Читать интересную книгу Воспоминания - Иван Бларамберг

1 октября я со своей молодой женой осмотрел имение Чоргун площадью 3,5 тыс. десятин (15 тыс. австрийских моргенов). Оно считалось лучшим в Крыму и получило название «Царское имение». Мы побывали в обширных фруктовых садах, бродили по лугам, осмотрели мельницу, хозяйственные постройки, бассейн императорского флота, питающий водой доки Севастополя; поднялись на Федюхины высоты, ставшие в 1855 г. столь печально знаменитыми; осмотрели внутреннее убранство нескольких татарских домов, и так как моя жена блестяще говорила по-тюркски, татарские девушки и женщины не стеснялись нас, и я имел возможность наблюдать за их бытом. После обеда мы поехали в Балаклаву и Карани, чтобы нанести визит родственникам моей жены, и вернулись в Чоргун уже поздно вечером, чтобы подготовиться к путешествию на южное побережье.

2 октября, рано утром, нам привели четырех лошадей — для меня, моей жены, которая была прекрасной наездницей, ее служанки и моего слуги, и мы отправились в путь.

Мы двинулись вверх вдоль лесистых склонов до высокогорной гостиницы Байдары, где позавтракали у зажиточного татарина, которого хорошо знала моя жена. Затем мы углубились в густой лес и уже пешком спустились по узкой тропинке южного склона. Когда мы наконец выбрались из лесу, перед нами далеко внизу, как зеркало, раскинулось Черное море. Тогда (в 1840 г.) еще не было прекрасного и удобного шоссе от Балаклавы вдоль южного побережья и склонов гор до Алушты, которое позднее построил инженер-полковник Бюрно, служивший под началом графа Воронцова. Наша тропинка петляла вниз до самой Мишатки, прекрасной виллы, принадлежавшей тогда графу Гурьеву. Нас любезно принял управляющий. Он отвел нам чудесные комнаты и угостил замечательным паштетом из перепелов. В это время года этих необычайно вкусных птиц ловили тысячами на южном побережье Крыма. Во время ужина я беседовал с управляющим, который сообщил мне, что большинство имений и вилл, расположенных вдоль южного побережья, не приносят доходов и являются убыточными. Например, граф Гурьев присылает ежегодно на поддержание Мишатки 26 тыс. рублей. Крестьяне, которых он переселил сюда из центральных районов страны, ничего не смыслят в виноградарстве, не выдерживают здешнего климата, вымирают или возвращаются на родину. Прежнего владельца Мишатки камергера Башмакова это имение полностью разорило. Владеть имениями на южном берегу Крыма могут позволить себе только богатые люди. Точка зрения, высказанная управляющим в 1840 г., до сих пор, за редким исключением, может считаться правильной.

3 октября, рано утром, мы отправились бродить по парку и любовались кипарисами, лавровыми деревьями, миртовыми кустами, а также видом на море и высокие скалы на северной стороне. Затем мы поехали верхом в восточном направлении. Около 15 верст мы пробирались по узким и часто крутым тропинкам то вверх, то вниз до деревушки Кикеней, прекрасного имения Ревелиотти, где и остановились на скромной вилле. Имение, славившееся великолепными виноградниками, было тогда почти единственным на южном берегу, которое давало доход. Незадолго до нашего посещения недалеко от виллы произошел горный обвал, и вдоль склонов гор были видны многочисленные обломки скал, а также вырванные с корнем деревья. 4 октября я отправился в путь один, чтобы посетить Алупку и осмотреть чудесный замок графа Воронцова, а также прелестный парк. Замок, выстроенный наполовину в готическом, наполовину в мавританском стиле, стоит миллионы. Пришлось бы исписать много страниц, чтобы рассказать о существующей там роскоши, а также о прелести окрестных садов и парков. Вид с террасы сада на море изумительный. Затем я отправился в Мисхор, на виллу камергера Нарышкина. Сам он здесь не жил, но как раз в это время приехал навестить графиню Потоцкую, жившую на вилле. Я передал графине письма из Тифлиса. Посетив еще Ореанду, я поехал назад в Кикеней при сильном ветре.

