и у всех астрономов во время наблюдений.
– А вот карабин или пистолет, – прохрипел он раздраженно. – Что до кавалерии, то я не знаю, что вы хотели этим сказать. Быть может, у меня и кривые ноги, но я никогда не сидел на лошади. А теперь, мой юный друг, позвольте мне заметить, что, для того чтобы выставить себя глупцом, вы неудачно выбрали время и место и что, если бы у нас было принято гадать по полету канареек[35], счастливых предзнаменований от вас мы бы в жизни не дождались. Это всё. Я закончил.
При последнем весьма нелестном сравнении господин Гаран громко расхохотался. Но едва господин Летелье в порыве гнева произнес эту тираду, как тут же пожалел о содеянном. Тибюрс теперь уже не пытался подражать Шерлоку Холмсу. Позеленевший и сконфуженный, он дрожащим голосом бормотал неразборчивые извинения. Он выглядел таким огорченным, что астроном, проникшись жалостью, поспешил добавить:
– В конце концов, всем нам свойственно иногда ошибаться… Как знать, быть может, завтра вам повезет больше… Простите мне эту вспышку. А теперь я прикажу проводить вас в ваши комнаты.
Он позвонил. Появился слуга. Но герцог д’Аньес задержался после ухода своих спутников.
– Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он мсье Летелье. – Прежде всего, мсье, простите меня за Тибюрса. Я привез его вот почему. Тибюрс – мой друг еще с коллежа. Я знаю его много лет и все эти годы был свидетелем его доброты, великодушия, и лишь в последние месяцы он стал совершать глупости. Это самая надежная, самая преданная, самая… наивная… из собачек. Тем не менее даже эти его качества не послужили бы достаточным основанием привезти его в Мирастель, если бы не одно обстоятельство: Тибюрс был со мной, когда я получил ваше сообщение. Потрясенный столь ошеломляющей новостью, узнав разом и об исчезновении мадемуазель Марии-Терезы, и о вашем подразумеваемом согласии на наш брак (раз уж вы попросили меня о помощи), я на какое-то мгновение растерялся – как-никак я получил согласие, но однако же потерял невесту!
– Простите, простите, но…
– Секунду. Тем временем, мсье, Тибюрс мне поклялся, что он найдет мадемуазель Марию-Терезу. Я пребывал в таком замешательстве, что позабыл обо всех тех промашках, которые допускал ранее этот псевдо-Шерлок… «Ах! – сказал я ему. – Найдешь Марию-Терезу – проси у меня все, что хочешь!» И я тотчас же понял, какую глупость совершил… Дело в том, мсье, что вот уже два года, как Тибюрс любит мою сестру, и Жанна тоже любит его. Конечно, если бы это зависело только от меня, они бы давно уже поженились, так как я не знаю людей более достойных, чем Тибюрс и Жанна. С другой стороны, вам известно, что моя сестричка не очень хороша собой…
Стало быть, Тибюрс, который располагает колоссальным состоянием, намерен на ней жениться не ради приданого… Короче говоря, все были бы только счастливы…
– Так в чем же дело? – спросил господин Летелье.
– А в том, мсье, что я вспоминаю моего покойного отца, герцога Оливье, мою покойную мать, урожденную д’Этраг де Сент-Аверпон, и всех моих предков. Не будут ли они страдать, там, на небесах, из-за того, что представительница рода Аньес выйдет замуж за простолюдина?
– Что об этом думает мадемуазель д’Аньес?
– Моя сестра полагается на мнение главы семьи, то есть на мое. В наших домах подобные решения не обсуждаются… Вот только… гм… когда Тибюрс мне сказал: «Отдашь ли ты мне мадемуазель Жанну в обмен на мадемуазель Марию-Терезу?» – мне подумалось, что моим предкам, покоящимся в могилах, вряд ли есть до этого дело… и я ответил: «Да. Отыщи Марию-Терезу, и Жанна станет твоей женой». Час спустя, после посещения префектуры полиции, я сам поразился своему сумасбродству. Как мне хотелось вернуть обещание и не брать с собой бесполезного Тибюрса! Но я уже не имел на это права. Хоть я и убежден в его бездарности, теперь я должен облегчить ему задачу, в случае успешного выполнения которой в соответствии с данной мною клятвой он будет вознагражден!
– Теперь я понимаю, почему он был так расстроен! Бедный юноша! Жаль, что он не очень смышлен, этот господин Тибюрс; он бы обязательно нашел Марию-Терезу. Когда тобой движет такой мотив, можно добиться чего угодно! Любовь!
– Да, мсье, любовь! Если вы измеряете шансы на успех силой любви, тогда уж мою невесту должен отыскать я сам, не так ли?
– Гм… вашу невесту… Дело в том… Послушайте… Я был немного не в себе, когда посылал телеграмму… Есть и другой молодой человек, который, соперничая с вами, просил руки моей дочери… Признаюсь вам, что касается меня… гм… В общем, она сама сделает выбор. Она будет свободна выбирать между вами и господином Робером Колленом… Но по правде говоря, я уверен, что тот, кто ее найдет…
– Но, мсье, – воскликнул герцог д’Аньес, совершенно озадаченный, – разве вы не знаете, что наше чувство взаимно?
– Впервые об этом слышу, мсье.
– Надо же! Но… мне казалось, все об этом знают…
«Определенно, – сказал себе господин Летелье, – я слишком долго жил среди звезд».
Глава 9
На вершине горы Коломбье
В критические минуты каждый вновь прибывший кажется спасителем. Женщины и господин Монбардо встретили господ д’Аньеса, Тибюрса и Гарана как посланцев небесных. Вероятно, Максим и Робер тоже разделили бы их чувство, если бы первый не был однокашником простодушного Тибюрса, а присутствие герцога д’Аньеса могло пробудить в Робере что-либо, помимо ревности.
По совету господина Гарана в этот вечер все воздержались от любых догадок относительно места исчезновения, ограничившись приготовлениями к завтрашней экспедиции на хранившую тайну вершину горы Коломбье.
К моменту отхода ко сну горячая надежда, вспыхнувшая с прибытием профессиональных сыщиков, уже едва теплилась в душе обитателей Мирастеля. Тибюрс показал себя совершеннейшим глупцом, а Гаран, несмотря на звание капитана и штатское платье, мыслил как самый обычный полицейский. Однако некоторые усмотрели глубокий смысл в его продолжительном и загадочном отсутствии незадолго до ужина, но рассудительно ни о чем не расспрашивали.
Выступить решено было с восходом солнца.
Гаран вот уже с час как не находил себе места, когда наконец забрезжил рассвет. Пришлось одолжить ему пальто, трость и гамаши, так как он ничего с собой не привез. Тибюрс заставил себя ждать. Он появился, стуча подбитыми гвоздями ботинками и гремя самыми разнообразными предметами, так что все смогли оценить его экипировку: походную обувь, альпеншток, капюшон, тирольскую шляпу и целую кучу сумок, сумочек, футляров, чехлов, ножен и рюкзаков, которые свисали с него – и спереди, и с боков, и сзади, – словно гроздья экзотических фруктов.
Господин