не рекомендуется даже при наличии желания и возможности для их осуществления».
«Онанизм… – совершенно противоестественный способ удовлетворения полового чувства. <…> Применительно к демографическим показателям в нашей стране наиболее оправдано определение онанизма как противоестественного и порочного способа половой деятельности» (Юнда И. Ф., Юнда Л. И., 1990. С. 138, 147, 160, 224, 225).
Учебные пособия для школьников были, естественно, еще консервативнее и старались обойти скользкие вопросы молчанием.
Немногочисленные профессиональные публикации, например книги Д. Н. Исаева и В. Е. Кагана (Исаев, Каган, 1986, 1988; Каган, 1989, 1991), не могли изменить общей картины. Разработанные учеными программы дифференцированного полового просвещения для учащихся разного возраста остались невостребованными. Врачи и педагоги не имели, да и не искали общего языка, а психологи в этом деле вовсе не участвовали. Одна из первых книг на эту тему даже называлась «Физиолого-педагогические аспекты полового созревания» (Колесов, Сельверова, 1978). Между физиологией и педагогикой должна, по логике вещей, стоять психология, а ее-то как раз и не было…
В целом, советская педагогика с задачей полового воспитания и сексуального просвещения не справилась, и когда в конце 1980-х председатель Госкомитета по народному образованию СССР Г. А. Ягодин фактически санкционировал отмену курса «Этики и психологии семейной жизни», никто об этом особенно не жалел. Но взамен этого курса не было создано ничего.
О том, как трудно было здесь что-нибудь сделать, свидетельствует мой личный опыт (см. Кон, 2008).
Как я стал сексологом? Интерлюдия
Я занялся проблемами сексологии в известной мере помимо собственной воли. Будучи воспитан в пуританском духе, я не собирался эти табу нарушать. Мои личные запросы вполне удовлетворило в 1950-х годах знакомство с классической старой книгой Теодора Ван де Вельде «Идеальный брак», а в научно-теоретическом плане сексуальность не казалась мне достойным сюжетом. Мои главные научные интересы касались философии и методологии общественных наук, теории личности, несколько позже – социологии и психологии юношеского возраста. Но все эти вопросы так или иначе заставляли задумываться над проблемами пола и сексуальности.
Занимаясь историей социологии, я уже в 1950-х годах познакомился с трудами Альфреда Кинзи, а затем – интересно же! – и с другими подобными книгами. А если знаешь что-то важное – как не поделиться с другими? Моя первая статья на эти темы «Половая мораль в свете социологии» (Кон, 1966) была написана по заказу редакции журнала «Советская педагогика». Несколько страниц о сексуальной революции и о психосексуальном развитии человека содержала и книга «Социология личности» (1967). Статья «Секс, общество, культура» в журнале «Иностранная литература» (1970) была первой и в течение многих лет единственной в СССР попыткой более или менее серьезного обсуждения проблем сексуально-эротической культуры. Тем не менее эти сюжеты были для меня сугубо периферийными, и если бы кто-то сказал мне, что я стану «ведущим советским сексологом», я бы рассмеялся.
Поворот от социологии сексуального поведения к теоретико-методологическим проблемам самой сексологии как междисциплинарной отрасли знания был связан с моей работой в качестве научного консультанта при подготовке третьего издания Большой Советской Энциклопедии. В 46-м томе первого издания БСЭ вышедшем в 1940 г., была весьма консервативная статья «Половая жизнь», в которой акцент делался на том, чтобы не вызывать «нездоровый интерес» и добиваться «разумного переключения полового влечения в область трудовых и культурных интересов»; заодно сообщалось, что в СССР нет полового вопроса. Ко времени выхода второго издания БСЭ (1955 г.) в СССР не стало уже не только «полового вопроса», но и «половой жизни». В 33-м томе Энциклопедии имеется статья «Пол», но она посвящена исключительно биологии, человек в ней даже не упоминается. Стопроцентно медико-биологическими были и все прочие статьи, касавшиеся пола: половое бессилие, половое размножение, половой отбор, половой диморфизм, половой цикл, половые железы, клетки, органы. Единственный социальный сюжет – «Половые преступления». И правильно – чего еще ждать от такой гадости?
В третьем издании БСЭ, выходившем в 1970-х годах, «половую жизнь» решили восстановить, но когда мне прислали на просмотр весь блок относящихся к полу статей, я пришел в ужас. В статье «Пол», написанной генетиком В. А. Струнниковым, не оказалось не только ничего социального, но даже и самого человека; все сводилось к генетике, в основном на примере шелкопряда; такие важные для понимания механизмов половой дифференциации дисциплины, как эндокринология и эволюционная биология, даже не были упомянуты; в списке литературы не было ни одной иностранной книги. Такими же монодисциплинарными оказались и остальные медико-биологические статьи. В материалах же, которые подготовили педагоги и философы, господствовала привычная морализация.
Чтобы спасти положение, заведующие редакциями философии, биологии и педагогики попросили меня написать совместно с Г. С. Васильченко довольно большую статью «Половая жизнь», чтобы как-то интегрировать разные подходы. Но где взять дополнительный объем, ведь буква «с» ближе к концу алфавита, а объем издания лимитирован? Заведующие обратились в главную редакцию, ждали отказа и даже приготовили на этой случай неотразимый аргумент: поскольку за несколько дней до того был увеличен объем статьи «Одежда», редакторы пошли к начальству под лозунгом: «Зачем одежда, если нет половой жизни?» Но главный редактор все понял и без нажима. В результате не только была расширена «Половая жизнь», но и появились отдельные статьи: «Сексология» и «Сексопатология». Поскольку эта проблематика давалась на страницах БСЭ впервые, мне пришлось задуматься и о месте сексологии среди прочих научных дисциплин, причем не только медицинских.
В 1976 г. по просьбе ленинградских психиатров и сексопатологов я прочитал в Психоневрологическом институте им. Бехтерева курс лекций о юношеской сексуальности, содержавший также ряд соображений общего характера. Лекции вызвали значительный общественный интерес, их неправленые стенограммы стали распространяться в самиздате, а известный польский сексолог Казимеж Имелиньский заказал мне главу «Историко-энографические аспекты сексологии» для коллективного труда «Культурная сексология».
Посылая ее в цензуру, я очень боялся скандала из-за семантики русского мата: прочитает эти страницы какая-нибудь бдительная цензорша, и начнется шум – вот, дескать, чем занимаются эти ученые, да еще за рубеж посылают! Но все обошлось. После этого венгерское партийное издательство имени Кошута, которое переводило все мои книги, заказало мне оригинальную книгу «Культура/сексология». Рукопись получила высокую оценку рецензентов, была опубликована в 1981 г. и имела в Венгрии большой читательский успех (там такой литературы тоже было мало). В 1985 г. новый ее вариант – «Введение в сексологию» – был издан и сразу же распродан в обеих Германиях.
Вначале я не воспринимал эту работу особенно серьезно, считая ее чисто популяризаторской, каковой она по своему жанру и была. Но в 1979 г. меня пригласили на пражскую сессию Международной академии сексологических исследований – самого престижного международного сообщества в этой области знания, и по недосмотру партийного начальства (подумаешь, Чехословакия!) меня туда, вопреки всем ожиданиям, пустили. Общение с крупнейшими сексологами мира показало,