Читать интересную книгу Черный Гетман - Александр Трубников

— Братья ордена Иисуса, как любые христиане, чтут традиции истинной церкви. Двери любого храма открыты для молящихся в любое время дня и ночи. Нужна ли тебе какая-то помощь? Служка может почитать требник и найти подходящую случаю молитву.

— Благодарю, святой отец, но мне хотелось бы побыть одному. Воину изо всех молитв достаточно "Отче наш…". Единственная моя просьба — устроить на ночь коней. Мы скакали без роздыху от самого Вильно.

— Их можно оставить во дворе конгрегации, — кивнул настоятель. — Благородные животные требуют особого ухода. Я попрошу братьев, чтобы им дали лучшего зерна.

— Вот мои пожертвования на храм, — воин опустил руку в сумку и положил на ладонь брата Климека тяжелую стопку золотых полновесных рейхсталеров.

— Не нам, не нам, Господи, но только для прославления имени твоего, — пряча деньги в карман, ответил щедрому шляхтичу настоятель. — Что же, молись сын мой, да упокоится душа твоего друга в райских кущах. Только прошу тебя об одном. Ты не должен покидать освященную землю до восхода солнца.

— Это я тебе обещаю, — кивнул воин.

Лично убедившись в том, что кони приезжего расседланы, напоены, вычищены и устроены в сухие и теплые стойла, брат Климек проводил приезжего в храм, закрыл за ним врата врата и запечатал их надежнейшим из запоров — крестным знамением.

* * *

Разглядывая внутреннее убранство храма, Ольгерд вспомнил панегирик Радзивиллу Сиротке, вынесенный в эпиграф книги, которую он прочел в рижских подземельях, "Возвел храм божий, крепость для родины, коллегиум для наук, убежище для утративших и убегающих от мира; был гордостью в бою, светом в совете; увидел и познал землю. Если бы мы двух таких имели мужей, легко бы обогнали Италию".

Чтобы скоротать время, Ольгерд, как учили еще в монастырской школе, принялся разбирать эпитафию по частям. Храмом божьим, о котором шла речь, являлся, без сомнения, этот самый костел, построенный, как и все иезуитские церкви, по образу и подобию римского собора Эль Джезу, где был погребен основатель ордена, Игнатий Лойола (об этом Ольгерд вычитал в тех же архивных бумагах). Крепостью для родины был возвышающийся над озером Несвижский замок, коллегиум для наук — иезуитская школа, а убежище для утративших — бенедиктинский монастырь. Насчет же "обогнать Италию", хотя обширные владения Радзивиллов, простирающиеся от Вильно до Львова и от Бреста до Могилева и назывались частенько в бумагах "Литовской Ломбардией", у Ольгерда имелись большие сомнения, и он приписал эту фразу скорее восхищению благодарных потомков, нежели истинному положению дел. Уж больно велика в Литве была разница между роскошной и просвещенной жизнью магнатов и незавидным существованием разбросанных по лесам едва сводящих концы с концами, страдающих от бесконечных войн деревень…

Столица литовских магнатов была, в отличие от того же шумного Вильно, немноголюдной. Как и во всех местечках, разбросанных от Риги до Чигирина, жизнь здесь замирала с заходом солнца. Ольгерд, ориентируясь по бою часов здешней ратуши, стоически выждал еще час, за который с улицы только раз донесся рокот проезжающей по улице телеги. После того, как часы отбили положенные для таких случаев двенадцать раз, выскользнул их храма на улицу через боковой выход и направился прямо к стене, в двух шагах от которой возвышалась чуть припорошенная снегом тумба с маленькой металлической дверью.

Слава богу, успел в дороге порасспросить несвижских жителей о костеле, иначе искал бы вход в подземелье до третьих петухов. Горожане усыпальницей Радзивиллов гордились и рассказывали о ней заезжему шляхтичу охотно и многословно, а потому про то, что вход, предназначенный для проникновения в гробницу немногочисленных посетителей расположен снаружи он уже знал.

Согнувшись в три погибели, Ольгерд протиснулся в узкий проем. В усыпальницу вели высокие неудобные ступени, благо сама крипта расположена была неглубоко под землей.

Фамильный склеп всесильных литовских магнатов занимал все пространство под костелом и был на четверть заполнен почерневшими от времени большими деревянными гробами и несколькими большими каменными саркофагами, стоящими на лапах грифона.

Припасенная свеча ему не понадобилась. Ночной ветер разогнал висевшие над городом тучки, и в длинные смотровые окна, проделанные в церковном фундаменте, щедро полила свет полная желто-яблочая луна.

