том, что ты сделаешь, если я не справлюсь. Ты позовешь ЕГО, обещай мне! — Козерог поднял ворот куртки, видимо, одолженной у чародея, потому что она была ему безнадежно мала, и поежился. — Люди очень уязвимы, ваши тела слабы и ненадежны, сейчас моей силы и скорости может не хватить в том случае, если чародей решит отказать нам.
— Мне его жалко… — Вероника пожала худенькими плечами. — Когда он говорил о тех людях в деревне… Мне кажется, такое придумать нельзя!
— Пойми, — Козерог удрученно вздохнул, — Алеистер не друг нам, хоть и утверждает обратное. А твое присутствие — само по себе невероятный соблазн. Ты не такая, как все, и теперь это невозможно скрыть.
Вот так, чтобы быть «такой», ей надо было как минимум стать бездумной хищной тварью, а лучше — сразу чьей-нибудь закуской, притом уже давным-давно…
— Мы справимся. Я не боюсь… — Вероника постаралась отогнать от себя мрачные мысли и заявила нарочито уверенным голосом: — Мы должны предложить ему помощь. А если вдруг что-то пойдет не так… — Девушка на мгновение задумалась, а потом уверенно выпалила: — У меня есть меч, помнишь?
— Помню, деревянный. — Сильваер слегка поморщился. Но Вероника решила сделать вид, что этого не замечает.
— Неважно, я смогу победить его.
— Его — возможно, но не его магию. Этот человек в отчаянии, такое чувство порой толкает на необдуманные поступки. Он не будет просить помощи ни у нас, ни у кого бы то ни было, потому что уверен — ему уже не помочь. — Козерог грустно усмехнулся. — Время и потери сделали из него того, кто он есть.
Девушка вдруг представила плотную непроницаемую маску вместо лица и два черных провала вместо глаз… Время и потери… она тоже многое пережила, но разве она стала плохим человеком? Нет! Конечно, у нее есть Сильваер, он всегда ее поддерживает, а у чародея нет никого…
— Мы справимся вместе. — Вероника не удержалась и взяла козерога за руку, вернее, этого прекрасного мужчину, своего друга и защитника, без которого она бы уже давным-давно пропала. — А мне все равно жаль его. Очень, очень…
Сильваер не ответил, понятие о жалости было ему чуждо, также как и о справедливости. Он не оценивал происходящее с ним, разделяя на «хорошо» и «плохо», и как бы невероятно это ни звучало, такое мировоззрение давало надежду и уверенность, когда впору отчаяться и опустить руки. Если несправедливости не существует и каждый получает то, чего достоин, о чем переживать? Девушке очень хотелось верить ему, ведь хозяин Врат, проживший так долго, просто обязан знать об этой жизни если не все, то многое.
Они миновали деревню, а затем медленно пересекли голую и пустую равнину. В сухой, выбеленной ночным заморозком траве гулял ветер. Девушка во все глаза смотрела на медленно приближающуюся серебристую полоску на горизонте. Холм, по которому они поднимались, оказался длинным и широким утесом, к вершине которого вела тонкая и извилистая тропинка. Вероника не заметила, как обогнала козерога и, огибая острые серые камни, взлетела до половины склона.
Открывающийся сверху вид завораживал. Девушка никогда еще не видела такого простора. Чужое море или даже океан был прекрасен и величественен. Безграничная водная гладь, уходящая за горизонт, казалось, ей нет ни конца ни края!
Вероника мечтала хоть раз в своей жизни увидеть нечто подобное. Но теплая манящая мечта, по своему обыкновению, сбылась совершенно неподобающим образом: перед девушкой рокотала и волновалась под порывами ледяного ветра холодная и неприветливая темно-серая пучина. И все равно Вероника была счастлива. Конечно, не о таком она мечтала, но даже этого не ждала.
Сильваер подвел девушку к самому краю обрыва и указал вниз.
— Там находятся Врата.
Вероника минуту вглядывалась в разбивающиеся об острые скалы серые волны с белыми обрывками пены.
— Я ничего не вижу, — наконец честно призналась она.
— И не увидишь, зато, если я хоть что-то понимаю, почувствуешь сразу же, когда они откроются. Прости, мне нужно немного подумать.
— Хорошо, — девушка с радостным облегчением отошла от края утеса и присела на округлый валун, покрытый желтоватым мхом. Ей было страшно стоять над самой пропастью.
Козерог прошелся вдоль обрыва и замер на краю, словно живая статуя. Вероника, во все глаза смотревшая на него, невольно задержала дыхание. Сильваер делал так раньше. Может быть, он глубоко уходил в свои мысли или, наоборот, прислушивался к чему-то извне, недоступному тугому человеческому слуху?
Козерог стоял несколько минут без движения, смотря в серую даль. Очередной порыв ветра растрепал его светлые волосы, словно гриву, и девушка невольно залюбовалась. Сильваер мог быть кем заблагорассудится, выглядеть как угодно и все равно бы оставался собой — прекрасным неземным созданием, мудрым и вечным, как морские просторы и скалы на берегах.
Облака на мгновение расступились, пропустив несколько острых, словно копье, солнечных лучей. Свет достиг воды и рассыпался по ее взволнованной поверхности множеством белых слепящих осколков. Если бы только Вероника могла запечатлеть это мгновение! Жаль, что у нее нет ни красок, ни бумаги… только рвущее душу вдохновение. Наверное, если бы она постаралась, получилось бы не хуже той картины с золотыми Вратами, которую она нашла в доме у Ферро. Конечно, она уже давно не рисовала, но руки вспомнят. Но как изобразить то, что способно видеть только сердце?
Козерог обернулся к девушке.
— Что такое, дитя? — В больших темно-синих глазах отразилось любопытство.
— Ничего, — Вероника мечтательно улыбнулась. — Просто я вспомнила одну картину, раньше я тоже любила рисовать.
— И что ты рисовала?
— Все. Все, что мне нравилось. Мне показалось, что сейчас у меня получилось бы не хуже…
— А на той картине была вода или земля? — Беспечный синий взгляд казался глубже самой глубокой морской бездны. Неизвестный художник изобразил все верно и на совесть, да только никакими красками не изобразить мерное живое дыхание ночного неба. Та картина достойна висеть в самом роскошном и дорогом интерьере, но в ней нет ни капли души.
— И то и другое. — Девушка почему-то смутилась и опустила глаза. — Там было озеро и маленький остров, а на нем — золотые ворота и… ты.
— Я?
— Ну, — Вероника замялась. — Мне кажется, это был не совсем ты…
— Будь по-твоему. Где же ты видела это… изображение?
— Когда… — девушка замялась. Воспоминания о величественном и надежном доме, равно как и о его хозяине, вызывали в душе противоречивые, смешанные чувства. Сначала — надежду, после — отчаяние. — Я была…
— Не нужно, — Сильваер перебил ее на полуслове. Вероника замолчала и почти испуганно воззрилась на козерога.
— Я не заставлю тебя говорить о том, о чем ты