Читать интересную книгу Сколько стоит ваше сердце? (СИ) - Матуш Татьяна

— Что это? Я понял, что стихи, но ведь не твои?

— Это эпос народа саари. "Песня камня". Единственное, что сохранилось от их культуры после похода Кая.

— Ненавижу войну, — вырвалось у парня как-то само собой. Через мгновение он уже устыдился своего порыва и предпочел бы сделать вид, что ничего не говорил.

— Война — это всегда ошибка, — мягко сказал Эшери, — дипломатов или глав государств, которые не сумели договориться миром. Ее лучше не допускать. Или поскорее исправить. Эмоции здесь лишние: ненависть, любовь — это все хорошо для мира. Войне нужны холодные головы.

— Но неужели от такой красоты вообще ничего не осталось?

Эшери испытующе взглянул на Маркиза, встретил упрямый взгляд мальчишки. И неожиданно весело улыбнулся.

— Вот, заодно, и поищем. Вдруг повезет.

Солнце карабкалось все выше, каменистая земля ощутимо нагрелась, припекая даже сквозь плотную кожу обуви. Пора было подумать об укрытии. Впереди замаячили нагромождения огромных булыжников, похожие на игрушки великанов. Там можно было надеяться найти хоть какое-то подобие тени.

— Каждый раз, когда я буду мерзнуть, я буду вспоминать это день и думать — Боги Претемные, какое счастье, что мне холодно! — выдал Маркиз.

Эшери не стал философствовать, а просто согласно кивнул. Его тоже достала жара.

Это не была пещера в полном смысле слова — скорее, небольшое углубление в скале, но оно давало хоть какую-то тень. Эшери создал слабенький воздушный вихрь и закрутил его кольцом. Сразу стало на порядок легче.

— Я думал, ты этого не можешь, — откровенно сказал Маркиз, блаженствуя под искусственном ветре. — Сильные маги лажаются, когда нужны тонкие воздействия. Канал слишком мощный, как ни извернись, а силы выплескивается больше, чем нужно. Примерно то же самое, как пытаться вместо столовых приборов использовать оглобли для телеги…

— Так и есть, — кивнул Эшери, подставляя ветру быстро высыхающее лицо, — Я, например, "ночное зрение" сделать не могу. Самая простая вещь, все умеют, а мне — никак, хоть серебром рассыпься. Это потому, что родственная стихия — свет и огонь. Солнце ведь тоже огонь. — заметив расширившиеся глаза Маркиза, Эшери кивнул, — почитай "Космогонию" Эйка Сая. Солнце — это большая плавильная печь, которая медленно остывает после окончания серьезной работы.

— Работы? Какой? — парень понял, по глазам было видно — понял. Но не поверил себе. Решил проверить.

— В этой печи был отлит наш мир, — подтвердил Монтрез.

— Век живи — век учись, — покачал головой парень.

— Дураком помрешь, — подколол Эшери. — А вихрь… Я не воздушник, поэтому тут немного легче не переборщить. Но тренировался долго. Пока научился — в поместье Монтрезов такие ураганы были, коровники сносило.

— Вместе с коровами? — зачем-то уточнил Маркиз.

— Первый раз — да. А потом я уже умный был, тренировался когда коровы в поле…

— Какие шокирующие подробности я о тебе узнаю, — пробормотал Маркиз, — слушай, я бы сейчас пять… нет, пожалуй, все-таки четыре эра отдал, чтобы разуться.

— И что мешает? — не понял Эшери.

— Вчера мне этого сделать не удалось. Закрутился, понимаешь, с делами, — Эшери хмыкнул, представив эти "дела": засаду на какой-нибудь крыше в порту, а потому кружной путь по городу с длинными "петлями", чтобы сбросить возможный хвост. — Боюсь, если я это сделаю сейчас, нам обоим придется спасаться бегством из этого гостеприимного местечка. А там, снаружи — настоящий ад.

Эшери улыбнулся.

— Ну ты попробуй, вдруг выживем, чем демоны не шутят.

— А ты отважный человек…

Маркиз с сомнением посмотрел на свои сапоги, довольно грубые, но прочные. Но все же стянул сначала один, а потом и второй.

— Бездна! Снимай эту пакость, немедленно!!!

