— Маркиз! — негромко молвил Джералдин, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Угу! — откликнулся Сивард. — Чего маячишь на сквозняке? В чем дело?
— Закончили осмотр ладьи, — доложил помощник, заходя в кабинет. — Есть кое-что интересное.
Камиллорой Нарриньерри встал со своего места:
— Я, пожалуй, пойду, маркиз. Приятно было с тобой поговорить.
— Постой-ка, — вытянул этот аристократ голубых кровей свою цепкую ручищу и ухватил капитана за манжет. — Не торопись. Может, мне твой совет сгодится, кто знает.
— Ну, если ты настаиваешь…
— Наливай себе стаканчик и слушай внимательно.
— Так точно! — рявкнул бравый капитан.
Джералдин хотел было прокомментировать происходящее, но он был неизменно верен своим принципам и потому только пожал плечами. Сивард показал ему язык. Но свидетелей не было: Камилл как раз отвернулся, чтобы откупорить очередную бутылку, и потому доказать сей факт было совершенно невозможно. Так сделаем же вид, что и мы о нем ничего не знаем.
— Прямо дитя малое, — пробурчал молодой человек, отправляясь за следователями, которые буквально по щепке разобрали «Летучую мышь» и теперь были готовы докладывать начальнику Тайной службы о своих выводах.
Имперские следователи — Инниас и Селестен — оба закончили Эр-Ренкский университет и по нескольку лет успешно занимались наукой, прежде чем Сивард Ру пригласил их на работу в Тайную службу Когда-то у них были не только эти имена, но и титулы, однако ни того ни другого большая часть коллег уже не помнила. Все звали их Крыс-и-Мыш, причем именно так, одним словом, ибо Крыс-и-Мыш были неразлучны. Дело свое они знали до тонкостей и любили, что еще важнее. Инниас-Крыс был тощим, способным просочиться в любую щелку типом с серыми глазами, быстрым взглядом, вытянутым лицом и острыми мелкими зубами. Селестен-Мыш был сущим малышом рядом со своим длинным напарником, у него была пышная шевелюра редкостного белого цвета и черные глазки-бусинки. Он бы считался толстячком, если бы не удивительная грация и точность движений. Вместе Крыс-и-Мыш смотрелись весьма комично, однако внешность, как мы уже замечали, часто бывает обманчива: следователи умели постоять за себя, и только абсолютно не знакомые с ними и их бедовой репутацией люди рисковали связываться с удивительной парочкой. Рисковали обычно в первый и последний раз.
Они зашли в кабинет Сиварда, нагруженные уймой пухлых папок, коробок, свертков и списков. Лицо одноглазого вытянулось, и он недовольно заскрипел, как старое кресло. Однако Крыс-и-Мыша этим было не пронять.
— «Летуху» распотрошили, — лаконично доложил Крыс, расставляя свою часть имущества на столе начальства. При этом он не особенно церемонился, потому что Сивард Ру сейчас был для него не более чем слушателем, а сам Крыс витал в эмпиреях, стараясь удержать в голове огромное количество сведений, фактов, деталей, мелких и крупных сплетен и косвенно относящихся к делу улик. Одноглазый уже давно уяснил, что проще не заводиться и выслушать спокойно.
— Интересного много, много интересного, строго говоря, — защебетал Мыш, раскладывая папки.
— Давайте, давайте уже, — поторопил их Сивард.
— Убиты все особенным оружием с удивительно острой режущей кромкой и широким изогнутым лезвием. Судя по характеру раны, — сообщил Крыс, — выглядит оно вот так: я набросал здесь, на пергаменте. Об этом оружии, точнее, о подобном ему сведений в библиотеках Роана и Бангалора почти не найти. Гораздо больше нам мог бы помочь ученый с Ходевена, да где ж ему там взяться? Короче, ритуальные ножи убийц Терея не имеют аналогов во всем мире, и вряд ли кто-то, не имеющий отношения к этому храму, мог купить их на ярмарке.
— Итак, причастность убийц Терея к этому делу можно считать доказанной? — уточнил одноглазый.
— Несомненно, маркиз.
— Это уже хорошо. Хоть куда-то продвинулись.
— Дальше, мы обнаружили, что Джой ан-Ноэллин, видимо, хотел отправить кому-то сообщение на случай своей внезапной смерти. И скорее всего отправил его. Голову я бы не прозакладывал, но вероятность существует, и довольно высокая.
— Почему вы так решили?
— У него в каюте видны следы борьбы: убийца напал на него в тот момент, когда он писал. Чернильница перевернута, большая часть содержимого ее пролилась на ковер. Правда, исписанного листа мы не нашли. Перо же осталось на столе и было свежеочиненным, но уже со следами пользования. Хорошее перо, не из тех, что пора выбрасывать или очинять заново, но и не целехонькое.
— Тогда почему вы не сочли, что убийца и похитил написанное Джоем письмо — это же просто напрашивается? — спросил Сивард.
— Не всегда верно то, что просто напрашивается, — хмыкнул Мыш. — Джой тоже так думал, вот почему ему удалось обвести своих убийц вокруг пальца. Во всяком случае, я надеюсь, что удалось.
— Мы перевернули все вверх дном, маркиз, — сказал Крыс, внимательно разглядывая какие-то свои записи, предыдущее перо, выброшенное под стол, расщеплено на конце, и в нем застряли мельчайшие волокна. Детальный их анализ подтверждает, что писали этим пером на хорошем пергаменте, а между тем в каюте Джоя ничего подобного не найдено. Теперь, маркиз, слушайте внимательно: следы чернил на обоих перьях одинаково свежие. Ими писали приблизительно в одно и то же время, но одно использовали до конца, а второе только-только начали.
— Думаю, убийцы прихватили послание с собой.
— Нет, — подал голос Мыш. — Такие улики слуги Терея с собой не таскают. Такие улики уничтожают тут же, на месте. Сжигают. Но мы не обнаружили пепла от сгоревшего пергамента, а мы все там переворошили, будьте уверены.
— Вот капитан Камилл утверждает, что «Летуха» была перевернута вверх дном, когда он ее обнаружил.
— Фигурально выражаясь, — поспешно сказал капитан.
— Мы заметили, — откликнулся Крыс. — И даже пришли к единодушному решению: убийцы искали что-то, особенно в капитанской каюте, и не нашли.
— А это-то из чего следует?
— Очень просто, когда разбросано и распотрошено абсолютно все, а не какая-то часть, больше шансов, что искомое не найдено. Так выворачивают ящики и сундуки в последний момент, без особой надежды на успех.
— Разумный довод, — согласился Сивард. — Полный погром — признак, что ничего не нашли.
— Зато мы нашли кое-что интересное.
Крыс-и-Мыш перевели взгляд на Камиллороя: тот сидел, открыв рот и затаив дыхание — участвовать в следствии ему явно нравилось.
— Джой ан-Ноэллин был богатым человеком и вино для себя и своей команды покупал самое лучшее, дорогое и в дорогих сосудах. Их никто не выбрасывал, маркиз. Пустые склянки так и лежат в трюме, в отдельном ящике. И целые стоят. Перед этим путешествием он купил три ящика вина — мы уже наводили справки. Три ящика по десять бутылок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});