Оказалось, что полет уже закончился и волар некоторое время стоял на земле. За тонированными окнами знакомый пейзаж.
— Ага, понял, — Тан дернул ручку двери, но Харви его окликнул.
— И помни! Флер ни слова.
— Понял, понял. Я позабочусь о твоей женщине и своей сестре. Я же глава семьи.
Вот это уже ответ мужчины! Харви протянул Танару ладонь, ребром вверх, как равному. Парень пожал руку, благодарно кивнул и покинул волар.
Ландрин
Мы с Альби словно с Венеры свалились, наматывали круги вокруг моего темно-синего волара, не решаясь подходить к черному хищнику, в котором сейчас сидел Тан с… фетом Питуэллом? Я усмехнулась. Что-то мне подсказывало, внутреннее чутье или марка волара, внешняя холодность и уверенность защитника моих брата и сестры или сила, которой от него фонило, что никакой это не фет Питуэлл. Плюс фет Сайонелл, его с Хартманом странные разговоры, количество рейгвердов…
Когда брат вышел из волара, я нервно улыбнулась. Должна ли я поблагодарить нашего спасителя? Ну вот просто не верю, что супер защитник свалился на нас с неба, просто мимо проходил, не занят был и добрался до Опекунского суда даже раньше меня… И волар-то правительственный.
— Идите домой, ребята. Я куплю что-нибудь вкусное к чаю.
Тан понятливо кивнул, обнял сестру и в окружении охраны повел в дом, хотя стоит сказать, что журналистов здесь не было.
Я едва не опоздала с благодарностями, поскольку двигатель Саймана едва слышно зарычал, а из-под днища волара взметнулась пыль, извиваясь маленькими воронками. Резко бросилась к нему, дернула за ручку, но оказалось заперто. Меня никто не останавливал, но и выходить ко мне не желали.
— Я знаю, что это ты, — произнесла негромко, вглядываясь в свое растерянное отражение на глянцевых черных стеклах: большие глаза, растрепанные волосы… Там, за этой тьмой, что неизбежно стелется между нами то горечью обид, то волной недопонимания, то стеной отчуждения, то чужими интригами, сидит он. Мужчина, лишивший меня покоя. Мужчина, которого я незаслуженно обидела тем, что отказалась даже выслушать из-за этой сцакхи великородной с ее приказами и угрозами. Тем, что уступила своему страху.
Наконец, волар замолчал опустился на землю, мягко щелкнул замочек и дверца приоткрылась. Юркнула внутрь и словно попала в другой мир. Тихо, тепло, спокойно. Вот только взгляд пепельно-сизых глаз был каким угодно, но не спокойным. Прямо говоря, смотрели на меня как на… не очень хорошего человека.
— Оставьте нас, — произнесла, не глядя на пилота. Фетрой, не сводя с меня взгляда, едва заметно кивнул, затем констатировал совершенно без эмоций, будто скучную книгу читал:
— Тан сделал выводы и исправится. Дело о побоях удастся закрыть, но это не освободит его от необходимости компенсировать вред. По поводу сноса вашего дома. Проект реновации остановлен по всему дистрикту. Я заслушал доклад Лисмен Эколоджик и…
Он говорил что-то, я а я больше не воспринимала. Он сейчас здесь, хотя должен быть в Конгрессе, обсуждать вызов тор-ана. Он решает вопросы реновации и поведения моего брата, который ему, откровенно говоря, никто, даже меньше, чем никто. Он с ним даже еще как с налогоплательщиком не знаком. Но помог. Как там говорил фет Сайонелл? Отключить разум. Если ты отключишь разум, Ландрин, как отблагодаришь фетроя за все, что он для тебя сделал? Как отблагодаришь человека, столько раз угрожавшего разрушить твою семью за то, что стал тем, кто спас ее от разрушения?
Накрыла губы Хартмана пальцами, заставляя умолкнуть и робко улыбнулась. А затем, пока мозг не включился обратно и не завопил наподобие той бесстрастной тетки, что сообщала мне о падении волара, что я качусь в пропасть и скоро вся моя выдержка накроется попой аркха, забралась к нему на колени, обвила его шею руками и поцеловала.
После смерти родителей мне казалось, что никогда и никого я не смогу целовать в губы. Отвращение от подобного опыта с Таххиром лишь убедило меня в этом, но сейчас, жадно впиваясь в губы фетроя, я понимала, как ошибалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если бы он меня оттолкнул, какая-то значимая часть меня умерла бы. Но он не оттолкнул. Напротив, медленно провел по моей спине ладонями, по-хозяйски очертил изгибы моей спины и полукружия ягодиц. Сначала поцелуй был робким знаком благодарности. Я словно сама испытывала свои пределы и возможности. Второй поцелуй был требовательным и глубоким, медленным и искушающим. От третьего у меня сорвало крышу, потому что освоившиеся губы Хартмана жадно сминали меня, вливая в мою кровь чистое пламя, заставляя забыть обо всем и желать только одного — чтобы эта искушающая ласка никогда не заканчивалась. Не в силах насытиться друг другом, мы целовались, как подростки, впервые познавшие всю прелесть сексуального удовольствия. Мы гладили друг друга, нежились в объятиях, заигрывали языками, кусали губы, искушали… Только за тем, чтобы поддаться этому искушению. Звук молнии утонул в моем тяжелом дыхании. Пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы на рубашке правящего, чтобы коснуться горячей кожи, почувствовать уверенные толчки рвущегося навстречу и захлебывающегося от страсти сердца.
— Мой, — прорычала я, сходя с ума, когда одним движением Хартман отвел в сторону ткань моих трусиков и оказался внутри. Резко, сильно, наполняя каждую мою клеточку собой, до самого сердца. — Пусть эта Зейда в аду горит со своими угрозами!
Мой! Только мой! От одной мысли, что его губы касались Зейды, а руки — ласкали ее тело, все внутри переворачивалось. Ну нет, эта бестия не испортит мне извинение и благодарность! Она не разлучит нас! Я не позволю. И забрать ребят не позволю тоже! Я найду способ оттоптать хвост этой гадине!
Сейчас было не так, как в шаре. Иначе. Мы словно делились друг с другом самым сокровенным, обнажали душу и чувства. Харви был нежен и чуток, я — нетерпелива и благодарна, отзывалась на каждое прикосновение, подавалась навстречу, тянулась к нему всем своим естеством. Вскоре за горячим сбившимся дыханием нельзя было понять, где кончаюсь я и начинается он. Внизу живота скапливался жар, становясь все сильней и требовательней, пальцы обожгло горячей магией Хартмана, его искрой, впервые вырвавшейся наружу и заполнившей салон медово-золотым светом. Из-под приспущенных ресниц я видела лишь затуманенный страстью взгляд, в котором плясали огненно-золотые блики, а потом прижалась к мужчине всем телом, обвивая его собой, врываясь глубоким поцелуем в его рот, чтобы через несколько сильных толчков почувствовать, как внутри меня разливается горячее тепло, как доказательство нашего взаимного удовольствия.
Мы обнимали друг друга, наслаждаясь ощущением приятной тяжести, разливающейся по телу. Отстранившись немного, Хартман коснулся мои губ, разомкнул их большим пальцем, за что получил в ответ шутливый укус.
— Это стоило того, чтобы ждать…
А эта улыбка стоит награды!
Я медленно склонялась к губам искусителя, но замерла в паре миллиметров, услышав:
— Не принимай таблетки, Флер, — не сразу поняла, о чем говорит вдруг охрипший голос фетроя. — Я хочу от тебя ребенка.
Дальше в сознании остались какие-то обрывки эмоций и картинок.
Ребенок.
Взгляд перепуганного мальчишки на полигоне…
Тан и Альби, которых у меня забирают навсегда…
Лицо довольной Зейды, что смеется надо мной, а рядом с ней Харви.
Ребенок!
Ощущение теплой кожи дверной ручки.
Ветер. Почему-то холодно.
За мной бегут. Рейгверд. Сумочку вернул.
Люди, лица, тычки, смех, осуждающие и сочувствующие взгляды…
Говорят, у арийцев есть такая черта: когда в их жизни происходит что-то нехорошее, неудобное, они испытывают страх или дискомфорт, то сбегают. Кажется, я унаследовала арийскую черту отца, иначе как объяснить, что вместо ответа или разговора по душам, который обещала фету Сайонеллу, который обещала сама себе, я сбежала? Ноги сами понесли прочь от волара, который стремительным черным ураганом пронесся над моей головой.
Окончательно пришла в себя только в магазине.