Читать интересную книгу ЦРУ против СССР - Николай Яковлев

Официальная позиция Вашингтона, открыто подтверждающего фарисейство и ложь, – основа государственной политики. Отсюда неизбежен вывод: нужно судить всегда и везде только по делам, но никак не по словам правящих в США. Но чтобы сделать правильные выводы, нужна бдительность и еще раз бдительность. Это испытанное оружие нашей партии, нашего народа. В прошлом бдительность была неизменно предпосылкой наших успехов и побед. Так будет и в будущем.

ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЙ

Американские политические деятели и дипломаты свое второе ремесло – проповедовать направо и налево – за плечами не носят. В зависимости от обстоятельств, личных склонностей и многого другого ремесло это иной раз превращается в специальность отнюдь не побочную. Со времен основания республики излюбленная тема их ораторских упражнений – соотношение идеологии и реальных, скорее материальных, интересов в американской внешней политике, или «идеализма» и «реализма». С замечательным постоянством утверждается, что Америка может предложить миру нечто особенное, возвышенное, хотя трактовка этого «дара» или «вклада» в устах каждого нового поколения адептов американизма иная.

Когда-то американские посланники и посланцы, прибывшие в Европу, сдержанно восхищались архитектурным совершенством европейских столиц по той причине, что, по их словам, им милее была республиканская простота провинциального Вашингтона по сравнению с Северной Пальмирой или Лондоном и Римом. Больше того, дворцовая пышность Европы возбуждала даже негодование тонкогубых квакеров – вот она, бессмысленная расточительность, верный признак загнивания Старого Света! С тех пор много воды прошло под мостами на Потомаке и Гудзоне, Сене и Тибре. С бессмысленной роскошью обстроились американские магнаты, и республиканскую простоту теперь, пожалуй, уместнее искать не в Новом Свете. Но это не оказало решительно никакого воздействия на американские рассуждения об имманентных преимуществах США, просто заокеанские риторы сменили сюжеты, оставив в неприкосновенности основное – Соединенные Штаты-де и ныне служат неким высшим идеалам.

Эта официальная риторика хорошо известна как миру, так и американским специалистам в области международных отношений. Последние в научных сочинениях давным-давно высмеяли попытки изобразить цели США в мире в традиционных терминах и концепциях. Многомудрые специалисты даже бросали вызов – попытка, скажем, написать историю внешней политики США на основе официальных заявлений приведет к таким результатам, которые можно сопоставить только с абсурдностью самого метода, Вероятно, профессор Г. Киссинджер прекрасно знает все это, тем не менее в последние недели пребывания на посту государственного секретаря в 1976 году он изрек в статейке теоретической значимости следующее: «С самого начала американцы считали, что США имеют моральный вес, который превосходит их военную или экономическую мощь. США уникальны среди всех стран мира в том смысле, что они были основаны людьми, преданными ряду политических и этических принципов, которые, по их мнению, носили универсальный характер. Нет ничего удивительного в том, что Сантаяна заключил: «Быть американцем само по себе моральная категория».

Растолковав с этих позиций американское прошлое, Киссинджер бросил взгляд в будущее (менее чем через месяц кончалось пребывание у власти администрации Форда): «Как величайшая демократия в мире, Америка служит напоминанием всем, что есть альтернатива тирании и угнетению. Революция, начавшаяся два столетия тому назад, продолжается, ибо в большей части мира все еще стремятся добиться свободы и достоинства личности, святости законов, то есть того, что никогда не переставали искать США, наслаждаться этим и совершенствовать это». Определенно памятуя о том, что 20 января 1977 года в Белый дом въедет Дж. Картер с тяжелым идеологическим багажом, уходящий государственный секретарь уточнил: «Мы должны защищать права и достоинства человека… У нас как моральные, так и практические обязательства защищать наши ценности и бороться с несправедливостью. Те, кто выступает за свободу и разоблачает несправедливости репрессивных режимов, поступают в лучших американских традициях» [259]. Надо думать, что, помимо прочих соображений, изречь эти истины оракула побудили размышления чисто практического свойства. Тогда ему было 52 года – в этом возрасте не хочется уходить от дел по простой причине смены администрации.

