ЮРА: Ты такакя чудная! Прямо не верится, что прошло целых пять лет!
АННА: А ваш тут вше наши помнят и чашто вшпоминают. Тошкуют... А жа могилками ишправно шмотрят.
МАВР: Мы приготовили тебе подарок.
АННА: Как всегда?
ЮРА: Как всегда.
АННА: И што я шмогу делать ешо?
ВАЛЕРА: Ну-ка, приподнимись на носочки. Так, молодец, теперь закрой глаза, расправь в стороны руки, приготовься... напряги свое внутреннее зрение... Что ты хочешь? Ну же, Анна?
АННА: Я....
Она громко закричала, захлебываясь от счастья и непередаваемого, запредельного, никогда прежде не ощущаемого, чувства легкости и свободы.
- Шпашибо! Шпашибо! Я ваш вшех люблю! Люблю-ю-ю-ю!!! - неслось из открытых окон дома.
Гости, встревоженные ее криками, вскочив, кинулись в дом. Однако, мимо них, как фантом, пролетело что-то яркое и ослепительное, брызжущее искрами восторга и радости.
Дмитрий об руку с Аглаей выскочили на крыльцо и, задрав головы, застыли в неописуемом шоке, глядя вверх, где, над укутанным в белоснежную тонкую шаль цветущим садом, на уровне метров трех над землей парила их дочь, в свободном полете раскинув руки-крылья. Ее огненно-рыжие волосы развевались по ветру. И никто в этот момент не мог предположить, что среди гостей, тоже глядя вверх, стоят двое мужчин и огромная собака...
- Мат-т-терь Бож-жия.... - заикаясь, выдавил Дмитрий. - А ведь ей всего пять лет... Что нас дальше ждет? - и он безумными глазами посмотрел на жену.
Она только хитро усмехнулась и проговорила:
- Помнится, кто-то говорил насчет персональной метлы?
Осенев из всех сил пытался не сойти с ума.
- Боже мой... Боже мой... - повторял он, как заведенный. - Где я ей мужа найду? И кто будет этот несчастный?!!
- Нюрка! Ну-ка прекрати! - услышал Дмитрий властный голос Альбины.
- Спускайся немедленно! - вторила ей Машка Михайлова.
- Доченька, гости ждут, спускайся, - эхом отозвалась Аглая.
И тут до Димки долетел с высоты голос Анны:
- Папка, шмотри! Я летаю! Это мне дядя Валера, дядя Юра и Мавр подарили! Папка-а-а-а!!! Я летаю над шадом, в раю-ю-ю!
"Неужели в нашей жизни что-то стало меняться? - подумал Осенев. - Ну не может не измениться! Должно измениться! Пусть у нас отняли рай, а, может, его и не было... Но ведь есть же, наверняка, кто-то есть в этом мире, кто может научить нас летать и подарить нам это невыразимое, сладкое и упоительное счастье - счастье свободы и полета..."
г. Керчь, июль - октябрь.