Читать интересную книгу Язык как инстинкт - Стивен Пинкер

И тут мы вступаем в ту область, где не утихают яростные споры, но которая является очень многообещающей. Гипотеза Гринберга подвергалась сильнейшей критике со стороны других ученых, занимающихся американскими языками. Сравнительная лингвистика — это безупречно точная область науки, в которой радикальные расхождения между двумя родственными языками, произошедшие столетия или несколько тысячелетий назад, можно с большой надежностью проследить шаг за шагом к их истоку — общему предку. Лингвистов, воспитанных в этой традиции, ужасает неортодоксальный метод Гринберга, при котором он объединяет десятки языков, основываясь скорее на приблизительных аналогиях в лексике, а не на тщательном отслеживании фонетических изменений и реконструкции праязыков. Как психолингвиста-экспериментатора, работающего с шумным материалом, относящимся к времени реакции и речевым ошибкам, меня не смущает использование Гринбергом многочисленных приблизительных соответствий или даже периодическое вкрапление ошибок в некоторые приводимые им данные. Меня больше беспокоит то, что Гринберг полагается на внутреннее чутье или на сходство гораздо больше, чем на реальную статистику, которая контролирует количество случайно возможных совпадений. Благосклонный наблюдатель всегда может заметить аналогии между большими объемами лексических единиц, но это не всегда предполагает наличие общего лексического предка. Это может быть совпадение, как например, то, что слово, обозначающее «удар» — pneu по-гречески и pniw на языке кламат (язык американских индейцев, на котором говорят в Орегоне) или то, что слово, обозначающее «собаку» — dog — на языке австралийских аборигенов мбабарам тоже будет dog. (Другая серьезная проблема, которую подчеркивают критики Гринберга, состоит в том, что сходство между языками может быть вызвано заимствованиями на горизонтальном уровне, а не наследованием по вертикали; пример тому — недавний взаимообмен, приведший к появлению her negligees и le weekend.)[111]

Непонятно почему отсутствующая статистика также заставляет оставаться в забвении ряд еще более смелых, волнующих и противоречивых гипотез, связанных с языковыми семьями и соответствующим им доисторическим расселением людей по континентам. К Гринбергу и его коллеге Меррит Рулен присоединилась школа русских лингвистов (Сергей Старостин, Аарон Долгопольский, Виталий Шеворошкин и Владислав Иллич-Свитич), которые настойчиво объединяют разные языки в одну семью и пытаются восстановить самый древний язык-прародитель каждого объединения. Они выявили аналогии между праязыками индоевропейской, афро-азиатской, дравидийской, уральской, алтайской и эскимосско-алеутской семей, а также между языками-сиротами японским и корейским и между несколькими разными языковыми группами. Эти аналогии говорят о наличии общего предка — пра-праязыка, названного ими ностратическим. Например, реконструированное праиндоевропейское слово, обозначающее тутовую ягоду — mor сходно с праалтайским müř[112] ‘ягода’, прауральским marja ‘ягода’ и пракартвельским (грузинским) mar-caw ‘земляника’. Сторонники ностратической теории считают, что все эти слова произошли от гипотетического ностратического корня marja. Аналогично праиндоевропейское слово melg ‘доить’ сходно с прауральским malge ‘грудь’ и арабским mlg ‘сосать’. На ностратическом языке предположительно говорили племена охотников и собирателей, поскольку названий одомашненных животных и растений нет в его лексиконе из 1 600 слов, которые, по утверждению лингвистов, были реконструированы. Родиной говоривших на ностратическом языке охотников и собирателей предположительно был Средний Восток, откуда они расселились по всей территории Европы, северной Африки и северной, северо-восточной, западной и южной Азии приблизительно 15 000 лет назад.

А разнообразные объединители языков, принадлежащие к той же школе, предложили другие смелые варианты сверхгрупп и супер-сверхгрупп. В одну из них входят ностратический и америндский языки. В другую — сино-кавказскую — входят сино-тибетская семья, кавказская семья и, возможно, языки басков и на-дене. Объединяя объединения, Старостин предположил, что сино-кавказская группа должна быть связана с америндско-ностратической, происходя из пра-пра-праязыка, получившего название СКАН и охватывавшего территорию континентальной Евразии и обеих Америк. Австрическая семья включала такие языки как австронезийский, австро-азиатский и различные малые языки в Китае и Таиланде. Некоторые лингвисты видят аналогии между нигеpo-конголезской и нило-сахарской семьями в Африке; эти аналогии обуславливают появление конголезско-сахарской группы. Если соглашаться со всеми этими слияниями (а некоторые из них трудно отличить от надуманных), то все человеческие языки распадаются лишь на шесть групп: СКАН в Евразии, Америках и северной Африке; хойсан и конголезско-сахарский на остальной части Африки южнее Сахары; австрический в Юго-Восточной Азии, на островах Индийского и Тихого океанов; австралийский и ново-гвинейский.

