Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шпаргалка с резиной.
Разновидность манжетной — по размеру своей площади, очень небольшой и неудобной.
Изготовление такое: кусок резинки, употребляемой обыкновенно для рогаток, пришивается одним концом к внутреннему карману, а другим к шпаргалке, сделанной из твердой бумаги. По мер необходимости шпаргалка вытягивается из кармана и быстро пробегается глазами (см. «шпаргалка манжетн.»), а в случае тревоги стоить только пустить шпаргалку на волю, и она сама вскочит в карман.
В случае недоразумений с экзаменационным комитетом, наиболее уместен тон благородного негодования и оскорбленной невинности.
Диалог, приблизительно, такой:
Экзаменатор: — Эй, эй! Что это вы там читаете, вынутое из кармана?
Вы (изумленно): — Я? Читаю? Ничего подобного.
Экзам.: — Да я же сам видел бумажку, вынутую вами из кармана. Она, наверно, и сейчас в ваших руках…
Вы (доверчиво показываете об руки).
Экзам.: — Но этого не может быть! Я видел своими глазами!! Значить, вы уронили на пол!
Начинаются безрезультатные поиски на полу, осматриваются снова ваши руки, рукава, заглядывают даже в ваш рот; на ваших глазах дрожат слезы негодования невинно-оскорбленного человека, потому что ни какой шпаргалки не обнаруживается.
Тогда вы спрашиваете дрожащим голосом:
— За что вы меня, господа, обидели?
Будьте уверены, что экзаменаторы почувствуют перед вами такую неловкость, которая может быть смягчена только несколькими пятерками, хотя бы вы, на самом деле, не знали ни бельмеса.
После получения вами хороших отметок мы не рекомендуем разоблачать фокус с резинкой, радостно приплясывая на одной ноге и хлопая в ладоши:
— А я надул, надул вас! У меня-таки была шпаргалка на резинке! Ага, что?!..
В этом случае, скоропреходящая минута удовольствия, торжества и морального превосходства над экзаменаторами легко может быть искуплена сиденьем в класс на второй год.
Шпаргалка подошвенная.
Культура идет вперед быстрыми шагами. Что казалось невозможным, неслыханным вчера — сегодня уже не вызывает ни в ком удивления. Такова подошвенная шпаргалка.
Кажется, что может быть труднее и неблагодарнее — написать шпаргалку на подошвах сапога? — однако в последнее время экзаменующиеся прибегают к этому чаще, чем многие думают.
Понятно, что само местонахождение шпаргалки суживает круг возможности пользоваться ею.
Так — при устном ответе чтение по такой шпаргалке невозможно. Мы не знаем случая, чтобы кто-нибудь, стоя перед экзаменаторами, хватал сам себя с искусством гимнаста за ногу и, поднеся подошву сапога к глазам, начинал отвечать по ней свой билет. Помимо неудобства такого положения, оно сразу бросается в глаза экзаменаторам и вызывает в них подозрение: что это, дескать, такое ученик нашел на своем сапоге? Почему он так внимательно рассматривает подошву?
Если бы даже ученик, стоящие у экзаменационного стола, и знал, что у рядом с ним стоящего товарища на сапоге помещается целая литература, то и тут элементарное чувство общности интересов должно удержать его от хватания товарища за ноги, повержения его на пол и чтения своего билета по подошвам поверженного.
Шпаргалка телесная.
Уж одно название этой шпаргалки показывает, что она должна писаться на теле.
Наиболее удобные для этого места следующие: ладони рук и ногти.
Этот способ сдачи экзаменов имеет то неудобство, что лишает экзаменующегося возможности приветствовать товарищей дружеским пожатием, вытереть пот со лба или вступить со сверстниками в оживленную драку. Мы знали мальчугана, которого товарищи однажды перед экзаменом били и оскорбляли, как хотели, а он отвечал на всё это кроткой снисходительной улыбкой…
И не потому, что был он добр, а просто руки его были исписаны так, как пишутся словоохотливыми людьми открытки. Даже ногти его пестрели какими-то формулами. Этот мальчик выдержал экзамен блестяще, но когда потом пошел стирать свои записи на руках — с помощью лиц и затылков утренних обидчиков, то так увлекся этим, что был замечен попечителем округа и оставлен на второй год.
Впрочем, этот случай — исключительный и возражением против пользования «телесной шпаргалкой» служить не может.
Мы знали одного ученика, который увлекался принципом именно телесной шпаргалки. Он был исписан так, что любитель дал бы за него большие деньги. Это была какая-то ходячая энциклопедия разных наук.
