читала с листа.
– Слышь, мелкий. Задание тебе важное. Сейчас новости будут, а мне, короче, с твоей мамкой перетереть надо. Ты внимательно смотри, потом расскажешь, что в мире делается, понял? – Мальчик кивнул. – Молодчага. Давай краба… Ну, руку. Да не левую, правую. Ща, я погромче сделаю.
– Нижнешахтинский свинцовый комбинат установил новый рекорд по отгрузке, – раздалось на всю однушку.
А сам Гендос прошмыгнул в ванную, тихонько закрыл дверь на щеколду. Скользнул ладонью под Надькино платье, погладил по бедру.
– Гена! Ты чего? Лерик же дома!
– Ничего, он делом занят. А ну-ка иди сюда…
Левая рука нащупала грудь в вырезе платья. «Без лифчика!» Пальцы отыскали сосок, сдавили; раздался приглушенный стон.
– Ну Гена, ну поздно же. Завтра, может, когда… Ах!
Это он пробежал пальцами выше, уткнулся в мягкую плоть. По телу Надьки пробежала дрожь. Она тряхнула головой, обдав Гендоса ароматом шампуня и свежевымытых волос.
– Ладно, только не громко…
* * *
Перед сном Надька наглухо зашторила окна: «Мало ли кто заглядывать будет». Кто там может заглянуть на третьем этаже, непонятно. Валерка, послушно пересказав все новости – кому-то вручили грамоту на местном комбинате, повысилась рождаемость, выплачены пенсии, – быстро уткнулся в стенку и засопел. Гендос прижался к своей женщине, в порыве чувств принялся целовать в шею, та отодвинулась:
– Перестань, я возбуждаюсь. Мы же только что…
– Угу, – довольно подтвердил Гендос, щекоча щетиной.
– Неугомонный…
Второго раунда не последовало. Надька извернулась, отодвинулась к стенке и скоро засопела. Гендос же опять не мог уснуть: чернильная тьма тяготила, вдавливала в кровать, словно толща воды на глубине океана – того и гляди череп треснет. Не выдержал – незаметно, чтоб не разбудить никого, снова выскользнул к форточке. Зашел на темную кухню, озаренную желтушным светом уличных фонарей, и застыл. Из окна смотрело лицо. Вернее, противоположность лица – гладкое белое ничто, растущее из тощего разлапистого тела. Будто гаражный кошмар выследил его до самой квартиры и теперь ждал удобного случая, чтобы просочиться неестественно сухощавым торсом прямо в форточку.
Наваждение длилось едва ли секунду, но Гендос почувствовал, как холодный пот почти насквозь пропитал футболку.
– Ёшки-матрешки, так и карачун схватить недолго!
За окном на фоне лысых ветвей колыхался шарик – тот самый, купленный для Валерки на рынке. От уличного холода белые бока покрылись уродливыми морщинами.
– На кой же ты его снаружи-то…
Курить расхотелось. Почему-то дурацкий шарик за окном вызывал в Гендосе малообъяснимое беспокойство: словно он там оставлен для кого-то, будто Валерка таким странным способом «пометил» их квартиру – как домушник. Но для кого? Уж не для того ли «папы», что по стенам ходит?
Гендос проворочался остаток ночи и только под утро задремал. Проснулся от звона будильника. Надьке пора было на работу, а Валерке – в детский сад.
– Отведешь его? Он знает где, тут за углом буквально.
Гендос вздохнул: отоспаться не удастся. Зашел на кухню – хлебнуть кофе, взглянул в окно: шарик пропал.
«Ветер, наверное», – подумал Гендос. Веревочки на ветке тоже не обнаружилось.