Чтобы добраться до нужного места, Ольгерду пришлось пересечь подземелье. Пробираясь меж чинно упрятанных в каменные и деревянные ящики, обвитые проволокой, скрепленной гербовыми радзивилловскими печатями, покойников он не испытывал особого страха. Разве что некоторое неуютное ощущение, которое, впрочем, не оставляет даже самого разудалого храбреца, оказавшегося ночью на кладбище. Его взгляд волей-неволей натыкался на металлические таблички с выгравированными на них родословными и эпитафиями. Из жизнеописания Криштофа Сиротки он знал, что несмотря на невообразимое свое богатство, несвижские магнаты не жаловали пышные похороны, а в гробы ложились в простой одежде и вовсе без драгоценностей…

Нужное место нашел почти сразу — в тыльной стене усыпальницы имелся запертый люк, по которому опускали вовнутрь гробы. Как и было указано в записке, в нескольких шагах от люка обнаружилась нужная плита, рядом с которой стояли два каменных гроба. Ольгерд чуть постоял, вслушиваясь в тишину, потом решился и, крепко взявшись за углы, сдвинул левый гроб на полвершка вперед, а правый на полвершка назад. Плита вздрогнула, выбивая пыль из трещин, осела в пол и сдвинулась в сторону, открывая узкую черную щель. Ольгерд опустил руки в щель, толкнул плиту и она, словно двигаясь в хорошо смазанных пазах, с тихим рокотом ушла вперед, открывая широкий проход.

Прежде чем ступить на каменную лестницу и спуститься в неведомое подземелье, Ольгерд еще раз огляделся вокруг. Не было ни малейшего сомнения, что если похищенные в Кирилловской церкви саркофаги князей-Ольговичей тайно доставили в Несвиж, то прятали их именно здесь. Каменные ящики можно было, не привлекая много народу выгрузить через люк, а потом при помощи блоков и веревок, опустить в тайное подземелье — на потолочной балке, замаскированный под светильник, был намертво укреплен мощный железный крюк, способный выдержать и царь-пушку. Собравшись с духом, Ольгерд сошел вниз и вернул на место плиту — если верить дряхлеющему графу, чью запись он обнаружил в архивах, то покидать это место принято было другим путем…

Внизу было по-настоящему темно. Ольгерд достал свечку, расправил пальцами скрученный фитиль и, чиркнув кресалом, зажег растопку. Пламя свечи, разогнав по стенам суматошные тени, раздвинуло темноту. В глубину подземелья, длинным теряющимся во мраке пологим спуском, вела высокая, в полтора роста и широкая, хоть телегой заезжай, галерея.

Выполняя указания, оставленные в записке, следовало сделать двадцать шагов вдоль правой стены. Вскоре выяснилось, что ноги у графа Кшиштофа Сиротки, были короче, чем у Ольгерда — на перегораживавшую боковой проход плиту, вырезанную из цельной глыбы гранита, он наткнулся на восемнадцатом шагу. Это была последняя преграда на пути к тайному склепу.

Отсчитав третий справа вделанный в стену держатель для факела, Ольгерд повернул его по часовой стрелке и за декоративным щитом открылась дыра. Засунув руку внутрь, он нащупал кольцо и потянул его на себя. Плита, точно так же как и люк в полу усыпальницы, с хрустом вдавилась внутрь и ушла вбок, открывая сводчатый коридор, в конце которого чернела большая крипта.

Внутри был сухо, пахло деревом и пылью, но стоило пройти в глубину комнаты, как пламя свечи чуть пригасло — гранитная плита, перегораживавшая вход, наглухо перекрывала доступ воздуху.

Поплевав на пальцы, Ольгерд поправил фитиль. Огонек стал светить немного повеселее, так что можно было и оглядеться.

Слева у входа в крипту стояли два больших окованных железными полосами ящика с надписями на арабском, итальянском и бог еще знает каких языках. Именно в таких коробах путешественники перевозят морем свой груз, — стало быть внутри не иначе, как те самые египетские мумии. Дальше, в глубине высились выставленные в ряд торцом к стене четыре больших мраморных саркофага. Вырезанные из цельных мраморных глыб, они стояли на ножках, сделанных в виде львиных лап. Крышки у саркофагов были островерхие, домиком, по всей мраморной поверхности шли вписанные в круг непонятные знаки, меж которыми теснились, птицы и звери, переплетенные филигранно вырезанной виноградной лозой.

У Ольгерда перехватило дыхание. Не было ни малейшего сомнения, что это именно те самые домовины, в которых похоронены его далекие предки. Поиски Черного Гетмана завершились. Дело осталось за малым — выяснить в каком из четырех спрятана таинственная реликвия. Ольгерд подошел к саркофагам, поставил на пол свечу и, положив ладони на одну из крышек, долго стоял, грея руками холодный шершавый камень. Истым христианином он никогда не был. В церковь конечно, ходил, на красные углы крестился, и на Пасху разговлялся истово, не слабее рыльского батюшки, но в воинской своей жизни твердо исповедовал лишь одну заповедь — на бога надейся но сам не плошай. И вот теперь, собираясь с силами перед тем, как поднять крышку и заглянуть вовнутрь робел, словно забравшийся в соседский сад оголец.