Если бы у нас существовала работорговля, то любой работорговец нажил бы на нем не мало, перепродав его какому-нибудь ленивому ученику, которому опротивело таскать за собой ранец с книгами. Исписанный мальчик бегал бы за ним, как живая книга, и, при необходимости, мог быть развернуть и проштудирован самым полезным образом.
Недавно, сидя у костра, мы слышали от старых учеников такую поэтическую легенду о шпаргалке… Несколько учеников в ночь перед экзаменом пробрались к спящему крепким сном учителю и исписали всё его лицо несмывающимися чернилами. Это была первая шпаргалка в неприятельском лагере.
И когда на другое утро он спрашивал экзаменующихся, они прямо, честно и внимательно глядели ему в лицо и отвечали без запинки.
Повторяем, это — легенда…
IIСреди учеников наблюдаются и такие редкие экземпляры, которые не пользуются шпаргалками.
Есть даже такие лица, которые отрицают пользу шпаргалок. Большей частью, это лица, надеющиеся на свое счастье, но экзамены, как и всякая игра, по нашему мнению, тогда только и хороши, когда призывается на помощь счастью и некоторая заботливость, и труд. (Трудом мы называем добросовестное и тщательное изготовление шпаргалок по вышеприведенным образцам.)
А счастье, а русское знаменитое «авось» — вещи слишком гадательные, и не всегда они вывозят.
Мы знали двух мальчиков — одного чрезвычайно прилежного, а другого — шалопая, ленивого, как тропический индеец.
Они готовились к экзаменам.
Разбили всю книгу по всеобщей истории на билеты, и случилось так, что ко дню экзаменов прилежный мальчик вызубрил все билеты, кроме одного, до которого дойти не успел; а шалопай, лентяй и бездельник, идя на экзамен, прочел только один единственный билет, из всего громадного количества, представленного ему потом на выбор.
И что же случилось?! Прилежный ученик вынул как раз тот билет, до которого не успел дойти, а лентяй превосходно ответил тот единственный кусочек, который значился на его билете и который он успел прочесть по дороге на экзамены.
Прилежный мальчик после этого случая забросил все свои тетради, изорвал книги и, переселившись на Камчатку, сделался грозой и несчастьем всех других детей: он бил их и увечил так, что потом кончил свои дни в колонии малолетних преступников, где дожил до глубокой старости.
Вот вам и счастье.
Статья о «шпаргалке» кончена.
Некоторые педагоги, может быть, упрекнуть и даже выбранят меня за то, что я всё время держался только на уровне шпаргалки и её применения, вместо того, что бы посоветовать ученикам лучше и добросовестнее учиться по книгам.
Но дело в том, что автор — ярый противник экзаменов. Да и автор уверен, что в данной статье он приковывал внимание юной аудитории лишь до тех пор, пока говорил с ней серьезным, деловым понятным ей языком — без всякого ломанья.
А пустые советы слушаться доброго начальства и вести себя паиньками — пусть дают другие, которые любят бедных детей меньше, чем автор…
Нянька
IБудучи принципиальным противником строго обоснованных, хорошо разработанных планов, Мишка Саматоха перелез невысокую решетку дачного сада без всякой определенной цели.
Если бы что-нибудь подвернулось под руку, он украл бы; если бы обстоятельства располагали к тому, чтобы ограбить, — Мишка Саматоха и от грабежа бы не отказался. Отчего же? Лишь бы после можно было легко удрать, продать «блатокаю» награбленное и напиться так, «чтобы чертям было тошно».
Последняя фраза служила мерилом всех поступков Саматохи… Пил он, развратничал и дрался всегда с тем расчетом, чтобы «чертям было тошно». Иногда и его били, и опять-таки били так, что «чертям было тошно».
Поэтическая легенда, циркулирующая во всех благо воспитанных детских, гласить, что у каждого человека есть свой ангел, который радуется, когда человеку хорошо, и плачет, когда человека огорчают.
Мишка Саматоха сам добровольно отрекся от ангела, пригласил на его место целую партию чертей и поставил себе целью всё время держать их в состоянии хронической тошноты.
И, действительно, мишкиным чертям жилось не сладко.
IIТак как Саматоха был голоден, то усилие, затраченное на преодоление дачной ограды, утомило его.
- Рассказы - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 1. Весёлые устрицы - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 1. Весёлые устрицы - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Волчьи ямы (сборник) - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза