Читать интересную книгу 12 Жизнеописаний - Вазари Джорджо

Благодаря этому творению приобрел он себе величайшую славу, хотя некоторые, не только одни невежды, говорят, что сделал он Мадонну чрезмерно юной. Но не принимают они во внимание и не знают, что девы непорочные не стареют и на долгое время сохраняют выражение лица своего незапятнанным, а пораженные скорбью, как Христос, испытывают обратное. Так это произведение еще гораздо больше прежних прославило и возвеличило его талант. Друзья звали его во Флоренцию, потому что здесь можно было получить глыбу мрамора, лежавшую без употребления в попечительстве флорентийского собора, которую Пьеро Содерини, получивший тогда сан пожизненного гонфалоньера города24, предлагал послать к Леонардо да Винчи и которую теперь собирался передать превосходному скульптору Андреа Контуччи Сансовино, добивавшемуся ее. Хотя было трудно высечь целую фигуру из одной этой глыбы, хотя ни у кого не хватало смелости взяться за нее, не добавляя к ней других кусков, Микеланджело уже задолго до приезда во Флоренцию стал помышлять о ней и теперь сделал попытку ее получить.

В этой глыбе было девять локтей, и на беду некий мастер Симоне да Фьезоли начал в ней высекать гиганта, но так плохо, что продырявил ему ноги, испортил все и изуродовал. Попечители собора25, не заботясь об окончании статуи, забросили эту глыбу; уже много лет дело так и оставалось, осталось бы и дальше. Измерив ее заново и рассудив, какую фигуру удобнее было бы из нее высечь, применяясь к той форме, какую придал камню изуродовавший его мастер Симоне, Микеланджело обратился с просьбой о ней к попечителям собора и к Содерини. Считая ее ни на что не пригодной и полагая, что чтобы он из нее ни сделал, все будет лучше, чем оставлять ее в таком положении, они охотно ее ему уступили, ибо разбивать ли ее на куски, оставлять ли ее затесанной в таком виде – все равно пользы от нее никакой нет. И вот вылепил Микеланджело восковую модель, создав в качестве символической фигуры для дворца Давида с пращой в руке в знак того, что он защитил свой народ и справедливо им правил, так и правители города должны мужественно его защищать и справедливо им управлять. Потом он принялся за работу в мастерских попечительства Санта Мария дель Фьоре, устроив между стеной и столами загородку вокруг мраморной глыбы, так что никому не было видно, и, непрестанно трудясь над своим произведением, довел его до конца. Был мрамор иссечен и испорчен мастером Симоном так, что в некоторых местах он не подходил к замыслу Микеланджело, и пришлось ему оставить с краев первоначальные нарезы мастера Симона, из коих некоторые и сейчас можно видеть; и поистине чудом было, как Микеланджело вернул к жизни бывшее мертвым. Когда статуя была закончена, она оказалась таких размеров, что разные поднялись споры, как передвинуть ее на площадь Синьории. И вот Джулиано да Сангалло и его брат Антонио построили из дерева крепчайшую подвижную башню и на канатах подвесили к ней статую, чтобы и при толчках она не разбилась, а двигалась, все время, покачиваясь, при помощи поворотов по бревнам, положенным на землю, потащили ее и привели в движение. На канате сделали петлю, не тугую, на которой была подвешена статуя и петля стягивалась под давлением тяжести; изобретение прекрасное и хитроумное, я зарисовал его собственной рукой в своей тетради; для связывания тяжестей оно удивительно надежно и прочно.

