кровь все не уходит.
— Чья это рубаха, госпожа? – Румпель присел на корточки рядом с женщиной.
— Скоро увидишь, скоро сам все увидишь, принц без имени. – Бени откинула от лица белые волосы и посмотрела на мага. — Хочешь, я постираю твою рубашку?
Румпель удивленно поднял брови и мысленно порадовался, что так и не снял капюшон. Калдер издал непонятный булькающий звук и попытался отползти подальше от жуткой сиды. Но та не обращала никакого внимания на келпи. Буравила заплаканными глазами черный провал лица напротив.
Румпель криво улыбнулся и вновь поклонился.
— Почту за честь.
Маг привычным движением начертил на лице нужные руны, а когда почувствовал, как тьма прильнула к коже снял плащ, отколол фибулу в форме трилистника и положил в сумку, расстегнул и стянул с себя дублет и потянулся к завязкам камизы. Стянул ее через голову и протянул прачке.
— Хорошая у тебя застежка. Крепкая у нее воля и тебя оберегает по чести. Защитит даже от сильной магии. Носи ее, не снимай, глядишь, и дело добром кончится, – сказала и замолкла, глядя, как по вороту рубахи растекается кровавое пятно.
— Да что ж это такое! – взвыла Бенни и принялась со всей силы бить вальком по рубахе, тереть ее и вновь полоскать. Румпель сглотнул и тихо произнес:
— Не утруждайте себя, госпожа. Чему суждено случиться, того не миновать.
— Э-нет. Тут пятно совсем не большое. И не будь я Бенни-прачкой, если не смогу отстирать его!
Румпель, не чувствуя холода, сидел на берегу лесного ручья и смотрел, как сида стирает собственные пальцы в кровь, пытаясь вывести алое пятно у самого ворота его рубахи. Женщина цедила сквозь зубы ругательства, дула на мешавшую прядь волос и терла, терла, терла. Наконец она опустила камизу в воду и довольно улыбнулась, выуживая сияющую лунной белизной ткань.
— Да! – вскрикнула она так, что заиндевевшая трава прижалась к земле. Встряхнула рубаху, разбрызгивая сотни блестящих капель. – Надевай!
И маг полез в ледяную рубаху, путаясь в мокрых рукавах и озябшими пальцами пытаясь стянуть шнурок на треклятом вороте. Мелкая противная дрожь разбегалась по телу, и Румпель молился всем богам, чтобы сида приняла ее за следствие холода, а не страха. Ведь одно дело - встать к Волчьей сестре лицом к лицу, заглянуть ей в глаза и с надменной улыбкой принять ее дары. А другое – вот так сидеть и безучастно наблюдать, как вершится твоя судьба. Маг застегнул фибулой дуплет и поднялся.
— Спасибо тебе, госпожа, — Румпель взглянул на ободранные в кровь руки, нахмурился и попросил:
— Позволь? — Он аккуратно взял женские ладони, сложил их лодочкой и начертил на них бесконечную руну дагаз. Раны на глазах начали затягиваться. Щеки сиды порозовели, и она отвела взгляд.
— Благодарю и буду надеяться, что моя помощь была не зря. Позволь, принц без имени, дать тебе один совет: порой выбор быть твердым и несгибаемым не самый верный. Представь, что каждый удар судьбы будет откалывать от тебя кусок. Взглянешь на себя через годы, а ты уже не скала, а галька под чужими ногами. Пойдем, я открою вам проход в Холмы.
Женщина из сидов подхватила корзинку со стираными вещами и, не оборачиваясь, пошла вдоль ручья. Румпель с другом последовали вслед на ней. Разговаривать больше никого не тянуло. Румпель обдумывал слова, что для него были произнесены, а Калдер все косился на окровавленную рубаху, лежавшую поверх другой одежды. Неугомонному келпи все казалось, что он где-то видел этот узор вышивки. Бенни подошла к небольшому пологому холму, украшенному мерцающими во тьме грибами, и потянула за ручку неведомо откуда взявшиеся двери. Та бесшумно отворилась, впуская в свое нутро.
— Вам воон, по тому светлому коридору, прям до главных чертогов Лесного царя. И передайте ему…а, впрочем, не надо, он все и так лучше меня знает. – Женщина гулко хлопнула дверью и, понурив голову, скрылась в противоположном темном туннеле.
Путь оказался на удивление длинным. В какой-то момент Румпелю усомнился, не сыграла ли с ним банши злую шутку, вынуждая ходить кругами. Но вот эхо стало доносить разрозненные крики, и вскоре перед путниками возник огромный, освещенный сотней факелов зал. Огонь лизал стены подземного дворца, выглаживал их янтарным блеском. Ароматы мяса, ягод и трав пьянили. Столы ломились от яств, а эль лился ручьем. В глубине зала горел очаг, а на нем исходил паром громадный котел. В самом центре на высоком троне сидел Хозяин Холмов и внимал стоявшей напротив Кайлех. Румпель спешно утянул друга в темную часть зала.
— О, Лесной царь! Позволь мне и достойнейшим из моих туатов присоединиться к тебе в праздновании темной стороны года, когда холмы наполняются музыкой и весельем. Я пришла не с пустыми руками. Взгляни, я принесла кабана, что семь лет кормился одним лишь молоком и не касался копытами земли. Пусть каждый из подданных твоих получит долю по своим подвигам и победам.
В зал внесли огромную тушу, сочащуюся медовым соком, и водрузили на стол. Сиды дружно ахнули, ибо никто доселе не видел столь большого, тучного и соблазнительного кабана. Все подались вперед, желая отведать угощенье, но вдруг один из туатов, оттолкнув иных, воскликнул:
— Не найдется средь детей богини Дану тот, кто посмеет оспаривать у меня право делить этого кабана!
— А среди воинов темной стороны луны? – Насмешливо подняла бровь Кайлех. – Неужто ты думаешь, что нечестивый двор беден на героев?
— Твои сосунки не чета мне! – распалялся сид. — Я воспитал многих из них!
— Да, помню, — встрял в спор новый воин, — как ты привязывал бедняг к лошадиному хвосту. Сядь! Не бывать тому, чтобы Абарта делил кабана вперед меня! Ведь я сражался еще в первой войне туатов и много последователей Морриган сразил мой меч!
— О, — воскликнул один из тех сидов, что пришли с Кайлех. — А не ты ли позорно бежал с Хессдаллен, оставив там умирать троих сыновей? Э-нет, среди почитателей Дану закончились храбрые воины. Вы даже людей приструнить не смогли, потому уж лучше молчите!
— Конечно, — выплюнул высокий русоволосый сид, — мы и молчали, а вот ты кричал, как белуга, наступив на колючку чертополоха! Ты не воин, а девица!
— Девицы, по-твоему, не воины? – спросила Кайлех, распаляя спор. — Да я любого из вас одолею в поединке.