Читать интересную книгу Сочинения - Плутарх

XV. Говорят, что и речь против полководца Тимофея,598 благодаря которой Аполлодор с него взыскал через суд долги, написал для Аполлодора Демосфен, равно как и речи против Формиона и Стефана, чем навлек на себя заслуженные упреки. Ведь и Формион выступал против Аполлодора с речью, составленной Демосфеном, который, ну прямо как ловкий торговец, из одной оружейной лавки продавал кинжалы для обеих враждующих сторон. Из речей, касающихся государственных дел, речи против Андротиона, Тимократа и Аристократа он написал для других, ибо в то время еще не приступал к государственной деятельности: полагают, что ему было только двадцать семь или двадцать восемь лет, когда он опубликовал их. А вот речь против Аристогитона599 он произнес сам, так же как и речь «Об освобождении от повинностей», с которой выступил ради сына Хабрия Ктесиппа, как уверяет он сам, или, как полагают некоторые, потому, что ухаживал за матерью этого молодого человека. Впрочем, их брак так и не состоялся, а женился он на уроженке Самоса, как сообщает Деметрий Магнесийский в сочинении «О соименниках».600 Что касается речи против Эсхина601 «О преступном посольстве», то неизвестно, была ли она произнесена вообще. Идоменей602 утверждает, что Эсхин был оправдан большинством всего в тридцать голосов, но едва ли это было так, если судить по речам обоих противников «О венке»: ведь ни тот, ни другой не упоминает свою распрю в таких выражениях, из которых было бы ясно, что дело дошло до суда. Однако другие рассудят об этом лучше меня.

XVI. Политические убеждения Демосфена проявились вполне ясно еще во время мира, ибо ни одно действие македонского царя он не оставлял без нападок, но, напротив, каждый его шаг использовал для того, чтобы будоражить афинян и разжигать в них ненависть к этому человеку. Потому и при дворе Филиппа ни с кем так не считались, как с ним, и когда в составе посольства из десяти человек он прибыл в Македонию,603 Филипп выслушал их всех, но, отвечая, возражал прежде всего Демосфену. Правда, в остальном он держался с Демосфеном менее учтиво, а знаки внимания оказывал главным образом Эсхину и Филократу. Поэтому, когда они расточали хвалы Филиппу, — он, дескать, и говорить мастер, и собою хорош, и — видит Зевс! — с друзьями выпить горазд, — Демосфен, побуждаемый завистью, съязвил, что, мол, первое хорошо для софиста, второе — для женщины, третье — для губки, но для царя не похвально ни одно.

XVII. Когда война стала неизбежной, когда и Филипп больше не мог бездействовать и афиняне, подстрекаемые Демосфеном, ожесточались все больше, для начала он призвал сограждан отправиться походом на Эвбею, порабощенную Филиппом через дружественных ему тиранов; именно он внес предложение, следуя которому афиняне переправились на остров и очистили его от македонян.604 Далее, когда македонский царь начал войну против Византия и Перинфа, Демосфен встал на их защиту, убедив народ не питать к ним вражды, забыть их провинность, связанную с Союзнической войной,605 и послать в помощь войско, благодаря которому оба города оказались спасены.606 Затем, в качестве посла разъезжая по городам и произнося пламенные речи, почти всех эллинов он вовлек в союз против Филиппа, так что, помимо гражданского ополчения, удалось навербовать пятнадцать тысяч пехотинцев и две тысячи всадников, причем деньги на жалованье этим наемникам вносились охотно и беспрекословно. Именно тогда произошел случай, о котором рассказывает Феофраст: союзники требовали установить точные размеры их взносов, на что Кробил, афинский оратор, ответил: «Пайком войну не прокормишь!» Вся Эллада, затаив дыхание, следила за тем, как разворачиваются события, и хотя к союзу примкнули уже многие народы и города — эвбейцы, ахейцы, коринфяне, мегарцы, левкадийцы и керкиряне,607 самое трудное испытание Демосфена ожидало впереди: ему предстояло привлечь к союзу фиванцев, которые населяли страну, непосредственно граничащую с Аттикой, обладали огромной боевой мощью и в военном отношении тогда не имели себе равных среди эллинов. Нелегко было изменить настроение фиванцев, которых еще недавно Филипп расположил к себе услугами, оказанными им в ходе Фокидской войны, но больше всего этому препятствовали пограничные споры, постоянно приводившие оба города к военным стычкам между собой.

