Читать интересную книгу Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

Замершие вокруг люди начали что-то говорить, все громче и громче, заплакала и прижала к себе сына светловолосая итальянка, что-то громко сказал, пытаясь обнять меня, его отец. А я почувствовала невероятную слабость. Мне показалось, что я сейчас просто потеряю сознание, если не сяду куда-нибудь в сторонку. Я посмотрела на отца мальчика, все говорящего мне что-то и говорящего, на итальянку, обнимающую сына, кивнула, пробормотав по-русски:

– Сейчас… я сейчас… – и вернулась к своему столику.

У меня там стоял чайничек зеленого чая и чашка. На дне чашки лежал прозрачный коричневый камешек. Я некоторое время недоуменно смотрела на этот камешек. Ну, господи, это же сахар. Тростниковый или еще какой-то. Вот еще много таких прозрачных кусочков передо мной в высокой многоярусной вазочке. Таких и еще других – шероховатых, желтых, белых, тоже прозрачных, как неровные леденцы… Я с трудом отвела взгляд от пирамидки с сахаром, налила полчашки желтоватого чая, сделала глоток, тут же обжегшись, но не почувствовав никакого вкуса, как будто пила простую воду. Аккуратно отсчитала деньги, положила их на блюдечко со счетом и пошла к выходу, думая только об одном – нужно спокойно идти и спокойно дышать. В обморок я никогда в жизни ни при каких обстоятельствах не падала и не упаду. Скорей всего, я непривычно много была сегодня на солнце.

Я вышла на улицу, отошла немного в сторону и постояла несколько мгновений, стараясь дышать ровно. Перед моими глазами была вывеска ресторана, в котором я только что была. Как он называется? Я прочитала еще раз вывеску, неярко освещенную двумя пузатыми старинными фонарями, потому что подумала, что ошиблась, настолько простое и наивное название, написанное белыми буквами с завиточками на синем фоне, не соответствовало всему чопорному антуражу ресторана. «Sailor's Dream» – «Сон моряка» или «Мечта моряка», что в общем-то почти одно и то же… Мечта, надежда, что в самый последний миг придет спасение ниоткуда, что хватит сил доплыть, что к тебе лично судьба не будет столь жестока… Оттого, что у меня сильно кружилась голова, белые буквы стали покачиваться, как на волнах, и я, отвернувшись, потихоньку пошла в сторону своей гостиницы.

Когда я отошла уже достаточно далеко, меня догнал запыхавшийся отец мальчика.

– Grazie, signora, grazie per l'aiuto[6]!

– Пожалуйста! – ответила я по-русски и улыбнулась. Я поняла, что он благодарит меня.

Он что-то спросил меня, я лишь покачала головой: «Не понимаю». Тогда он переспросил по-английски, с трудом подбирая слова:

– Скажите мне хотя бы, как вас зовут? Сегодня – день рождения Тонино. Ему исполнилось семь лет. Мы с женой ждали его десять лет. Понимаете? Десять! И сегодня он чуть было… О, нет, мой бог, я даже не хочу это произносить… Как ваше имя?

– Александра, – ответила я и продолжила по-английски: – Я врач, русский врач.

Мужчина продолжал искренне и бурно благодарить меня, а я опять почувствовала неприятное ощущение в голове и в горле, как будто кто-то сильно-сильно сдавил меня и не отпускает.

– До свидания! – попыталась улыбнуться я и, дружески похлопав мужчину по загорелой руке, крепко державшей меня за локоть, аккуратно сняла его руку.

Он что-то еще говорил мне вслед, а я лишь слышала негромкий, зудящий звук в голове, неприятный и нарастающий, и думала, что зря каждый обед и ужин беру вино. Я же в Москве почти не пью. Два раза в год, на папин день рождения и на Новый год. Наверно, от вина у меня просто сильно расширились сосуды.

В номере я умылась и сразу легла спать. Несколько мгновений лежала, глядя, как качается надо мной потолок со светящимися в темноте узорами и короной, и провалилась в сон. Как ни странно, я проспала до самого утра, ни разу не проснувшись, и утром встала в семь часов, отлично отдохнувшая и выспавшаяся.

Глава 7

Просыпаясь, я слышала, что вроде пикнул телефон, сообщая о письме. Но я сразу его не нашла, и про сообщение как-то забыла. И лишь позже, кладя в сумку телефон, который обнаружился в ванной, увидела значок «сообщение». Оно оказалось от Ийки, видимо, в ответ на мое вчерашнее. И было в нем всего одно слово: «Мам».

Как-то мне стало не по себе от такого письма. Я убеждала себя, что все в порядке, что она просто забыта или поленилась дописать его, или считала, что и этого хватит… Но на душе у меня было неспокойно. Одеваясь и причесываясь, я снова и снова набирала Ийкин номер, но женский голос автоответчика упорно и спокойно отвечал, что с Иечкой сейчас поговорить нельзя. Тогда я написала ей: «Пожалуйста, дочка, когда включишь телефон, позвони или сообщи письмом, что у тебя все в порядке. Я очень волнуюсь». Я была уверена, что хоть одно слово она должна будет мне написать.