Случайно тогда Пьеро Содерини взглянул вверх, статуя ему очень понравилась, но когда он ее с разных сторон осмотрел, то сказал: «Нос у него, кажется мне, великоват». Приметив, что гонфалоньер стоит внизу гиганта и что зрение не позволяет ему увидеть по-настоящему, Микеланджело поднялся на мостки, устроенные на высоте плеч статуи, и, быстро схватив в левую руку резец и щепотку мраморной пыли, рассыпанной на досках мостков, стал, легонько взмахивая резцом, понемногу сбрасывать пыль, оставив нос в прежнем виде. Потом, взглянув вниз на гонфалоньера, стоявшего и глядевшего, сказал: «Теперь посмотрите». – «Теперь мне больше нравится, – ответил гонфалоньер, – вы придали больше жизни». Тогда спустился Микеланджело и про себя посмеялся над тем, как он удовлетворил желание правителя, сожалея о людях, которые, корча из себя знатоков, сами не знают, о чем говорят. Когда статую26 окончательно укрепили на месте, он снял с нее покрывало, и по правде, она отняла славу у всех статуй, современных и античных, греческих и римских; можно сказать, что ни Марфорио в Риме, ни Тибр или Нил из Бельведера, ни гиганты с Монте Кавалло27 ни в какое сравнение с нею не идут; так правильно, соразмерно, красиво ее сделал Микеланджело: прекрасны очертания ее ног, божественны мускулистость и стройность боков, невиданная вещь, чтобы что-нибудь сравнялось с приятностью и изяществом ее позы, а также ступней, ладоней, лица или с правильностью, искусностью и ровностью любого ее члена и чтобы все это сочеталось с общим рисунком. Видевшему ее ни к чему искать другого скульптурного произведения какого-бы то ни было художника, наших ли времен или прошедших. Получил Микеланджело за свою работу от Пьеро Содерини 400 скуди; поставили ее в 1504 году.

Прославившись благодаря ей как скульптор, он получил от того же гонфалоньера заказ на бронзовую статую Давида, и превосходно ее выполнил, гонфалоньер отослал ее во Францию28. В это же время он сделал набросок двух оставшихся неоконченными мраморных рельефов: один из них для Таддео Таддеи, и ныне находящийся в его доме, другой для Бартоломео Питти29. Его Миньято Питти, монах с Монте Оливетто, исключительный знаток космографии и других наук, а также и живописи, подарил Луиджи Гвиччардини, своему большому другу. Оба эти произведения превосходны и удивительны. Тогда же он сделал в мраморе набросок статуи св. Матфея в попечительстве Санта Мария дель Фьоре; эта статуя – совершенство, хотя и не закончена; она научает скульпторов правильно высекать фигуры из мрамора; для этого следует очень осторожно снимать слой мрамора, сохраняя за собой возможность в случае надобности что- нибудь удалить или изменить. Сделал он также и отлил из бронзы круглое рельефное изображение Богоматери, по заказу Москерони, фламандских купцов, людей у себя на родине известнейших, которые, уплатив ему сто скуди, отослали рельеф во Фландрию30.

Флорентийский гражданин Аньоло Дони, друг Микеланджело, очень любивший собирать прекрасные творения, как древних, так и современных художников, хотел иметь какое-нибудь его произведение, и он начал писать красками тондо31, изобразив на нем Мадонну, которая, опустившись на оба колена, держит на руках младенца, протягивая готовому его принять Иосифу; в повороте головы у матери Христовой и в ее взоре, пристально устремленном к высочайшей красоте Сына, выражена чудесная ее счастливость, а также желание, чтобы и святейший старец принял и ней участие, и даже при беглом взгляде видно по его лицу, как любовно, нежно и почтительно берет он младенца. Но как будто и этим не довольствуясь, Микеланджело обнаружил величайшее свое мастерство в тех нагих фигурах в глубине картины, из которых одни стоят прямо, другие – прислонившись, третьи сидят, и так тщательна и аккуратна обработка в этой картине, что из всех его картин по дереву, впрочем, немногочисленных, почитается она за самую законченную и прекрасную. Окончив картину, он дал ее слуге отнести в дом Аньоло вместе со счетом, в котором он требовал себе вознаграждения в семьдесят дукатов. Странным показалось Аньоло, человеку расчетливому, тратить такие деньги на живопись; хотя он и знал, что картина большего стоит, сказал он посланнику, что достаточно и сорока, столько и уплатил ему: тогда Микеланджело отослал ему деньги обратно, послав ему сказать, чтобы уплатил сто дукатов или вернул картину. На что Аньоло, которому нравилось произведение, сказал: «Дам ему 70»; а тот не удовлетворялся и за малое доверие к себе и потребовал у Аньоло вдвойне против того, сколько запросил сначала; таким образом, чтобы получить картину, Аньоло принужден послать ему 140 скуди.

