мнение святого отца.
— Я вам не советчик, молодой лорд. Лишь один человек имеет право требовать моих советов, и он никогда не прислушивается к ним.
— Я не требую, ваша светлость, и не настаиваю, а смиренно прошу. Вы несравненно более сведущи в данном вопросе, чем кто-либо другой из святых отцов.
— Что за вопрос?
Глаза Галларда Альмера располагались в темных впадинах под густыми бровями, рот был сжат и изогнут вниз, на скулах выпирали желваки. Это было лицо человека, живущего в непрерывной суровой борьбе. Он назначил Эрвину встречу не в собственной резиденции и не в особняке Ориджинов, а в соборе Праотцов, у алтаря из черного мрамора — это тоже говорило о многом.
Переубедить такого человека невозможно, Эрвин не питал на сей счет иллюзий. К счастью, требовалось лишь подтолкнуть приарха в ту сторону, в какую он, по расчетам Эрвина, уже склонялся сам.
— Я думаю о братской любви, ваша светлость. Мне знакомы два брата из благородной семьи. Вопреки справедливости, их отец передал владение младшему брату, а старшего сделал священником. Младший брат избрал путь, неугодный богам. Он сделался советником могущественного сюзерена, и давал советы, которые благочестивый старший брат назвал бы ересью.
Галлард Альмера скрипнул зубами.
— Это насмешка?! Я не потерплю насмешек!
— Ни в коем случае, ваша светлость! Я имел в виду семью, незнакомую вам. И мне не до насмешек. Старший брат — благородный и мудрый человек — находится в тяжких сомнениях. Я ищу способа помочь ему, но не уверен в своей задумке, и потому решил поделиться мыслями с вами.
— Нет любви чище, чем любовь брата к брату или сестры к сестре. Нет уз крепче и надежнее, чем связи меж братьями и сестрами. Брат, береги и опекай брата, раздели с ним горе и радость, хлеб и кров, а при надобности отдай за него жизнь. Так сказано в Писании. Это лучший и единственный совет, что можно дать.
— Ваша светлость, я сказал старшему брату именно это — конечно, более простыми словами. Он ответил, что любит младшего и никогда не причинит ему вреда, и я могу быть спокоен на сей счет. Но сомнения, что гложут старшего, несколько иные.
— Какие же?
— Дочь младшего брата, племянница моего друга. Она обещана в жены своему сюзерену — весьма и весьма могущественному лорду. Девушка воспитана отцом и, конечно, впитала его еретические взгляды. Став женой великого лорда, она поддержит его на пути ереси. Но если бы женой лорда сделалась другая девушка, более благочестивая, она могла бы сдержать его в лоне Церкви…
— Узы брака священны и нерушимы.
— Ваша светлость, брак еще не заключен, не было даже помолвки. Есть лишь устный договор. И вот старший брат — дядя невесты и мой хороший друг — терзается сомнениями. Родственный долг велит ему благословить невесту, но долг перед богами подсказывает: ты должен расстроить свадьбу.
Архиепископ прищурился.
— А разве в силах старшего брата помешать браку племянницы?
Вот здесь начинается тонкий расчет.
Власть Церкви не так явно ощутима, как власть Короны и Великих Домов. Но от этого она не становится менее значимой. Сила Церкви — в словах приходского священника, обращенных к черни. Великие лорды вспоминают о своих крестьянах лишь в день сбора налогов, в остальное время их не заботит жизнь простонародья. Императорские собачки — чиновники на государственной службе — следят лишь за тем, чтобы указы владыки исправно претворялись в жизнь. Церковь — единственная сила, что дает себе труд говорить с чернью. Мысли, живущие в головах крестьян, — это мысли, высказанные на проповеди. Правда крестьян — то, что приходской священник назовет правдой. Церковь может убедить простонародье покорно следовать за своим лордом, чья власть «дарована богами, а мудрость унаследована от Праотцов». Но с той же легкостью Церковь может и обратить крестьян против лорда, склонить их пусть не к открытому мятежу, но к молчаливому упрямству. Управлять народом, когда Церковь стоит на твоей стороне, — все равно, что править обученной лошадью. Управлять чернью без помощи Церкви — гнать стадо ослов.
Приарх Галлард Альмера привык перечить императору. Аббаты Праотеческой ветви вещают с кафедр о вреде реформаторства, о кознях колдунов-ученых, о том, что руками Праотцов и Праматерей восемнадцать веков назад было создано идеальное государство, и всякие изменения — опасная ересь.
Владыка Адриан, в свою очередь, пытается преодолеть сопротивление Церкви. Его верные собачки проводят парады искровой пехоты, зажигают искровые огни в деревнях, посвящают шумные праздники открытию очередной рельсовой станции, создают школы и факультеты, печатают книги. Всеми силами Корона старается показать народу блага науки и прогресса… и не слишком преуспевает в этом. Все просто: искровых огней и поездов, и печатных книг пока слишком мало, большинство крестьян ни разу в жизни не видели ни того, ни другого, ни третьего. Зато приходской священник есть в каждом селе!
Согласно расчетам Эрвина, владыка Адриан уже должен был прийти к решению избавиться от приарха — например, обвинив его в предательстве. Император наверняка сделает это, но не сейчас. Непопулярную расправу с церковным лидером он отложит на октябрь — когда решающее заседание Палаты останется позади.
А теперь — маневр.
Император до того привык к несгибаемому упрямству приарха, что последнему достаточно пойти на небольшую уступку — и Адриан поверит в его лояльность. Репутация отчаянного упрямца сыграет в пользу Галларда: император не заподозрит такого человека в хитрости. Если убедить Галларда немного смягчить сопротивление, то все останутся в выигрыше. Владыка решит, что Церковь смирилась с реформами; Галлард сохранит сан, а Эрвин София Джессика получит первого сильного союзника.
— Видите ли, ваша светлость, — заговорил Эрвин, — сюзерен моего друга — великий человек. Он терпеть не может действовать по принуждению. Политические причины склоняют его к браку с этой невестой, и отсутствие выбора бесит его. Сюзерен полагает, что все его вассалы на ее стороне. Но секрет в том, что это не так.
— Неужели?
— Да, ваша светлость. Несколько вассалов сохранят преданность лорду и в том случае, если он выберет другую невесту.
Эрвин медленно поднял правую руку наподобие геральдического медведя Нортвуда. Затем выставил вперед обе руки и скрючил пальцы, как сжатые когти животного. Затем провел по груди две линии, изобразив герб Надежды — латника с крестом на груди.
Эрвин соврал. Он лишь собирался склонить на свою сторону Нортвуд и Надежду. Но был уверен, что их упоминание произведет впечатление. Коалиция из