class="p1">– Овощи по-китайски. Подумал, что надо бы сыну овощей поесть.
– М-м-м, звучит интригующе. Ты не слишком много имбиря кладешь?
– Нормально.
– А чеснок не забыл?
– Эллен, не лезь.
– Я просто помочь хотела.
– Пей молча и не влезай в процесс.
– Ну а как же…
– Эллен!
– У меня же большущий опыт, я хочу им поделиться. Дай сюда нож. Смотри, как надо, ты же не так все режешь.
– Нет, не дам. Не мешай! Уж овощи-то пожарить я могу!
– Я хотела помочь, вот и все!
– Не надо! Тебе давно пора понять: если что-то делается не так, как ты хочешь, это не значит, что это делается неверно. Вот ты все время жалуешься, что должна все за всех делать, а это просто ты сама не можешь ослабить контроль, отпустить поводья и дать людям поступать так, как они сочтут правильным. Никогда не поздно расслабиться.
– Ты сейчас о готовке говоришь?
– Не совсем, точнее, совсем не. Раз уж хочешь помочь, то налей мне вина и поболтай со мной, но без критиканства, окей?
– Окей. А почему бы тебе…
– Эллен!
– Хорошо! Хорошо, вот твое вино. А еще бутылка есть?
– Обижаешь, есть, конечно!
В конце концов у Саймона овощи получились на славу и без всякого вмешательства с моей стороны. Может, он и прав, совсем чуть-чуть, и людям необязательно делать все по-моему. Но я в этом ему ни за что не признаюсь.
Четверг, 25 июля
Кажется, Джейн, наконец, повзрослела. Она искала себе наряд на вручение аттестатов, которое состоится сегодня вечером, и еще бальное платье для торжественного выпускного вечера, который будет завтра (наши школы идут по пути американизации всего и вся, диснеевские принцессы и все такое), в связи с чем даже попросила моего совета. Это весьма примечательный факт, ведь еще на прошлое Рождество у нас с ней состоялся очередной скандал: она отправляла мне ссылки на всякие платья, по мне они были вполне симпатичные, но она каждый раз устраивала крик, что платье отстой и оно ей не нравится и я – тупая и ничегошеньки не смыслю в моде.
В конце концов мы выбрали ей платье, используя банальную стратегию от противного. Она опять отправила мне фотку, и я ей сказала, что платье ужасно, на что она начала настаивать, что как раз это платье она и хочет. Потом я предложила надеть бабушкины жемчужные серьги, и она отбрила меня, так как не хочет выглядеть как дешевая проститутка. Хорошо, бабушка не слышит таких комментариев, вот уж она бы оскорбилась. Я ей сказала, что ничего дешевого в этих жемчугах нет и я сама надевала их на собственную свадьбу, на что Джейн так смерила меня взглядом, что я метнулась пересматривать свои свадебные фотки, чтобы удостовериться, а не выглядела ли я как дешевка (ничего подобного, Джейн просто язва).
Но в этот раз она подкатила ко мне с вполне себе симпатичным платьем, и когда я сказала, что не знаю, может быть, что-то другое поискать, у нее испортилось настроение, она заявила, что платье ей нравится и она надеялась, что мне оно тоже понравится, тогда мне пришлось выкручиваться и попросить ее показать другие варианты, и после этого я согласилась, что да, то первое платье намного удачнее, и я просто с первого взгляда не разглядела, какое оно милое. А потом она спросила у меня, какую обувь надеть с этим платьем, и когда я показала ей подходящие туфли, она сразу согласилась!
Мы прослушали длинные спичи от школьной администрации, классного руководителя, бывшего выпускника, который пытался напутствовать нынешних выпускников не сдаваться и идти к своей цели, ведь он сам уже в который раз не может попасть в олимпийскую сборную, но все равно пытается и не сдается, я от скуки захрапела, но Саймон пребольно ткнул меня под ребра.
– А почему ты не сказал, что Джейн тоже будет выступать с речью? – прошипел он.
– Чего? – со сна промычала я. – Джейн? Выступать? Она ничего не говорила.
И тут я вижу Джейн на сцене, моя доченька, такая уверенная, умная, четко и ясно говорит, еще и шутит, и ни одного матерного слова, что удивительно, ведь она обычно изрыгает только всякие ругательства (в последнее время у нее какое-то творческое поветрие на изобретение ругательств, как-то на днях она назвала своего брата горбатым хренотером. А что, мне понравилось). Джейн говорила о том, что школа дала ей не только образование, но и научила жизни, и как же я была поражена, что в своей речи она упомянула своих родаков, и что ей повезло как никому иметь таких любящих и понимающих родителей. Для тех же выпускников, у кого родители были не столь замечательными, школа стала вторым домом.
Джейн публично признала, что мы ее всегда поддерживаем и любим! Она на людях признала мое существование! Я была вне себя от шока, во-первых, а во-вторых – от гордости!
Я бросилась ей навстречу.
– Джейн, а ты не сказала, что будешь выступать с речью!
– Ну, типа да, я же знала, что ты начнешь заранее нервничать.
– Ты прекрасно выступила.
– Мам, расслабься, ладно? Не надо вот это все.
И вот так легко и просто закончилась школа, Джейн официально уже не ребенок. Моя девочка совсем взрослая. Я говорила это за праздничным ужином и не смогла сдержать слез, зарыдала, на что Джейн просила меня взять себя в руки. После ужина, когда Саймон отвез нас домой, он обнял меня на прощание и шепнул на ухо: «Я знаю, тебе страшно, мне тоже. Но мы с тобой как-то справлялись все эти восемнадцать лет. Наша девочка выросла, она не беременна, не в тюрьме, она готова к самостоятельной независимой жизни. Помни, в этом и есть смысл воспитания детей».
Август
Суббота, 3 августа
В обед позвонил Саймон, в голосе у него слышались панические нотки. Его родители приезжали из Франции на несколько дней, они хотели навестить свою дочь Луизу и ее поэтическую мастерскую в Ковентри, но его мать попала в больницу с жалобами на боль в груди, и выяснилось, что у нее был инфаркт. Ей сейчас получше, но она хочет повидать своих внуков. Я предложила отвезти Саймона с детьми в Ковентри, но он отказался.
– Я до сих пор в шоке от известия о маме, боюсь, я не выдержу еще и твоего стиля вождения, для меня это смерти подобно. Но если ты не против, то поедем