Мигают… Они так узнают друг друга. Чтобы по своим не стрельнуть…» Потом всякий раз, как проезжала машина с мигающими огнями, он говорил: «ДНР едет».
Мы объехали несколько блокпостов с бетонными плитами и мешками с песком. Ополченцев не было видно. Но поваленные деревья свидетельствовали о боях в этих местах. Теперь всё чаще попадались сожжённые ярко-ржавого цвета автомобили… В окрестностях Григорьевки перед нами открылось незабываемое зрелище разгромленной военной техники окружённой в «котле» украинской армии. Несколько ржавых БМП без гусениц и брони (от одной машины осталась лишь передняя часть), такого же цвета грузовик, который на моих глазах убирали с дороги, почти целёхонький танк, кажется, Т-72 стоял на поле, слегка окаймлённом редкой растительностью. Среди деревьев я заметил совсем неглубокие окопы, вырытые полукругом. Мы проехали немного — сгоревший автобус без окон и колёс стоял на обочине. Боюсь, что печальна судьба его пассажиров…
Вскоре мы въехали в пустой Иловайск, который нацист Ярош давеча назвал «проклятым» местом. «Это школа», — сказал водитель, указывая на двухэтажное вытянутое в длину здание по улице Ломоносова. Не осталось ни одного целого оконного стекла, проломлена крыша. Далее — дом, сожжённый дотла… одни обгоревшие стены. Разрушенное кафе на окраине города. Как я узнал впоследствии из выпуска Информбюро на Первом республиканском канале, город подвергся разрушениям, когда из него выбивали нацистов…
Проехали Харцызск. На очередном блокпосту нас остановили для проверки документов. Над бетонными плитами развевалось знамя Новороссии — червлёное полотнище с лазоревым андреевским перекрестием…
* * *
Донецк — русский город, а Донбасс — русская земля. Я это понял еще тогда, в сентябре. И дело не только в том, что здесь говорят по-русски, хотя и с характерными донбасскими нотками. Русские по духу люди живут в этих славных краях! Даже более того — неповторимого «русского духа» здесь, пожалуй, больше, чем в иных российских городах… Путешествуя по Новороссии, я наблюдал за жизнью людей. Так, у меня сложилось впечатление, что здесь высок градус уважения к старикам, старшим и женщинам. Однажды, будучи в Горловке, я заметил, как впереди идущая женщина внезапно остановилась и прислонилась к дереву. К ней тотчас подошли с расспросами: «Вы в порядке? Может, скорую вызвать?» Я тоже замедлил ход, поглядел на это и грустно подумал: «В шумной, суетливой Москве прошли бы мимо, не обратив внимания…»
Изо дня в день я все более и более убеждался, что поистине вежливые люди живут в Донбассе, которые не разучились еще благодарить и говорить добрые слова! И, что самое главное, делать добрые дела. Я был свидетелем множества подобных случаев, складывая которые воедино как части мозаики можно увидеть общую закономерность. Так, когда я возвращался из Луганска, в электричку на станции «Дебальцево» зашел молодой мужчина. Как оказалось, он живет в поселке Октябрьский (район Дебальцева) и работает на железной дороге. Когда он увидел, как пожилая женщина с огромными тяжелыми сумками порывается выйти из вагона, сам вызвался помочь ей, не забыл своего обещания и на станции Енакиево спустил тяжелую поклажу, которую я, к слову, нес немногим ранее, на Луганском вокзале.
В пути этот мужчина живо и трепетно рассказывал о том, что сотворила война с его родным городом. Его глазами я смог заглянуть дальше железнодорожного вокзала, посеченного осколками, и мысленно прогуляться по улицам Дебальцева, города-героя, ставшего символом зимнего противостояния. Особенно мне запомнились такие его слова: «Живого места не осталось… Больше половины домов по-прежнему без света, нет воды и отопления… Когда я вернулся в Дебальцево, мой дом был без окон, двери выбиты, внутри жили кошки, собаки, птички. На стенах — трещины, мебельная стенка рассыпалась от взрыва. А рядом со мной дом соседей сгорел до основания — осталась только печь с дымоходом… Ветряки, дожди, — погода мешает восстановлению разрушенного жилья. На улицах города остаются осколки снарядов, валяются болванки «градов». Один мужчина пнул ногой такую болванку, а это оказался фугас… Прогремел взрыв. На футбольном поле двадцать воронок, чтобы засыпать каждую из них требуется ковш, — а это около тонны, — песка».
Проезжая через Дебальцево, я видел немало разрушений: поврежденные автобусные остановки, проломленные крыши частных и многоквартирных домов, посеченные осколками вагоны на железнодорожной станции, поваленные линии электропередач, — и город с непривычно пустыми для россиянина улицами. Видел я и взорванный мост, по которому проезжает по одной машине и то — с величайшей осторожностью, дабы не рухнуть в пропасть. Да, прав был мой попутчик: живого места не осталось, но мало-помалу город все же начинает возрождаться. Ремонтные бригады восстанавливают пути. В магазины завозятся продукты. И, что самое главное — сейчас уже спокойно, взрывы слышны только при разминировании.
Война безжалостно вторглась в жизни миллионов людей, покалечила уже немало человеческих судеб, одних лишила крова, других заставила пережить горе потерь невосполнимых. Одни бежали от войны, а другим податься было некуда, а порой и не на что. Опустели целые селения, и, кажется, что места, где прежде кипела жизнь, стали «городами-призраками». Но нет — дымит труба металлургического завода в Енакиево, стоит вереница автомобилей на переезде, вот появился одинокий пешеход, а, значит, и здесь все-таки теплится жизнь…
* * *
В Луганске в сквере на площади героев Великой отечественной войны стоит монумент, который называется «Правда забвению не подлежит» — он был воздвигнут в память о жителях края, павших от рук карателей-нацистов из ОУН-УПА (1943–1956 гг.). Бойцы так называемой Украинской повстанческой армии прославились убийствами мирных жителей и партизан. Вешали, сжигали заживо, вырезали целые деревни… Прошло всего несколько десятилетий, а история повторяется — некогда брошенное в землю Малороссии семя нацизма теперь дало всходы, в среде украинской молодежи нашлось немало неокрепших душ, которые, подхватив красно-черное знамя, восприняли человеконенавистнические идеи Дмитрия Донцова и Степана Бандеры. Но не все на Украине могли смириться с провозглашением героями пособников немецких захватчиков — бандеровцев. И начался раскол, трещина которого пролегла не столько по регионам страны, сколько по сердцам и душам миллионов людей. Донбасс сказал свое решительное слово: «Фашизм не пройдет».
Летом 2014 года на высоте 277,9 снова, как во времена Великой отечественной, шли ожесточенные бои. В те дни курган Саур-Могила, удерживаемый ополчением Донбасса, сыграл решающую роль в разгроме украинских войск, попавших в первое окружение — «Южный котел». В августе господствующая над местностью высота переходила из рук в руки, пока окончательно над ней не был водружен флаг ДНР.
Я думал об этом в Донецком музее, глядя на яркое знамя цветов Георгиевской ленточки — в центре полотнища воспроизведена фотография мужчины с широкой веселой улыбкой