5 октября мы поднялись вверх по очень узкому горному проходу Мердевен (лестница), который действительно имел врубленные в скалы ступени. Он тянулся зигзагообразным ущельем до самого перевала, затем вел по густому лесу через Байдары в Чоргун. Только татарские кони способны подниматься и спускаться по этой лестнице. Мы проехали 35 верст и прибыли домой вечером вконец уставшие. Только спустя 20 лет (в 1860 г.) мне удалось снова побывать на южном берегу и проехать до Алушты. Что касается Чоргуна, то во время войны 1854–1856 гг. он был полностью разрушен. От прекрасного имения осталась лишь голая земля, обильно пропитанная кровью, так как здесь 4/16 августа 1855 г. произошло сражение; Дома и сады были сровнены с землей. После воцарения мира его императорское величество предоставил нам средства, чтобы отстроить и восстановить имение. Однако столетние ореховые деревья и тысячи фруктовых деревьев, как и большая часть дубовой рощи, вырубленной для лагерных костров, погибли. Деревья пришлось сажать заново. И пройдет еще много десятилетий, прежде чем имение примет прежний облик. Два других прекрасных имения, расположенные на Альме, а именно Бурлук и Альматамак, также принадлежавшие моей теще, были сожжены и разрушены во время сражения на Альме в сентябре 1854 г. Однако судьбе было угодно, чтобы теща не дожила до этого несчастья. Она скончалась еще в декабре 1851 г.

6 октября мы вернулись в Ак-Шейх. Начались сборы к отъезду на мое новое место службы. Однако лишь 12 октября после душераздирающего прощания Елены с матерью мы выехали в Симферополь. Отсюда я отправил весь лишний багаж в Москву, попрощался затем с сестрами, и 23 октября мы двинулись из Симферополя на двух экипажах. Ехали днем и ночью через Перекоп и Екатеринослав до Харькова, куда прибыли 29 октября. Дорога между последними двумя городами была ужасной. Непролазная грязь и песчаная почва затрудняли продвижение, однако это были лишь предвестники тех неприятностей, которые нам суждено было пережить на пути до Москвы. Так называемое шоссе из-за осенних дождей оказалось непроезжим. Нехватка почтовых лошадей вынудила меня нанимать лошадей у возчиков, которые заламывали немыслимые цены. Иногда я платил за проезд от одной станции до другой 10–12 рублей серебром, или мне удавалось нанять лошадей у крестьян по цене 14 рублей для обоих экипажей. К тому же я вынужден был за свой счет кормить этих кляч, чтобы добраться до следующей станции. В Курской и Орловской губерниях вообще творилось необъяснимое. Станционные смотрители нередко прятались, боясь гнева проезжающих, которым приходилось на каждой станции ждать лошадей подолгу, иногда неделями. Я видел как императорские фельдъегеря в легких почтовых каретах, запряженных пятью почтовыми и даже курьерскими лошадьми, едва преодолевали две станции за сутки. Поездка от Перекопа до Тулы и Москвы в это время года была ужасна. После многих мучений мы прибыли наконец 10 ноября в Москву и остановились у Моих родственников, где заняли две комнаты. Мой багаж из-за адской дороги еще не прибыл, и мне пришлось ждать его. Тем временем я познакомил свою молодую супругу с достопримечательностями Москвы. Мы побывали в Кремле, во дворцах, церквах, театрах и т. д. и приятно проводили время в кругу семьи. 12 ноября, через два дня после нашего приезда в Москву, выпал глубокий снег. Сразу же установилась санная дорога до весны. Багаж мой прибыл только к рождеству; бедный возница вынужден был, как и многие его товарищи, провести четыре недели в Харькове, пока не установилась санная дорога, и все понесли большие убытки из-за длительного ожидания. Я поставил коляску на полозья, о чем потом очень сожалел.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});