Всё, что касалось Древних, было неизменно и непостижимо – и людям оставалось только смириться. Без возможности повлиять или изменить. Этот мир больше не принадлежал человеческой расе. И то, как люди вплотную подобрались к пределу, за которым они бы могли всерьез конкурировать с силами природы, осталось в далеком и туманном прошлом. Только старые запрещенные исторические книги напоминали сухими строками о победах и поражениях, успехах и неудачах – о долгом пути человечества к роли хозяев этого мира. О пути, который уткнулся в тупик – в пришествие Древних.
Рио встретило Астора дождем и удушливым запахом гниющей рыбы, когда он вытерпел последние километры монотонного перестука железной дороги и спрыгнул на глинистую насыпь. Музыкант без сожаления покинул старый рассохшийся товарный вагон, стены которого не защищали даже от ветра, что уж говорить о бесконечном и однообразном ливне. Ненастье преследовало Астора от самых границ Бразилии – без молний и даже без грома. Просто бесконечная занавесь дождя – сырая одежда, хлюпающие башмаки, разваливающиеся в пальцах галеты, промокший чехол бандонеона, даже бензиновая зажигалка не с первого раза рождала крохотный огонек.
Астор устал от дождя.
Всё прочее утомило тоже. Но дождь изливался из низкого неба здесь и сейчас. А прочее было далеко – за двумя границами, одним океаном и тремя годами.
Он устал от болей в суставах левой кисти. В каждом пальце по семь фаланг – и как на удивление мучительно и долго может болеть каждый палец. Даже странно – темно-зеленая с синими прожилками кожа, морщинистые бородавки, окруженные серыми кожистыми кольцами, плотные перепонки между последними фалангами – кисть более всего походила на часть тела глубоководных, но при этом жутко не любила сырость и дождь. А на севере, там, где дожди давно стали редкостью и посреди континента расползлась Среднеамериканская пустыня – резиденция Хастура, – левая рука беспокоила редко. Но здесь, в царстве бесконечного дождя и сырых ветров, она одаривала болью каждую минуту, не позволяя забыть о «подарке» Глааки любимому музыканту.
В какой-то степени Древний поступил милосердно, когда Астор попросил отлучить его от двора. Мог бы просто превратить в слугу – зомби, налитого от края до края ядом, – и выпустить на волю, бесконечно бродить вдоль русла Северна в компании таких же неприкаянных, озлобленных – и вечно живых. А вместо этого Глааки просто отпустил музыканта.
Ну, почти просто…
И теперь Астор старался не смотреть на левую руку. Был бы чуть смелее – отрезал. А так приходится терпеть. Тем более что музыкант не был уверен, что не отрастет вновь. Он уже видел подобное и знал, что от «милости» Древних так просто отказаться нельзя.
День уже почти закончился. Над горизонтом сквозь лохматые, изорванные ветром тучи проглядывалось мутно-оранжевое пятно. Солнце уходило за далекие зубчатые, изъеденные дождями скалы.
Пора искать место для ночлега. С десятипалой рукой не стоило ждать радушного приюта в людских гостиницах, и Астор направился в анклав тритонов, дальних родственников глубоководных. Больше, чем тварей Древних, в большинстве мест, где бывал музыкант, люди ненавидели Измененных – таких как Астор. Достаточно крохотной «печати», чтобы стать изгоем. Открыто показывать ненависть к Древним или к их слугам было опасно. Зато совершенно безнаказанно можно травить Измененных.
Чем обыватели и пользовались.
Иногда Астору казалось, что человечество сполна заслужило всё то, что с ним произошло.
Нет, это бессмысленные философствования.
Им легко и приятно предаваться на берегах Северна. Но не здесь. В этих краях он должен поучаствовать в одном безумии, а также найти жену и вытащить ее. Как уже помог сыну. Из той спасательной операции Астор вышел с «загадочной бутылкой» и присягой Глааки. Сейчас вряд ли выйдет дешевле.
Древние неохотно отпускали тех, кто попадал к ним. Астору это чем-то напоминало коллекционирование – когда-то в детстве у него был целый альбом марок. Отец работал на почте и приносил конверты, которые так и не нашли адресата, и Астор засиживался допоздна под лампой, длинным тонким пинцетом аккуратно отделяя яркую марку от серой и грубой почтовой бумаги. У него скопилось почти полтысячи картинок из разных стран мира. И он так же, как и Древние, не хотел меняться, не желал дарить или продавать – каждая марка была особой, каждая уникальной.
Утром Астор должен найти неизвестных ему людей – похоже, они относились к тем типам, которых с удовольствием избивает полиция, если поймает. Хотя с большим удовольствием их отдают адептам Древних. Потому что если у будущих партнеров Астора хоть что-то получается, гнев Древних падает на всех вокруг – и виновных, и непричастных. OLA давно уже известна по всему континенту. И если они решили подпортить настроение Апхум-Зхаху, Астор ничего не имел против. Музыкант нужен им, они нужны ему. Всё честно.
Точнее, им нужна только его рука. Десять многосуставчатых длинных пальцев, покрытых влажной, липкой темно-зеленой кожей.
Вербовщик OLA нашел его сам, когда Астор только интересовался, как попасть к Стене Смеха. Есть люди, которые ведут учет всех неприкаянных и озлобленных. Наверное, где-то, в земном филиале ада, есть толстый гроссбух, куда записывают имена. Сотни, тысячи имен. И Астор явно оказался на одной из первых страниц.
Человечек, который вышел на музыканта, выглядел жалко – кривой рот, тщедушное тельце, бегающие, гноящиеся глазки, переломанная жизнь. Но то, что он предложил, музыканта заинтересовало – оно почти что совпадало с тем, чего хотел и сам музыкант.
Иногда звезды сходятся, и некого благодарить, кроме слепого случая.
И теперь Астор не спеша прогуливался по набережной Рио, искоса поглядывая на гору Корковаду, точнее, на яростный столб серого пламени, уходящий в низкое грозовое небо. Святилище Апхум-Зхаха, покровителя и владыки этих мест. Там на горе, за храмом – Стена Смеха. Там же где-то цель его будущих компаньонов из OLA. Там сырой морской ветер уносит в горы смех его жены.
И неважно, что она ушла от него много лет назад, избрав служение Древним. Сын напомнил о долге отцу, встав под удар. И теперь, когда младший член семьи свободен и будет жить дальше настоящей жизнью, главе семейства необходимо помочь Диане исправить ее ошибку. Иначе зачем всё? Единожды создав семью, ты вовеки отвечаешь за всех. Можно спрятаться за цинизмом и прагматизмом. А можно просто быть мужем и отцом, и неважно, сколько лет и километров разделяют.
Ремень бандонеона больно резал плечо – рубаха пропиталась влагой даже под кожаной курткой и натирала кожу. Пять килограммов – это немало, даже если привык к ним за целую жизнь. Но без инструмента Астор себя не представлял.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});