Читать интересную книгу Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

Разнообразие вносили только переходы с парохода на сушу — в экипажи, а затем снова — из экипажей на пароход. Так, доплыв до Ярославля, поехал Александр со свитой кружным путем до Костромы, а оттуда отправился через леса и деревни в Вятку, где в его честь должна была открыться богатая промышленная выставка Одним из ее устроителей был А. И. Герцен, сосланный в Вятку за вольнодумство и «распевание пасквильных песен, порочащих царствующую фамилию». Здесь вольнодумец и пасквилянт был принят на службу в губернское правление и, когда цесаревич приехал в Вятку, был приставлен к нему гидом.

Герцену было 25 лет, Александру — 19, и случилось так, что молодые люди с первого же взгляда понравились друг другу. Герцен откровенно рассказал о преследованиях жандармов, об университетской молодежи, о декабристах, сосланных в Сибирь, среди которых было немало его знакомых. Эта встреча произвела на цесаревича сильное впечатление и заставила задуматься о многом.

Из Вятки цесаревич проехал в Ижевск, а затем через Боткинские оружейные заводы добрался до Перми. Здесь он принял депутации ссыльных поляков и раскольников, ласково и внимательно выслушал их, хотя местные власти не советовали ему делать этого, и обрел среди них прочную репутацию народного заступника.

Двадцать шестого мая прибыл Александр в селение Решты, что лежало возле перевала через Уральский хребет, и в тот же день переехал границу Азии. К вечеру он был уже в Екатеринбурге, а потом объехал железоделательные заводы, золотые прииски и рудники, всюду встречаясь с купцами, заводчиками, инженерами, рабочими и самыми простыми людьми, выслушивая их всех и вникая в их рассказы и судьбы.

Тридцать первого мая он достиг границы Сибири. Там он посетил Тюмень и Тобольск, ставший самым восточным городом, который он навестил. На обратном пути Александр побывал в Челябинске и Златоусте, а потом заехал в Ялуторовск и Курган, где встретился с ссыльными декабристами. Он был опечален их несчастной судьбой и пообещал попросить у царя смягчения их участи.

Александр тут же написал Николаю письмо и, еще не успев возвратиться в Петербург, получил с фельдъегерем ответ о решительном облегчении их судьбы.

Побывав в Оренбурге, Казани, Симбирске, Саратове, Пензе, Тамбове, Воронеже и Туле, цесаревич поехал дальше по местам сражений Отечественной войны — от Смоленска до Бородина и в ночь с 23 на 24 июля въехал в Москву. Здесь, как и повсюду, он осмотрел все достопримечательности и святыни, провел обязательные смотры и парады, побывал на столь же обязательных торжественных обедах и балах и 9 августа отправился дальше. Теперь путь лежал во Владимир, Нижний Новгород, Рязань, Тулу, Курск, Харьков и Полтаву, после чего он прибыл в Вознесенск. Здесь, на берегах Южного Буга, у границ Новороссии, в «оазисе Херсонских степей», уже ожидали цесаревича Николай, Александра Федоровна и его сестра великая княжна восемнадцатилетняя Мария Николаевна.

Царя сопровождала большая блестящая свита, а на императорский смотр в Вознесенск было стянуто 350 эскадронов конницы и 30 батальонов пехоты. В день именин Николай подарил Александру село Бородино. Вслед за тем вся царская семья поехала в Николаев, Одессу и Севастополь и, осмотрев Крым, через Екатеринославль и Кременчуг проследовала в Киев. Однако и на этом путешествие не кончилось: впереди Александра ждали Полтава, Харьков, Таганрог, земля Войска Донского и его столица — Новочеркасск. Отсюда Александр и незадолго перед тем примкнувший к нему Николай почти без остановок помчались в Москву, где остановились на полтора месяца и лишь 10 декабря возвратились в Царское Село. Так завершилось путешествие цесаревича, длившееся более семи месяцев, во время которого он проехал многие тысячи верст и увидел столько нового, сколько не видел за все свои двадцать лет.

Новелла 20

Гибель и воскрешение Зимнего дворца

Через два дня Николай, цесаревич и вся их семья переехали в Петербург, в Зимний дворец. А через пять дней после этого, вечером 17 декабря, Николай, императрица и цесаревич отправились в Мариинский театр. Там давали балет «Баядерка», и в главной роли была занята блистательная Тальони.

Все было прекрасно, как вдруг в царскую ложу вошел дежурный флигель-адъютант и шепотом, чтобы не испугать императрицу, доложил императору, что в Зимнем дворце начался пожар.