XVIII. Тем не менее, когда Филипп, гордый своим успехом при Амфиссе, внезапным ударом захватил Элатею и занял Фокиду, когда афиняне настолько были растеряны и подавлены страхом, что никто из них не решался подняться на ораторское возвышение, не зная, что предложить, среди всеобщего замешательства и молчания один Демосфен выступил с предложением заручиться поддержкой фиванцев; ободрив, как он это обычно делал, народ и воодушевив его надеждой, он вместе с другими был отправлен в Фивы в качестве посла. Но и Филипп, чтобы помешать афинскому посольству, послал туда, как сообщает Марсий,608 македонян Аминта и Клеарха, фессалийца Даоха и Фрасидея. В чем состоит их польза, фиванцам самим было ясно, но у каждого из них еще свежа была память об ужасах войны, и фокейские раны еще не зажили. Однако сила Демосфенова красноречия, по словам Феопомпа, воспламенила их дух, разожгла честолюбие и затмила все прочие соображения настолько, что, забыв и страх, и осторожность, и благодарность, в порыве божественного исступления они устремились к доблести и чести. Столь неотразимое впечатление произвел на всех этот подвиг оратора, что Филипп тотчас послал вестников с просьбой о мире, и вся Эллада единодушно воспрянула, с надеждою глядя в будущее, а Демосфену повиновались, выполняя его указания, не только стратеги, но и беотархи, в Народном же собрании фиванцев тогда он главенствовал ничуть не меньше, чем в афинском, и, окруженный любовью тех и других, единолично управлял ими, ни в чем не нарушая справедливости, несмотря на свое высокое положение, но, напротив, как свидетельствует Феопомп, в высшей степени безупречно.

XIX. Но, похоже, сама роковая судьба выбрала этот миг в круговороте событий, чтобы положить конец свободе Эллады, и, противодействуя усилиям Демосфена, предвещала будущее множеством зловещих предзнаменований: ужасающие пророчества изрекала Пифия, и многие вспоминали древний Сивиллин оракул:

О, если б мог избежать я резни на брегах Термодонта,дабы взирать на нее, как орел, из заоблачной выси!Плач и рыдания ждут побежденных, но смерть — победивших.

Термодонт, как утверждают некоторые, — это небольшая речка у нас, близ Херонеи, и впадает она в Кефис. Мы, однако, не знаем ни одного потока, который носил бы ныне такое название, и полагаем поэтому, что Термодонтом тогда называли речку, которая сейчас именуется Гемоном: ведь она протекает возле святилища Геракла, в том месте, где эллины разбили свой лагерь, и из этого мы заключаем, что после битвы река оказалась настолько переполненной кровью и трупами, что это название получила вместо прежнего.609 Дурид, впрочем, уверяет, что Термодонт вовсе не река, а что, устанавливая палатку и копая для этого землю, кто-то обнаружил каменную статуэтку, которая, как гласила надпись на ней, изображала Термодонта, несущего на руках раненую амазонку. Но в связи с этим, говорят, вспоминали и другой оракул, гласивший:

Здесь, у брегов Термодонта, жди битвы, зловещая птица!Много в поживу тебе человечьей достанется плоти.

XX. Так что рассудить, как обстояло дело в действительности, нелегко. Между тем Демосфен, преисполненный надежд на эллинское оружие, воодушевленный отвагой и рвением стольких мужей, смело бросающих вызов врагу, призывал не обращать внимания на оракулы и не слушать прорицаний, а Пифию даже обвинял в сговоре с Филиппом; фиванцам он указывал на Эпаминонда и афинянам на Перикла, которые считали подобные вещи лишь благовидным оправданием трусости, а руководствовались всегда только здравым смыслом. Вплоть до этого времени Демосфен держался как доблестный муж, а вот в битве никакой доблести, ничего, что соответствовало бы его речам, он не проявил, но, напротив, постыднейшим образом покинул свое место в строю и бежал, бросив оружие, даже не устыдившись, по словам Пифея, надписи на своем щите, где золотыми буквами было начертано: «В добрый час!» Ну, а Филипп, одержав победу, впал в такое буйное ликование, что прямо с попойки отправился на поле битвы, где расхаживал среди трупов, распевая начальные слова Демосфенова законопроекта, деля их на стопы и притопывая в такт ногою:

Демосфен, сын Демосфена, пеаниец, предложил.

Протрезвев, однако, и осознав всю величину угрожавшей ему опасности, Филипп ужаснулся дарованию и могуществу оратора, который вынудил его за какую-то ничтожную долю дня поставить на карту не только власть свою, но и самую жизнь. Слухи об этом достигли и персидского царя, и тот отправил сатрапам приморских областей письмо с приказом снабжать Демосфена деньгами и уделять ему из всех эллинов наибольшее внимание как человеку, который способен отвлекать македонского царя и удерживать его волнениями в Элладе. Обо всем этом стало известно позднее, благодаря Александру, который в Сардах обнаружил письма Демосфена и донесения царских полководцев, где были указаны выданные ему суммы.