Погода стояла премерзкая – накрапывал мелкий дождик, промозглый туман промораживал до костей. На этот раз детей во дворе не было. Гендос с Валеркой направились через детскую площадку, но на середине остановились: там, где малые вчера играли с мелками, красовалось очередное жуткое художество. На этот раз тощий уродец раскинул лапы на какую-то необъятную ширину – туловище и голова сосредоточились в середине асфальтового пятачка, а конечности расходились по дорожкам, так далеко, что кистей не разглядеть. Вместо лица – все то же тщательно заштрихованное до кипенной белизны ничто. Гендос метко харкнул прямо в центр отсутствующей морды и растер плевок ботинком так, что мел размазался: в отместку за собственный испуг в гаражном кооперативе. Запоздало глянул на Валерку – тот пучил глаза, точно Гендос плюнул на икону или портретом президента подтерся. Словом, совершил нечто запредельно кощунственное.
– Чё? Это супергерой какой-то ваш?
Валерка промолчал, но от Гендоса не укрылось, как он осторожно – по бордюрчику – обошел голову страхолюдины: чтобы не наступить. Гендос пожал плечами. Он и сам в детстве во всякую хрень верил: и во Фредди Крюгера, и в Матерного Гномика, и Пиковую Даму вызывали – было дело. Ничего, перерастет.
До детского сада дошли быстро. За решетчатым забором, точно зеки на прогулке, толпились детишки: все белобрысые, бледные и худющие, как узники концлагеря. Вместе с воспитательницей они мастерили из длинных жердей какое-то чучело – к Масленице, небось. За процессом следила дородная воспитательница.
– Ну, беги. Мамка вечером заберет.
Валерка нырнул в калитку; даже не попрощался.
«Ну и хрен с тобой!»
Сам же Гендос решил заняться делами. Следовало найти зарядку для древней несуразицы, врученной ему Аллой Константиновной. Сориентировавшись на местности, он направился к базару. Нижнешахтинск лениво просыпался: открывались магазины, загорались вывески, хлопали двери. Парикмахерши, официантки и лоточницы с любопытством поглядывали на Гендоса.
«Ну чисто бабье царство! Прям Иваново – город невест!»
Словно в пику его выводам, на автобусной остановке он наткнулся на целую толпу мужиков. Серолицые, в одинаковых робах, с потухшими глазами, они напомнили Гендосу зоновских опущенцев: петухов, чертей и прочую тюремную шушеру. Сутулые спины, вялые полушепотки, какие-то чмошные лица. Один за другим они погружались в красный «Икарус». Под лобовым стеклом висела картонка: «Нижнешахтинский свинцовый комбинат».
«Вот оно что! Шахтеры!» – догадался Гендос. Теперь понятно, откуда землистый цвет кожи и сутулость – в забое не позагораешь.
На базаре было по-утреннему шумно: торговки раскладывали товар, мясничиха принимала из грузовика замороженные и обезглавленные туши, неподалеку стучал колодками безногий бомж. Гендос отыскал палатку с мобильниками, дисками и прочими электротоварами. На раскладном стульчике, нахохлившись, сидел шкет лет двадцати – играл в телефон.
– Здорово. Слушай, мне бы зарядку вот, под агрегат.
– По ретро угораешь? – лениво поинтересовался шкет, взял мобильник, – Ща, покопаюсь, у меня здесь коробка была.
Пока продавец ковырялся в проводах, Гендос осматривал полки. Пиратские фильмы – по восемь штук на диске, какой-то софт, порнография, игры. Своего компа у Гендоса никогда не было; разве что, случалось, по молодости стрясал мелочь со школоты, чтоб погонять в «Контру» в игровухах. Из интереса он пробежался взглядом по обложкам: какие-то маги-рыцари-монстры. Вдруг одна привлекла его внимание, да так, что внутри аж похолодело: на фоне темного леса возвышалась тощая мрачная фигура во фраке. Тьма клубилась над плечами, сплетаясь в щупальца, а вместо лица белела голая гладкая плоть. Во рту почему-то пересохло.
– Слышь, это кто?
– Где? – отвлекся шкет от поисков. – А, это. Ты в Слендермена не играл? Там, типа, по