него темными равнодушными глазами.
— Неужели ты ничего не хочешь сказать? — не выдержал Ганн.
— Только то, что мне было приказано передать вам, майор Ганн. Сообщение, полученное от Машины.
— К черту Машину! — крикнул Ганн. — Неужели ты не понимаешь, что с этим покончено? Все! Сначала нужно разобраться в том, что произошло, а потом — только потом мы, может быть, снова сможем использовать Машину. Использовать! И не позволим больше, чтобы она использовала нас!
— Я ничего об этом не знаю, майор Ганн, — пропела девушка. — У меня только одно сообщение. В нем говорится: «Майору Ганну. Действия: Проследуйте немедленно на корабль „Сообщность“ в Рифах Космоса через Седьмую Станцию Терминатора на Меркурии. Конец сообщения».
Ганн недоверчиво покачал головой.
— Но, Джули! — запротестовал он. — Это же полная нелепица. Отправляться в Рифы через Меркурий… все равно, что пройти в соседнюю комнату, отправившись сначала на Денеб! Таким путем мы ничего…
— Это нас не касается! — проскрежетал голос генерала Вилера. Ганн обернулся. Генерал стоял в открытой двери кабины управления, в руке он что-то держал. Выражение лица у него было мрачное и испуганное, как у попавшего в ловушку хищника в джунглях.
— Но ведь Меркурий рядом с Солнцем, — сказал Ганн. — Да, мы могли бы пройти рядом с Меркурием, направляясь к дальним областям Рифов, Но зачем совершать посадку? Да еще в определенной указанной точке, у станции на терминаторе?
— Мы туда полетим, — отчеканил генерал. — И мы совершим посадку. На этой самой станции. Майор Ганн! Я говорил вам, что мне необходимо добраться до Рифов и взять вас с собой. У меня есть на то причина. Вот, взгляните! Этот документ упал на пол передо мной, когда я покидал Зал Планирующего после… гм, нашей небольшой перестрелки.
Не говоря ни слова, Бойс Ганн взял из рук генерала листок. Он был кремового цвета, квадратный, без подписи, и текст гласил:
«Если вы намерены спасти себя, свой народ и свои миры, доставьте оператор-майора Бойса Ганна и прибудьте с ним лично на корабль „Сообщность“ в Рифах Космоса. Ворота будут открыты на станции семь по терминатору Меркурия, где находится солнечная обсерватория Плана».
— Дитя Звезд! — воскликнул Ганн.
Генерал Вилер кивнул, тяжело, словно усталый механизм, двигая головой.
— Да, сообщение от Дитя Звезд. И точно такое же сообщение получено от Планирующей Машины. Майор Ганн! Вы понимаете, что это значит? Планирующая Машина — это и есть Дитя Звезд!
Глава XIII
В каком-то пункте маршрута они сменили самолет на космический нереактивный крейсер Плана. Ганн почти не уделял внимания происходившему вокруг.
Он старался как можно более полным образом использовать время для отдыха, чтобы перевести дух после всех потрясений, постигших его за последние несколько недель. Как стремительно они накапливались, как быстро выпили они весь запас энергии его тела и сознания!
Он до сих пор ощущал слабую боль во лбу, в костях черепа и где-то за глазами, где прошли электроды, которые врастали в его мозг хирурги.
Он все еще чувствовал боль от кровоподтеков, оставленных на его теле специалистами из отдела Безопасности. Как давно это было?
Он до сих пор не пришел полностью в себя после битвы с пироподами и своего длинного падения на Землю. В его мышцах еще не растворился яд усталости от сражения на рифе Гарри Хиксона…
Он закрыл глаза, и перед ним возникла Карла Сноу. Он открыл глаза — перед ним неподвижно сидела сестра Дельта Четыре, глядя на него, но не видя.
Он снова начал чувствовать себя самим собой. К нему возвращались силы, а вместе с ними и проблема двух женщин, таких разных, но в одинаковой мере занимавших его мысли.
— Джули, — сказал он, — то есть сестра Дельта Четыре, если вам это больше подходит. Верно ли то, что сказал генерал Вилер? Что Машина сошла с ума?
Совершенные черты ее лица, полуприкрытые капюшоном, не дрогнули.
— Я знаю только то, что сказал генерал Вилер, — пропела она.
— Но она на самом деле сошла с ума, Джули. Ее испортил Дитя Звезд. Теперь она разрушает План. Ты до сих пор желаешь служить ей?
— Я служу Планирующей Машине, — сладким голосом пропела она. Темные глаза девушки были холодны и бесстрастны.
— Из-за наслаждений сообщности? Я понимаю тебя, Джули. Не забывай, — он коснулся блестящей пластинки на лбу, — я тоже почувствовал, что это такое.
В глазах Дельта Четыре что-то мигнуло, какая-то искра снисходительного любопытства. Но она сказала лишь:
— То, что вы испытали, майор Ганн, бледное подобие того, чем награждает Машина своих действительных слуг. А вы еще лишь наполовину слуга Машины. Машина еще не открылась вам полностью, — голос ее звучал, как удары колокола.
Ганн спросил в замешательстве:
— Вы имеете в виду… прямое соединение? Связь через… как это назвать?.. С помощью мыслей самой Машины?
Она лишь пожала плечами.
— Возможно, что-то в этом роде, — равнодушно сказала она. — Вы этого не поймете. — Она быстро пропела серию тональных морфем. Ганн пытался понять смысл, но сразу запутался.
— Вы сказали что-то о… душе? — сделал он предположение. — О душе Машины?
— Теперь понимаете? Мне жаль вас, майор Ганн. Даже больше, чем себя. Так как вы уничтожили мой связь-куб, я не могу соединиться с Машиной, но когда-нибудь я найду другой. Но вы никогда не получите того, что буду испытывать я.
Пока они разговаривали, машин-генерал Вилер дремал. Теперь Ганн заметил, что генерал успел проснуться и прислушивался к их разговору. Когда он встретился глазами со взглядом Ганна, он сел прямо и хрипло захохотал, словно старая машина, за которой плохо присматривали.
— Дура, — сказал он, бросив презрительный взгляд на девушку. — И ты, Ганн, тоже болван. Ни ты, ни она — вы не способны выжить.
— Я выживу, если этого потребует Машина, — пропела девушка. — Я прекращу существование, если Машина перестанет испытывать во мне потребность.
Генерал механообразно кивнул и повернулся к Ганну.
— Видел? А что же тебя заставляет жить?
— Не знаю, — честно сказал Ганн. Он встал и прошелся по тесной каюте крейсера. В слабом поле тяготения, которое создавал нереактивный генератор космолета, его походка утратила уверенность.
— Там, среди Рифов, они говорили о свободе… — сказал он. — Я не уверен, но… Да. Надежда на свободу поддерживает меня сейчас, надежда на то, что свобода реальна и что в ней — благо.
Генерал снова захохотал. Без всякого чувства, словно проигрывая древнюю запись, он сказал:
— Планирующий, которого я недавно убил, понимал, что такое свобода. Он называл ее «романтической ересью». Свобода — она позволяет этим