Профессор Киссинджер, конечно, великий моралист-теоретик, а в период Уотергейта было показано, что он, помимо прочего, и моралист-практик. Выяснилось, например, что в заботах о правах человека ему ничего не стоило отдать указание компетентным американским органам подслушивать телефонные разговоры ближайших сотрудников и коллег, а также установить, в какой мере это соответствует лучшим американским традициям. На пресс-конференции 23 августа 1973 года Киссинджер в качестве общего принципа государственной деятельности положил такую мысль: «Любое правительство должно устанавливать тонкое и точное соотношение между потребностями национальной безопасности и гарантиями индивидуальной свободы. Следует надеяться, что конкретные решения можно будет оправдать с точки зрения их необходимости» [260]. По осени 1974 года госсекретарь во время встречи с группой сенаторов в ответ на их вопросы, почему он не считается с государственным департаментом, отрезал: «Бывают времена, когда национальные интересы превыше законов» [261].

То, что на языке государственного секретаря именуется «национальными интересами», несомненно, имеет другое, куда более точное название – классовые интересы правящей в США олигархии. Руководствуясь неизменно этим компасом, Вашингтон на нынешнем этапе счел своей обязанностью сделать акцент на «правах человека». Что это, собственно, означает?

Американская риторика на этот счет, восходящая к Декларации независимости, хорошо известна – «все люди созданы равными». Многие годы эта звонкая фраза повторяется американскими официальными лицами и пропагандистами. Легковерные склонны принимать ее всерьез. Но между расхожим представлением и сутью дела дистанция громадного размера. То, что незыблемо как пропагандистское клише, никогда не принималось всерьез теми, кто понимает смысл, вложенный отцами-основателями в эту формулу. Пример тому – академическая община, где среди своих вещи называются своими именами.

Видный американский профессор Дж. Грин в начале 1976 года выступил в Оксфордском университете с лекцией «Все люди созданы равными», организованной в рамках празднования 200-летнего юбилея США. Снобистская речь в изысканной аудитории – в Оксфорде, оплоте аристократического образования в Англии. Собравшиеся услышали то, что хотели услышать. Заокеанский оракул, вернувшись к событиям 200-летней давности, подчеркнул: «3анимавщиеся историей далеко не отдавали себе отчет в том, о чем я хочу сказать, – глубокая и истовая приверженность поколения руководителей революции к политическому неравенству решительным образом сузила качество и размах социально-политических изменений во время (американской) революции».

Отправляясь от этого положения, Дж. Грин показал, что «равенство возможностей для революционного поколения означало обеспечение равного права для индивидуума завладевать максимально большой собственностью, добиваться для себя наилучшей жизни в зависимости от своих способностей, средств и обстоятельств. Каждому предоставлялось равное право становиться более неравным». Под знаком доктрины «равные права на свои права», говорил Грин, и развиваются с тех пор Соединенные Штаты. Вероятно, американский профессор довольно точно описал оборотную сторону медали, на которой отчеканено: «права человека» [262].

Доктрина эта полностью удовлетворяет правящую элиту Соединенных Штатов и в то же время в упрощенном пропагандистском варианте удобна для улавливания душ простаков. Так было всегда.

И все же отчего именно в середине семидесятых годов Вашингтон столь назойливо стал поднимать вопрос о правах человека? На рубеже шестидесятых и семидесятых годов описанная доктрина по многим причинам дала серьезную трещину в США. Обнаружилось, что сладкие песни об обеспечении прав человека в заокеанской «демократии» перестали удовлетворять миллионы американцев. Что, усмотрел официальный Вашингтон, чревато неисчислимыми последствиями при существовании в мире двух противоположных социально-политических систем.

З. Бжезинский, разбирая перспективы американо-советских отношений, заметил, что одержит верх та система, которая окажется прочнее, иными словами, исход дела решит внутреннее положение в каждой стране. Что касается Соединенных Штатов, то, на взгляд Бжезинского, их отнюдь не отличает большая стабильность. Как заметил он в теоретической статье, увидевшей свет в начале семидесятых годов и претендовавшей на прогнозирование ближайших событий, «в Америке совершенно очевидно широкое социальное волнение, которое имеет далеко идущие конституционные и политические последствия… В Америке проявляется новый феномен, который, вероятно, будет господствовать в семидесятые годы: осознание того, что человек, одержавший верх над своим окружением, должен серьезно поразмыслить и дать ответ – прежде всего в социальной области – на коренные вопросы о целях социального существования. Это пронизывает все усиливающиеся национальные споры относительно характера общества и роли науки, споры, носящие как политический, так и философский характер.