Младшие дети все оставались там, и, кроме того, во дворце постоянно находилось несколько тысяч слуг, солдат и офицеров. Ни слова не сказав, Николай вышел из ложи.

Пожар начался с чердака, где слуги и ночевали. На случай пожара во дворце имелось множество приспособлений и своя пожарная команда. И потому, когда пожар только начался, пожарные решили, что легко справятся сами, и даже не известили дворцовое начальство, а тем более министра двора князя Волконского, которого все боялись пуще огня.

Однако, на всякий случай, от каждого из гвардейских полков к дворцу были вызваны по одной пожарной роте, но общего командования создано не было, и роты, каждая по отдельности, стояли на площади под сильным ветром, а солдаты и офицеры с недоумением глядели на темный и тихий Зимний дворец, не видя никаких признаков пожара.

И вдруг, в один миг, из множества окон по фасаду бельэтажа с шумом и треском вылетели рамы и стекла, вслед за ними в проемы окон — горящие шторы, взвившиеся на ветру огненными языками, а весь дворец из совершенно темного мгновенно превратился в огненный. И тотчас же на площадь хлынули волны густого и черного дыма, а над крышей вспыхнуло гигантское зарево, которое, как утверждали очевидцы, было видно за пятьдесят верст.

К этому времени на площади кроме солдат стояли уже и тысячи других людей, и все они, замерев, глядели на происходящее. И как раз в это время к Зимнему подкатил в открытых санках хозяин горящего дома.

Николай сошел с саней, и возле него тут же встали полукругом генералы и офицеры, сановники и дипломаты, оказавшиеся рядом как по мановению волшебной палочки.

Николай отдал приказ солдатам и офицерам войти во дворец через все входы и выносить все, что можно вынести. Однако спасать было уже почти нечего, и люди, оказавшиеся во дворце, стали метаться по охваченным огнем бесконечным огромным залам и анфиладам, ища спасения для самих себя. А между тем все пожарные команды столицы были уже здесь, и лошади, впряженные в сани с бочками, непрерывно метались от Невы к Зимнему и обратно. Наконец стали рушиться потолки, накрывая тех, кто еще не успел выбраться наружу.

Дворец горел трое суток, пока не выгорел дотла, оставив только закопченные черные стены, груды пепла, золы и горящих углей.

И все же благодаря героизму спасавших дворец солдат, находившихся во внутренних караулах, а также тех, кто оказался в помещениях, еще не охваченных огнем, удалось спасти множество дорогих вещей — мебель, картины, зеркала, знамена, почти все портреты Военной галереи 1812 года, утварь обеих дворцовых церквей, трон и драгоценности императорской фамилии.

Разумеется, как только пожар вспыхнул, прежде всего были немедленно вывезены в Аничков дворец все члены царской фамилии, а вслед за тем стали разбирать два перехода между Зимним дворцом и Эрмитажем, закладывая проемы кирпичом, и создавая надежный брандмауэр.

Таким образом, огонь остановился перед Эрмитажем и главные ценности были спасены.

Еще не остыли угли и пепел пожарища, как тут же начала работать комиссия, которая должна была установить причины возникновения пожара. Руководил ею А. X. Бенкендорф, и, как мы вскоре узнаем, его кандидатура была отнюдь не случайной.

Расследование показало, что виной всему «был отдушник, оставленный незаделанным при последней переделке большой Фельдмаршальской залы, который находился в печной трубе, проведенной между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого, расположенной бок о бок с Фельдмаршальской, и прилегал весьма близко к доскам задней перегородки. В день несчастного происшествия выкинуло его из трубы, после чего пламя сообщилось через этот отдушник с досками хоров и свода зала Петра Великого; ему предоставляли в этом месте обильную пищу деревянные перегородки; по ним огонь перешел к стропилам. Эти огромные стропила и подпорки, высушенные в течение 80 лет горячим воздухом под накаливаемой летним жаром железной крышей, воспламенились мгновенно».

Такой была официальная версия причины пожара. Однако один из первых очевидцев его начала, начальник караула, стоявшего в большой Фельдмаршальской зале, Мирбах, настаивает в своих «Воспоминаниях» на другой версии. Он видел, как из-под пола, у порога Фельдмаршальской залы, рядом с которой были комнаты министра двора, показался дым. Мирбах спросил оказавшегося рядом старого лакея:

— А скажи, пожалуй, в чем дело?

И тот ответил: