32 изображения различных русских церквей. Как правило, это довольно стандартные одноглавые храмы с тремя закомарами, т. е. схема XI–XII вв. Иногда это — более поздняя схема рубежа XII и XIII вв. с тройной аркой.
Церкви Печерского монастыря изображены пять раз; три раза речь идет о деревянной «церквице малой» (л. 92, 109, 114 о.); она изображалась или по стандарту XI–XII вв., или в виде небольшой шатровой постройки.
В 1073 году еще при Феодосии было заложено «основание» (фундамент) большой Успенской церкви: «на третье лето» при Стефане 11 июля 1075 г. церковь была «скончана», но не освящена. Торжественное освящение церкви состоялось только через 14 лет, в 1089 г.! Это редкостный случай в церковной практике древней Руси.
Радзивиловские миниатюры проливают свет на этот эпизод. Церковная постройка на обороте 92-го листа (поздняя вставка в первую повесть) и на листе 111 (видение осла у аналоя, вторая повесть) показана резко отличной от всех видов изображения церквей в этой рукописи: у нее совершенно отсутствует барабан купола, здание лишено «шеи» и поэтому непропорционально приземисто, кубично (рис. 50). «Скончание» храма было, очевидно, только сведением в одно целое сводов и арок, но не было «свершением», т. е. постройкой верха здания. Необычный облик печерского храма на миниатюрах объясняется тем, что первоначальный художник изобразил недостроенный храм с приземистым временным (очевидно, деревянным) куполом, каковым он, очевидно, оставался до конца 1080-х гг., так как иначе невозможно объяснить столь длительное пребывание храма без окончательного освящения. Если у него не было барабана и настоящего кирпичного купола, то нельзя было завершить и важнейшую каноническую часть фресковой