Вассал подчинился повелительному голосу сеньора раньше, чем сообразил, что к чему. Носки полетели в дальний угол пещерки, но коснуться камня не успели, огненный шар уровня этак третьего, не меньше, испепелил их в полете… Маркиз едва успел заслониться от вспышки ладонью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Извини, — в голосе Монтреза не чувствовалось никакой вины, — машинально, веришь?

— Верю, — Маркиз пошевелил пальцами ног, едва сдержав стон удовольствия — вдруг еще не так поймут? Потом плюнул на все и сунул ноги прямо в воздушный вихрь.

— Небо… Жизнь — невероятная вещь. И я ее обожаю, — объявил Маркиз, блаженно улыбаясь. И через несколько мгновений уже спал сном младенца, даже тихонечко посапывал, не обращая внимания на то, что под ним — только жесткий камень.

Эшери отдых пока не требовался. Он вообще спал мало — с детства и всегда считал такое положение дел подарком судьбы. У него было дополнительное время, а время почти всегда бесценно.

Он распотрошил сумку и, собрав походную треногу, попытался сделать то, что никак не удавалось в хижине у Катиаша — посмотреть вблизи на Каевы Пальцы. Но заклинание почему-то сбоило, раз за разом показывая серый туман или обрываясь посередине.

Если бы речь шла о вражеском укрепленном лагере, о той же Кайоре — или просто о чужом доме, хозяин которого не поскупился на защиту от любопытных, Эшери бы решил, что его "отсекают".

Но "Пальцы" необитаемы… Или все же нет?

Так или иначе, цель оставалась прежней — "Пойди и узнай". Девиз разведчиков очень нравился Эшери, гораздо больше пафосного родового: "Не уступаю!" Отец видел в нем непреклонность скалы, стоящей над морем. А Эшери — печальную негибкость и — уязвимость той же скалы, вытекающую как раз из негибкости.

Задумался он не в тему, упустил нить заклинания… Если бы это была огненная магия, последствия оказались бы страшными. Справедливости ради, творя нечто даже потенциально опасное, Монтрез всегда был предельно собран, а вот обычная следилка… что она может? Пошатается и развеется.

Жизнь в очередной раз доказала, что она гораздо богаче наших представлений о ней. Небольшое зеркало вдруг потемнело, словно заклинание таки сработало, и удивленный Эшери увидел кузину.

Алета, в открытом вечернем платье и с вежливой, ничего не выражающей улыбкой смотрела прямо на него… Через мгновение герцог понял, что смотрит она на кого-то, кто стоит за ним и едва поборол желание оглянуться — настолько пытливым и настороженным был этот взгляд.

Девушка отступила на шаг. Потом еще… Изображение заслонила спина, обтянутая дорогим темным камзолом с узким золотым кантом и мягкая волна черных волос. Кузина неожиданно выпрямилась, сощурилась и что-то сказала… Губы ее нервно подрагивали. Спина, затянутая в камзол, шевельнулась и сместилась, возник профиль… Император!

Но как это может быть, а? Резиденция защищена от удаленной слежки в три слоя, ее невозможно побить даже сильнейшему "зеркальщику", потому что она запитана от стационарного кристалла — накопителя. Пытаться его продавить все равно, что пытаться выпить море, не отсекая рек, впадающих в него. Он все равно наполнится снова.

А Рамер Девятый вдруг шагнул вперед, сгреб Алету за плечи, притянул к себе и, наклонившись, поцеловал в губы. Поцелуй был не агрессивным, но каким-то подчеркнуто-собственническим. Словно Рамер Девятый Имел Право — и сейчас он утверждал это право, не считаясь с обстоятельствами, абсолютно уверенный, что его признают…

Алета попыталась отстраниться, уперлась руками ему в грудь, но он, похоже, даже не заметил этой попытки сопротивления. Он обнимал ее губы своими, пробовал на вкус — и этот вкус ему нравился, доставлял удовольствие… настолько, что, в какой-то момент желание утвердить право сменилось благодарной нежностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Похоже, мужчина и сам был удивлен, что обнаружил в себе это странное чувство, наверное, завалявшееся где-то в дальнем уголке души по недосмотру. А обнаружив — обрадовался, словно нашел клад и, не долго думая, выплеснул всю эту нежность на Алету — потоком, водопадом, рекой…

Тонкие пальцы кузины, скрюченные и побелевшие расслабились, разжались — и вдруг снова вцепились в его воротник, желая то ли удержаться, то ли удержать.