Все, что ему нужно было сделать, это как-нибудь ночью, когда в мастерской никого не будет, открыть двери своей камеры и мастерской, незаметно выбраться отсюда и перемахнуть через каменную ограду. Конечно, он должен был найти способ забрать с собой и рекаро…
Последняя мысль заставила его застыть возле фонтана. Со стороны казалось, что он загляделся на рыбку, лениво отплывающую от Кенира, обкормившего её крошками, но мысли его при этом неслись с лихорадочной быстротой. Трудно сказать, как поступит алхимик на сей раз с этим бледным маленьким существом, но кажется, оно вновь оказалось не тем, что ему было нужно.
Черт, если я убегу, а никакая другая кровь, кроме моей ему не подходит, оно так или иначе погибнет. Не могу же я его оставить… ведь не могу?
Его сердце уже знало ответ. Это был тот самый "ребенок, не рожденный женщиной". Его ребенок! Значит решено. "Может теперь, наконец, и Серегил перестанет мне твердить о том, чтобы я нашел себе девушку".
Кенир обернулся и игриво заметил:
— Приятно видеть, что ты улыбаешься.
— Мне понравились рыбки. Можно взять хлеба и покормить их?
Кенир протянул ему корку, которую принес с собой, и они вместе присели на бортик фонтана, наблюдая как рыбы толкаются своими тупыми мордами и высовывают из воды разинутые рты, прося подачки, словно щенята.
Кенир все еще держал его на цепочке, но у Алека было достаточно свободы, чтобы чуть отодвинуться, и когда он нагнулся, чтобы получше рассмотреть желтую улитку, ползущую по дну водоема, он заметил вещицу, валявшуюся в тени широкого края бассейна. Это была маленькая бронзовая шпилька.
Не меняя выражения лица, он опустился на колени и, положив одну руку на край бассейна, окунул пальцы в воду, позволяя рыбам слегка покусывать их, другую же как бы нечаянно уронил вниз. Потребовалось лишь мгновение, чтобы подобрать булавку. У него не было ни рукавов, ни пояса, чтобы припрятать её, так что он просто зажал её в ладони, моля Иллиора, чтобы ему не пришлось пользоваться левой рукой до тех пор, пока он не окажется у себя в комнате.
Рука Кенира небрежно покоилась на плече Алека.
— Я рад, что тебе так нравятся рыбки. Ты как ребенок, даже коленок не пожалел.
Алек улыбнулся ему:
— Они такие замечательные. И весь этот сад. Так здорово выбраться из своей комнаты. И… — Он смущенно потупился: — И увидеться с тобой. Мне ведь больше не с кем поговорить здесь. Кажется, я и в самом деле осознал твои слова о том, что такое быть одиноким. Это просто ужасно, правда?
— Да.
Рука Кенира скользнула с плеча Алека к его волосам, он провел по ним, пропуская сквозь пальцы пряди волос Алека, обрамлявших его лицо. Кончики пальцев, коснувшиеся его щеки, были прохладны и нежны, и Алек снова оказался между симпатией к Кениру и недоверием. Он уклонился от прикосновения.
— Все еще страдаешь по своей потерянной любви? — грустно спросил Кенир.
— Да. И всё же так хорошо, что есть ты.
Кенир наклонился поближе и прошептал:
— Так ты действительно забрал бы меня с собой?
— Да, забрал бы.
— И ты на самом деле думаешь, что смог бы бежать? Как бы ты сделал это?
Алек снова перевел взгляд на рыб. Так доверяет он Кениру или нет? Голова подсказывала ему одно, но внутренний голос заставлял его сдержаться. Это было нехорошее чувство, особенно если он ошибался, и Кенир на самом деле был другом. Но осторожность всё же взяла своё.
Он пожал плечами:
— Я не знаю. Думаю, пробрался бы на корабль, идущий на запад.
Кенир откровенно засмеялся над этим:
— И это что, весь твой план? Найти корабль? Хммм, тогда, думаю, я рискну и всё же останусь здесь. Еще до полнолуния ты окажешься лишенным ноги и прикованным возле рынка.
Алек пожал плечами.
— Наверное, ты прав.
Он берег припрятанную в ладони булавку, пока не оказался снова один в своей каморке. Он подождал, пока закроется замок, затем уселся и стал рассматривать свою находку.
Это была шпилька для детской прически, меньше трёх дюймов длиной, украшенная слоновой костью. "Иллиор, должно быть, услышал меня в конце концов", подумал он, ибо булавка оказалась сделанной из бронзы, а не из мягкого золота или серебра. Однако его костяные отмычки были куда длиннее.
Он знал, что оценка Кениром его так называемого "плана" была вполне обоснованной. Даже если ему удастся выбраться из этой комнаты, а затем из поместья, ему далеко не уйти без какой-то маскировки, и то же касается и рекаро. Он уставился в потолок, ломая голову над тем, можно ли найти в мастерской какую-нибудь подходящую краску. И, конечно же, следовало разыскать Серегила.
Этим вечером у него совсем не было аппетита, но он всё же заставил себя съесть и печеную репу, и хлеб, чтобы избежать ненужного к себе внимания. Когда он закончил, Ахмол забрал поднос, и Алек улегся в постель, пережидая время.
Без окна было невозможно определить, сколько времени прошло. За неимением его, он зафиксировал взгляд на пламени свечи в нише у двери и начал считать про себя, чтобы отмерить секунды. Он помнил, что Серегил как-то говорил ему, за сколько времени свеча сгорает на дюйм, но так и не вспомнил, за сколько именно. Занятие было утомительным, и он несколько раз, задремав, сбивался со счета, но когда свеча, наконец, сгорела почти до основания, он решил, что теперь должно быть достаточно поздно. Он подошел к двери и приник к ней ухом. Снаружи все было тихо.
Приободрившись, он вставил булавку в замок и легонько потрогал втулки, прикидывая, можно ли что-то сделать. Первую булавка одолела легко, но вот до второй было не дотянуться.
— Потроха Билайри! — он уселся на пятки, вертя шпильку между пальцами. Она была металлической, так что было бы можно попытаться сделать её чуть длиннее. Но чем? Он отнёс её в угол, где стояло помойный ковш. Этот ковш, вырезанный из целиковой деревянной чурки, был весьма массивным в своём основании. Правда, сегодня им уже не раз попользовались. Алек пнул его, чтобы казалось, что его опрокинули случайно, но в то же время с осторожностью, чтобы содержимое выплеснулось подальше от кровати. Застоялая моча растеклась по полу и впиталась в цемент. Удовлетворенный, Алек забрал ковш и уселся, чтобы попробовать разобраться с булавкой.
Очень скоро он понял, что дерево совершенно не подходит для того, чтобы ковать холодную бронзу. Сначала все, что ему удалось сделать, это вмятина от основания ковша и царапины на полу. Однако когда он уже собирался оставить эту затею, он случайно ударил по бусине из слоновой кости на конце булавки и раздробил её, обнаружив под ней скрытый прежде столь нужный изгиб из металла. Он аккуратно собрал все обломки и припрятал их в матраце, затем возвратился к двери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});