к двери. После того как открыла ее, она протянула руку Вике, и та странно покосилась на нее.
— Татьяна Алексеевна, приятно познакомиться.
Вика все же протянула девочке руку и назвала свое имя с отчеством, подыграв. Когда дверь захлопнулась, она рывком подошла ко мне и взяла за руку.
— Что ты делаешь? — спросила я, когда она взяла мой портфель и повела меня к раздевалке. Взяв куртку и протянув мне мой, она сказала:
— Одевайся, нам нужно поговорить там, где никто не сможет нам помешать. И где и ты, и я будем в безопасности.
Вика вела даже не к моему или своему дому, а поговаривала идти быстрее в какой-то новый небольшой ресторанчик, который открылся совсем недавно. Я слышала об этом впервые, и поэтому идея мне сразу не понравилась, что-то подговаривало меня довериться ей, но другое же отговаривало от этой затеи.
— Это точно хорошая идея? — спросила я, быстро перебирая ногами, так как не успевала за длинноногой Викой, что выше меня больше чем на 7 сантиметров. Разница очень ощутима при простых ситуациях.
— Надеюсь, — пробубнила Вика, открывая дверь. Музыка ветра прозвенела над головой, и я посмотрела в сторону меню. Оттуда на нас смотрела молодая девушка с добродушной улыбкой. Мне хотелось нахмуриться от недоверия, но сразу же удалось остановить себя и не делать этого.
— Здравствуйте! — сказала девушка, когда мы подошли к столешнице, где можно заказать еду.
— Здравствуйте, можно нам… — Вика посмотрела на меня, и я кивнула. Все же осталась эта привычка, — нам два кофе и что-то вроде сэндвича, если можно.
— Хорошо.
Оплатив весь заказ, мы с Викой пошли занимать столик — выбрали подальше от окна, так как я настоятельно просила ее об этом.
— Итак, — начала она, скрестив пальцы перед собой. Я осматривала интерьер и не могла налюбоваться. Коломны с черным мрамором, пол из плитки цвета слоновой кости, столики с белым мрамором и огромные окна, открывающие вид на дорогу и проезжающие по мокрому от скорого весеннего потепления асфальту автомобили, — скажи, Тамара, тебе не надоело все это терпеть?
Я медленно посмотрела на Вику и опустила глаза.
— Какой смысл сейчас об этом спрашивать, если осталось три месяца до конца учебы. Скоро всему этому все равно придет конец.
Стукнув двумя ладонями по столу, но потом тут же извинившись про себя, Вика сказала:
— А если не придет? Если все это будет продолжаться и после школы? Как ты поступишь тогда?
Она задала очень дельный вопрос, о котором я даже не задумывалась. Мои мысли всегда обрывались на выпуске из школы, что все закончится именно тогда. А что если Вика права? Что если после школы мы случайно поступим в один и тот же университет или институт? Что если случится что-то такое, что будет связывать нас еще очень долго?
— Я не знаю, — честно ответила я, зажав ладони между бедрами.
— Послушай, Тамара…
— Очень прошу тебя, перестань говорить это «послушай». Ты не представляешь, как сильно оно меня выводить из себя, — не выдержала я и выпалила на выдохе. Вика сначала широко открыла глаза, но потом кивнула.
В молчании мы просидели некоторое время: до того момента, когда нам принесли кофе и сэндвичи с поджаренными тостами.
— Сейчас ты ведь не пьешь кофе, ведь так? — спокойно начала Вика, откусив кусочек сэндвича.
— Прекратила тогда, когда ты уехала. Не стала подсаживать свой огранизм на «регулярный» кофеин. Но сегодня, думаю, можно.
Я надеялась, что ночью смогу уснуть после этой небольшой «дозы». С кофе у меня были небольшие проблемы, и вряд ли они прошли просто так.
— И насколько все плохо? — вдруг спросила Вика.
— Он мне угрожал, — тихо сказала я, пытаясь сделать так, чтобы даже если по камерам будут смотреть, то не смогли бы прочитать по губам.
— Тамара! — сердито воскликнула Вика. — Нужно было уже давно обратиться в полицию!
Я отвела взгляд и поставила чашку на стол, так не сделав и глотка. Казалось бы, просто сходить и написать какое-то заявление. Но для человека, который даже рассказать о своих проблемах не может, это очень тяжело. Для начала мне следовало бы посоветоваться с матерью, но так как она не знает о происходящем, а говорить ей об этом я так и не решилась, то помочь мне с этим никто не может.
— Хватить придумывать себе оправдания, Тамара. Ты же ведь знаешь — все люди ошибаются. Стоит довериться хоть кому-то.
Я посмотрела на пенку на кофе и сказала:
— Только для человека, который ошибался очень много раз, это сделать гораздо сложнее…
— Все ошибаются, и ты не исключение. Я знаю, каково это, когда…
— Зачем ты сейчас об этом говоришь? — спросила я, подняв на нее взгляд. — Зачем говоришь, что что-то обо мне знаешь? Ты только деешь намеки, но не знаешь абсолютно ничего.
— Тамара, пожалуйста, я не хочу ссориться снова.
— Просто скажи уже прямо, о чем именно ты хотела поговорить, и не будем тянуть.
— Я напишу заявление вместо тебя, если не расскажешь мне и не доверишься, — проговорила она спокойным, на удивление холодным, голосом.
Я хотела возразить, но не смогла, так как была безоружна на этот случай.
***
Вика прежде всего знала, как нужно личить «ошибки» Тамары. Если не заставить ее довериться, то она так и будет дальше терпеть это все, а потом и вовсе сломается, если не будет сидеть на антидепрессантах и успокоительных. Нельзя позволить ей думать, что иного выхода нет. Пора прекратить эту драму, затянувшуюся слишком на долгое время.
— Вика, пожалуйста, только не надо ничего писать. Не хватало еще и тебе ввязаться в это, — сказала я, потирая виски пальцами. Голова начинала кружиться от кофе.
— У тебя есть выбор, — сказала она, жуя, и пожала плечами.
— Выбираешь тут только ты.
— Иначе ты так и будешь сидеть и ничего не делать. Какой толк от того, что ты просто ждешь окончания школы? От того, что ты до сих пор терпишь все это? Все могло закончиться очень давно, но ты даже не хочешь напрягаться от того, что тебе просто «страшно» или ты как всегда думаешь, что все пройдет само, ведь так?
— Все не так просто, как ты думаешь, — проговорила я, посмотрев в окно — машина на большой скорости проехала мимо кафе (хотя максимальная скорость тут должна не превышать 40 км/ч), и от этого я вздрогнула.
— Тамара, прекрати уже все усложнять! Ты два года убегала от проблем, пора покончить с этим. В следующем году тебе восемнадцать, а ты тратишь свою юность на вот