Языки-предки, обусловившие такой географический глобализм, должны были соответствовать основным областям распространения человеческих особей, и Кавалли-Сфорца и Рулен утверждали, что так оно и есть. Кавалли-Сфорца исследовал незначительные вариации в генах сотен людей, представлявших полный спектр расовых и этнических групп. Он заявил, что объединяя группы людей со сходными генами, а затем объединяя объединения, можно восстановить генетическое фамильное древо человечества. Первое же разветвление обособляет африканцев, живущих южнее Сахары, от всех остальных. Вторая ветвь этого разветвления в свою очередь расходится на две, одна из которых охватывает европейцев, жителей северо-восточной Азии (включая японцев и корейцев) и американских индейцев; другая включает жителей Юго-Восточной Азии и тихоокеанских островов, которые находятся на одной подветви, и австралийских аборигенов и ново-гвинейцев, находящихся на другой. Соответствия с предполагаемыми сверхгруппами языков очевидны, хотя и не идеальны. Одна интересная параллель состоит в том, что причисление некоторых народов к монголоидной расе на основании таких поверхностных признаков, как черты лица и цвет кожи, может не иметь биологических оснований. В генетическом фамильном древе Кавалли-Сфорца северо-восточные азиаты, такие как жители Сибири, японцы и корейцы, стоят ближе к европейцам, чем к юго-восточным азиатам, например, китайцам или тайцам. Поразительно, что такое неочевидное объединение по расам совпадает с неочевидным языковым объединением японского, корейского и алтайских языков с индоевропейским в ностратическом, отдельно от сино-тибетской семьи, в которой находится китайский.

Ветви гипотетического генетически-лингвистического фамильного древа могут быть использованы для описания истории Homo sapiens sapiens от обитателей Африки, эволюция которых, как считается, и привела 200 000 лет назад к появлению родственной нам по генам Евы, до миграций из Африки в Европу и Азию через Средний Восток 100 000 лет назад, а оттуда в течение последних 50 000 лет — в Австралию, на острова Индийского и Тихого океанов и в Америки. К сожалению, генетическое и миграционное фамильные древа так же противоречивы, как и лингвистическое, и любая часть этой интересной истории может быть разгадана в ближайшие несколько лет.

Кстати, наличие соответствия между языковыми семьями и генетическими объединениями людей не означает, что существуют гены, облегчающие какому-то виду людей выучивание какого-то вида языков. Это распространенный в народе миф, аналогичный утверждению некоторых носителей французского языка, что только люди с галльской кровью могут освоить систему родов, или заявлению моего учителя иврита, что студенты — ассимилированные евреи по природе своей лучше усваивали этот язык, чем студенты-неевреи. Что касается языкового инстинкта, то соответствие между языками и генами — это совпадение. Люди хранят гены в своих гонадах и передают их своим детям через гениталии; они хранят грамматики в мозге и передают их своим детям устным путем. И гонады и мозг связаны тем, что находятся в одном теле, поэтому, когда тело двигается, гены и грамматики двигаются вместе. Это единственное, что генетики находят общего между генами и грамматиками. Мы знаем, что связь между ними легко нарушается, благодаря генетическим экспериментам под названием иммиграция и завоевание, когда дети усваивают грамматику, заложенную в мозге других людей, отличных от их родителей. Нет необходимости говорить о том, что дети иммигрантов усваивают язык, даже тот, что отделен от языка их родителей глубочайшими историческими корнями, не хуже, чем их сверстники — потомки многих поколений носителей этого языка. Корреляции между генами и грамматиками, таким образом, настолько приблизительны, что их можно выявить только на уровне сверхгрупп языков и первоначально существовавших человеческих рас. За последние несколько столетий колонизация и иммиграция совершенно смешали первоначальные корреляции между сверхгруппами и обитателями различных континентов; те, для кого английский является родным языком (как самый очевидный пример), принадлежат практически к каждой расовой подгруппе на земле. Но и задолго до этого европейское население смешивалось со своими соседями и одни так часто завоевывали других, что в Европе практически не существует корреляции между генами и языковыми семьями (хотя в потомках неиндоевропейцев — саами, мальтийцах и басках осталось несколько генетических «напоминаний» об этом). По той же причине в полностью признанных учеными языковых семьях могут иметься такие странные собратья, как черные эфиопы и белые арабы в афроазийской семье или белые саами и монголоидные селькупы — в уральской.