бросал трубку. Я жду полчасика, и вот он снова со мной, весь такой ласковый. — Она пародирует голос Джона: — «Привет, это ты, Герти? Не бери в голову, Герти». — И она хохочет в голос.
— Много подарков дарил?
— У меня от них дом ломится: бусы, жемчуга, всякое прочее! Все, что только пожелаешь. Но у меня спартанская натура. Живу скромно. Мне ничего не нужно.
Камера берет в кадр «Серебряное сердце» в рамке — награду Клуба Варьете, — которое Джону вручил Гарольд Вильсон в 1964-м.
— Что скажете о статьях, которые публикуют после его смерти? Все эти истории из личной жизни, о сексуальных похождениях?
— В жизни ничего подобного не слыхала!.. Ну что за люди больные! Мне кажется, им самим секса не хватает, они на нем повернуты, жаждут внимания.
— Когда он вам звонил последний раз?
— В ночь накануне убийства. Два часа проболтали. Он все повторял: «Скоро увидимся, Мими, жду не дождусь встречи с тобой» — а потом, сами уж знаете, в пять утра на следующий день из-за океана прилетает известие; но если честно, если бы я приняла его смерть, то не смогла бы жить дальше. Я просто не думаю о нем как о мертвом.
— У вас была любимая песня из тех, которые Джон написал и исполнил?
— Даже не знаю. «A Hard Day’s Night», как по мне, сейчас звучит не так уж плохо! — И она снова разражается гортанным смехом.
80
На «Ютьюбе» это коротенькое интервью собрало больше полумиллиона просмотров и тысячи комментариев, по большей части теплых: «Классная тетенька», «Просто сокровище нации, RIP»[472], «У нее такая любящая и скромная душа. Она окружила легенду любовью, привила ему дисциплину, а еще дала крылья. Благослови, Господь, всех мам и тетушек в мире», «Сто процентов, если бы не было Мими, то не было бы и Джона Леннона, которого мы полюбили, а значит, и «Битлз»», «О-о-ой, какая милая тетя! Я знаю, у него было трудное детство, но ему повезло, что у него был рядом человек с таким добрым сердцем. RIP».
И все же два человека, близко ее знавших, — первая жена Джона, Синтия, и его сводная сестра Джулия Бэрд — описывают тетю Мими в иных выражениях. Джулия — дочь матери Джона (тоже Джулии) и ее сожителя, официанта Бобби Дайкинса, — питает особенную неприязнь к старшей сестре матери. Джулия утверждает, что тетя Мими испытывала «неудержимую потребность контролировать жизнь и действия всех, кто ее окружал». В своих мемуарах 2007 года «Представьте себе это: детство с моим братом Джоном Ленноном»[473] она обвиняет тетю Мими в «предельном лицемерии», заявляя, что в 1956-м, в возрасте пятидесяти лет, эта чопорная приличная дама закрутила роман с квартирантом на двадцать шесть лет моложе ее. Джулия обвиняет ее в лицемерии, видимо, еще и потому, что, при всей своей показной благопристойности, тетя Мими подло отняла Джона у матери, пожаловавшись в органы опеки: мол, не дело доверять ребенка женщине, живущей во грехе. Если верить Джулии, то тетя Мими перед смертью сказала сиделке: «Мне страшно умирать, я столько подлостей натворила». Хотя справедливости ради стоит отметить, что та же сиделка еще где-то обмолвилась, что предсмертные слова Мими были куда теплее: «Привет, Джон».
Синтия Леннон оказалась столь же беспощадной. «Она любила выставлять себя строгой, но любящей тетушкой, которая обеспечила надежный старт для успеха Джона, — пишет она о тете Мими в одной из двух своих биографий. — Но я знала другую Мими. Она лишила Джона уверенности в себе, оставив ему только злость и боль». У Синтии Мими — манерная особа: «Держалась она чуть ли не как королева. Говорила без ливерпульского акцента, и мне кажется, что Джон стал говорить с акцентом рабочего класса в знак протеста. Мне с самого начала было ясно, что Мими — этакая снобка, мелкобуржуазная особа с претензией на высший класс. Было у нее любимое словечко, «хулиганье». Она бросалась им всякий раз, когда нужно было очернить увлечения или друзей Джона. Подозреваю, что и меня в том числе».
Синтия не склонна утверждать, что тетя Мими подарила Джону крылья; если верить ей, тетя Мими скорее эти самые крылья подрезала: семьи прочих битлов побуждали ребят ехать в Гамбург, а вот Мими «делала все, что могла, лишь бы не пускать Джона».
Вернувшись из Германии, Джон подарил Синтии шоколадно-коричневую кожаную куртку из «C&A»[474]. «В ней я ощущала себя настоящей красавицей, мне не терпелось показаться в ней на людях». Вдвоем они заглянули на обед к тете Мими, купив по пути курицу, но Мими не выказала благодарности. «Она увидела куртку, узнала, что это подарок Джона, и взорвалась от злости. Заорала на Джона, мол, все деньги просадил на эту «бандитскую шалаву», и швырнула в него сперва курицей, которую выхватила у меня из рук, а потом и зеркальцем. «Меня курицей подмазывает, а сам все деньги вот на это потратил?» — орала она». По воспоминаниям Синтии, Джон вышел через черный ход со словами: «Ее только деньги да кошки заботят».
В те дни, когда «Битлз» выступали в клубе «Кэверн», Джим Маккартни частенько забегал туда послушать ребят, да и мать Джорджа Харрисона, Луиза, была завсегдатаем, подбадривала битлов. Но тетя Мими не посещала таких заведений. По слова Синтии, она лишь раз заглянула в клуб — посмотреть, где это Джон пропадает. Луиза Харрисон окликнула ее:
— Здорово играют, правда?
— Рада, что хоть кто-то так думает, — прокричала в ответ Мими. — Если бы вы их не поощряли, мы все жили бы мирно и тихо!
Шум и запахи привели ее в ужас. «Я просто не могла заставить себя приблизиться к сцене, — сетовала она Хантеру Дэвису. — А смогла бы — стащила бы с нее Джона».
После представления она протолкалась в убогую гримерку клуба. «Очень мило, Джон», — ядовито заметила она и вскоре удалилась. «То, что она так резко ушла, обидело Джона, — вспоминала Синтия. — Он-то хотел, чтобы она им гордилась».
В 1962 году Джон прокрутил для тети Мими первый сингл «Битлз», «Love Me Do». Реакция была непримиримой: «Если ты собираешься зарабатывать на жизнь вот этим, то тебя ждет неприятный сюрприз».
Когда Джон наконец набрался смелости и сообщил тете Мими, что они с Синтией женятся, она «разоралась и в гневе пригрозила, что перестанет с ним общаться».
С тем, что тетя Мими была снобкой, согласны все. Все отмечают ее коллекцию тарелок «Роял Вустер», собрание сочинений сэра Уинстона Черчилля