В то время Леонардо да Винчи, художник редчайший, расписывал большую залу Совета, как о том сказано в его «Жизнеописании», а гонфалоньер Пьеро Содерини, оценив талант Микеланджело, передал ему заказ на часть этой залы, и он вступил в соревнование с Леонардо, принявшись за другую стену, сюжетом для которой он взял войну с Пизой.

Для этого Микеланджело нашел себе помещение в больнице красильщиков у Сант Онофрио и там написал картон огромных размеров, не желая, чтобы кто- нибудь видел его работу; он заполнил его нагими солдатами, из-за жары купающимися в реке Арно как раз в то время, когда в лагере забили тревогу ввиду нападения неприятеля; и было показано божественными руками Микеланджело, как выбегают из воды солдаты и торопятся: одни – вооружиться, спеша на помощь товарищам, другие – пристегнуть панцирь, третьи – схватиться за оружие, многие уже завязали стычку на конях. Среди прочих была здесь фигура старика, укрывшего голову для защиты от солнца венком из плюща. Он уселся, чтобы надеть вязаные кальсоны, которые не лезли ему на ноги, так как после купания они были еще мокры; слыша шум битвы, и крики, и бой барабанов, спешил он изо всех сил натянуть хотя бы одну штанину; помимо того, что выступали все мускулы и жилы на теле, он скорчил рот, хорошо показывая этим, как он мучается и как напрягся до кончиков ног. Были еще здесь барабанщики и солдаты, которые, связав одежду в узел, нагишом спешили к бою. Бросаются в глаза необычайные позы: кто стоит прямо, кто на коленях, кто согнулся, кто полулежит, кто прыгает кверху, и изображены они в труднейших ракурсах. Разные группы нарисованы были разными способами: то контур углем, то рисунок штрихами, то растушевка, то расцветка мелом, так как не желал он показать все свое умение. Изумленными и восхищенными остались мастера, видя, какое высшее искусство обнаружил Микеланджело на этом картоне. При взгляде на божественные фигуры некоторые из видевших говорят, что таких творений ни его руки, ни чьей иной они больше никогда не видели, что такой божественности в искусстве никакому другому таланту не достичь. И по правде, можно этому поверить, ибо, когда картон был закончен и перенесен в Папскую залу, к великому прославлению искусства и к величайшей славе Микеланджело, то все изучавшие этот картон и срисовывавшие его, как это и впоследствии было обычаем во Флоренции и у чужеземцев и у местных жителей, достигли выдающегося положения в искусстве, как мы увидим дальше. Поэтому кар тону учились друг его Аристотеле да Сангалло, Ридольфо Гирландайо, Рафаэль Санцио из Урбино, Франческо Граначчи, Баччо Бандинелли и испанец Алонзо Берругетте, а впоследствии и Андреа дель Сарто, Франчабиджо, Якопо Сансовино, Росса, Материно, Лоренцетто и Триболо, тогда еще юноша, Якопо да Понтормо и Перино дель Вага, все лучшие флорентийские мастера. Вследствие того, что картон этот сделался предметом изучения художников, его перенесли в большую верхнюю залу дома Медичи, но неосторожно доверили его художникам: когда заболел герцог Джулиано и никто о подобных вещах не заботился, разорвали картон, о чем рассказывается мною в другом месте, и разделили на много кусков, таким образом разные его части оказались в разных местах, доказательством чему служат несколько кусков, которые можно и теперь видеть в Мантуе, в доме мессера Уберто Строцци, дворянина мантуанского, хранящего их с великим почтением. Да и, правда, скорее творение божественное, чем человеческое32.