с семьей, которую я любил, ради которой я сделал бы все что угодно.
Я не знал, как долго мы так сидели, Фиби держала меня, вытирая мои щеки, пока я, бл*дь, разваливался на части. Ее пальцы откинули мои влажные волосы с лица, и она отодвинула «Джемисон» в сторону, даже не взглянув на него.
— Пойдем.
Она подняла мою голову со своих колен. Я почувствовал тяжесть. Каждая часть меня чувствовалась чертовски тяжелой.
— Я лягу с тобой.
Она поднялась. Я прижал фотографии к груди, заставляя ноги двигаться. Фиби провела меня в комнату, где я спал. Та, что хранила слишком много воспоминаний, чтобы я когда-нибудь мог хорошо в ней спать. Я сбросил ботинки и сел на край кровати.
Я не мог оторваться от фотографий.
— Ложись.
Фиби легла первой. Она протянула руки, и, нуждаясь в том, чтобы кто-то хоть раз взял на себя инициативу, я лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. — Ш-ш-ш, — успокаивала Фиби, проводя руками по моим волосам. — Спи.
Используя ее голос, чтобы успокоиться, я закрыл глаза.
Я устал, так чертовски устал.
— Спи. Я буду здесь, когда ты проснешься. Буду охранять тебя, — я услышал ее слова, но меня уже затягивала тьма.
Когда я почувствовал гнилостный запах крови и мочи, я понял, что это был сон, который я никогда больше не хотел видеть…
— Четыре недели.
Мое колено подпрыгивало вверх и вниз в кузове бронированного грузовика.
— Он у них уже четыре недели.
— С ним все будет хорошо, Ксав, — сказал Боунс. — Он сильный. Он будет одним из двух.
Я кивнул, желая в это поверить, но не уверенный, что смогу. Разведка вернулась в лагерь. Пытки — говорилось в отчете. Четверо убитых: двое обезглавлены, один повешен и один убит выстрелом в голову.
Двое выживших.
В живых осталось только двое морских пехотинцев... Но их пытали.
Они сильно пострадали.
И мы собирались их спасти.
Я взял автомат, когда грузовик подъехал к укромному месту. Мы построились и заняли свои позиции. Мы с Боунсом нашли самую высокую точку — старую заброшенную башню.
— У тебя уже есть визуализация? — спросил сержант Льюис в наушниках.
— Да, сэр.
Боунс затих, а я приготовился стрелять.
— Три, — сказал Боунс, и я уловил нотки возбуждения в его голосе.
Он дал мне координаты, и я послал свои пули в полет.
— Прямое попадание, — сказал Боунс и указал мне на другую позицию. — Прямое попадание, — повторил он.
Затем весь ад вырвался на свободу, когда сухопутные войска двинулись вперед. Стреляли пушки, крики и вопли эхом разносились по пустынному городу. Но я слушал только команды Боунса, стреляя и нанося удары, сохраняя сосредоточенность, как и положено хорошему снайперу.
— Чисто! — сказал сержант Льюис по рации.
Не обращая внимания на приказ оставаться на месте, я выбежал из башни и бросился в здание, где держали пленников. Я проигнорировал голос Боунса позади меня, говорящий мне остановиться. Я не мог. Там мог быть мой гребаный брат.
Сослуживцы пытались остановить меня, когда я вошел в здание и пошел на звук медиков, отдающих приказы. Пол был усеян мертвыми телами, и я слышал крики выживших повстанцев в другой комнате. Мое сердце билось в унисон с бегущими ногами, пока я не добрался до задней комнаты. Я вздрогнул от запаха, который встретил меня. Моча, дерьмо и кровь.
Собравшись с духом, я вошел в комнату и посмотрел налево. С двумя мужчинами работали медики. У обоих не было ничего, кроме кожи и костей, покрытых кровью; они были избиты до полусмерти.
Но я должен был знать. Мне нужно было знать, жив ли еще мой брат.
Я протиснулся мимо мужчин на моем пути и замер, когда увидел знакомую пару глаз, смотрящих на меня. Темные, как у меня. Но это было все, что я узнал. Его лицо было черно-синим. Следы от ножей и огнестрельных ран портили его обнаженную кожу. У него не хватало нескольких зубов и двух пальцев.
Отрезанных начисто.
— Дев.
Я опустился на пол. Когда его глаза встретились с моими, из его груди вырвался болезненный звук. Я рванул вперед и схватился за руку, которая не была ранена.
— Я здесь, Дев. Я здесь, бл*дь.
Я сжал руку Дева и, черт возьми, сломался, когда он попытался сжать ее в ответ.
— Я никуда не уйду.
Я сунул руку в карман и вытащил фотографию его и Зейна.
— Боунс нашел ее, Дев, — сказал я и увидел, как его глаз, который не был заплывшим, наполнился слезами.
— Я сохранил ее для тебя.
— Сынок, — раздался грубый голос позади меня.
— Сержант.
Я посмотрел на Льюиса. Его лицо тоже было чертовски опустошенным.
— Нам нужно доставить его в больницу по воздуху. Это срочно.
— Хорошо.
Я наклонился и поцеловал Дева в макушку.
— Я скоро буду рядом, Дев, хорошо? Держись.
Отпустив его слабую руку, я положил туда фотографию. Пальцы Дева вцепились в нее так крепко, как только могли. Когда медики подняли его, я сказал:
— Не дайте ему потерять эту фотографию. Заставьте его взглянуть на нее, если дела пойдут плохо.
Мой голос был едва слышен.
Медик заверил меня, что сделает, как я просил.
— Выйди, сынок.
Льюис жестом велел мне выйти из комнаты. Я сделал, как он сказал, выходя, как проклятый призрак, по коридорам на улицу.
Все, о чем я мог думать, это о состоянии, в котором находился Дев. Его отсутствующие пальцы, выбитые зубы, следы от ножей, пулевые ранения и его чертовы слезящиеся глаза, когда он увидел меня... когда он увидел фотографию своего сына.
Эти чертовы ублюдки. Какого хрена они с ним сделали? Ранили его, заморили голодом, заставили лежать в собственном дерьме.
Гребаные мудаки!
Я остановился как вкопанный, когда услышал шум слева от себя. Из-за ближайшей двери доносились приглушенные крики повстанцев. Я слушал и чувствовал, как закипает моя кровь.
Они причинили боль моему брату. Они тронули Дева.
Я посмотрел на закрытую дверь, и мои ноги двинулись вперед без раздумий. Я сунул руку в карман и нащупал нож. Я даже не оглянулся, когда вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Трое мужчин посмотрели на меня. Трое связанных