Спустившись на завтрак, посмотрев на дымящиеся сосиски, обжаренные с утра пораньше в масле, на чуть неровные пухлые блинчики, которые жарил круглощекий повар в туго повязанном переднике и огромном белоснежном колпаке, на россыпи изюма, чернослива, инжира, фиников, орехов, я поняла, что есть не хочу, причем категорически. А хочу понять, и как можно быстрее, что же хотела сказать мне Ийка. Даже вкусный ароматнейший кофе, который варил другой, серьезный бородатый повар, тоже в высоком, жестко накрахмаленном колпаке, показался мне сегодня просто горьким и больше никаким.

Я отставила недопитую чашку, резко вышла из-за стола и поднялась к себе, даже не взглянув, вышел ли Лео на работу. Полчаса я безуспешно набирала Ийкин номер, и каждый раз мне казалось – вот сейчас она ответит, я уже заранее слышала ее голосок, не сразу отвечающий мне: «Мам?»… Я не отличаюсь излишней мнительностью, чтобы паниковать без причины, и предчувствиям своим я верить особо не привыкла. Но… если продолжать звонить на Ийкин молчащий телефон, я сойду с ума.

Передо мной лежал все тот же список экскурсий, который передал мне гид Феликс. Что-то он не очень настойчив, с тех пор так и не объявлялся. Так, какой сегодня день недели? Вторник, кажется… Значит, сегодня можно поехать куда? Я просмотрела экскурсии. В аквапарк, это как-нибудь в следующий раз… и еще на Сицилию… Интересно – в Италию? Да, вот тут так и написано… Я взглянула на часы. Успею, если выйду прямо сейчас. Из окна я увидела, как у небольшой пристани качается катер. Очевидно, на нем и можно добраться до Сицилии. В проспекте же написано – «от пристани в 8.00». Если это та пристань и тот катер… Я быстро собралась и вышла из номера.

Лео, оказавшийся внизу, поспешил объяснить мне, что можно просто взять билет на катер и на Сицилии отлично справиться самой – добраться до вулкана, постараться понять без помощи гида, в чем прелесть острова и его главной достопримечательности – действующего вулкана Этна. И это будет увлекательнее, чем ехать с экскурсией. Вряд ли Лео знал о моих нравственных муках по поводу местных цен и денег свинюшки Ирки. Он просто советовал, как лучше и интереснее. Я решила, что так и сделаю: воспользуюсь туристическим проспектом и смело окунусь в неизвестное. Взяла билет и села на катер.

На катере я решила купить бутылочку воды и поняла, что поступила опрометчиво, не взяв с собой в дорогу воды. Не могу сказать, что мне было очень приятно в очередной раз сознавать, что я не могу себе позволить многих вещей. В Москве, как ни странно, живя в своем обычном ритме, покупая еду в одних и тех же магазинах и редко совершая большие покупки, я так сильно этого не ощущаю.

Здесь же мне постоянно приходилось снова и снова понимать – нет, не по карману, дорого, не для меня. И как-то мне становилось от этого странно. Не грустно, и не тоскливо, и не обидно. Нет. А так, будто я зашла случайно на чей-то веселый праздник в серой будничной одежде и грязных сапожках, не потому что я грязнуля, а потому что ходила-ходила по осенней грязи, из дома в дом, от одного ребенка к другому… И вот зашла туда, где все веселятся. И стою в сторонке, не знаю, как в этот праздник встроиться, на меня особо никто и не смотрит, и вид мой ни у кого не вызывает раздражения, да мне самой как-то неловко. И тогда я пытаюсь объяснить сама себе: понимаешь, в нашей стране произошел очередной катаклизм. Они происходят в России регулярно. То одно, то другое. То революция, то крестьянский бунт, то голод, то коллективизация, то засуха, то нашествие иноземцев, то происки коварных горцев, то расстрелы, то слабовольный царь, то потерявший разум генсек, то внезапно грянувший капитализм… А, как известно, дрова рубят – щепки летят.

И мне досталось, как и многим. Меня, с моей прекрасной профессией, легко причислили к «бедным» и с высоких трибун обсуждают, как нам, «бедным», помочь. И те из моих одноклассников, кто хуже всего учился и не стал поступать в институт, живут сейчас гораздо лучше. «Лучше». Так, наверно, будет правильнее сказать. Слаще едят, больше отдыхают, чаще путешествуют.

Но ведь не вырваться из существующей системы. На пустынный остров в поисках потерянных идеалов, а также справедливости, гуманности и милосердия не убежишь… Приходится жить по предложенным тебе законам, предложенным кем-то более сильным, напористым, уверенным в том, что имеет право решать за миллионы других людей.