– Эх, быть бы мне на воле да попасть туда хоть добровольцем – дал бы я горячего япошкам!- говорили многие, радуясь успехам Красной Армии.
В октябре было сообщение о процессе в Испании над какой-то троцкистско-шпионской бандой в Барселоне. В республиканской армии сражалось немало и наших добровольцев, хотя об этом газеты помалкивали. Было лишь известно, что там находились корреспондент «Правды» Михаил Кольцов и писатель Бруно Ясенский. Уж не подвязали ли и их к этому шпионскому делу? У нас ведь это просто…
Но одно событие нас особенно взволновало.
Почти в канун нового, 1939 года мы с Балашовым рубили срубы для канализационных колодцев. Было очень холодно. Даже тепло одетый охранник, стороживший нас, не мог усидеть на месте. Он то и дело соскакивал с чурбака, который мы ему подбросили вместо табуретки, и бегал, как пес на коротком поводке, хлопая перчатками и постукивая окаменевшими валенками. Ружье свое он зажимал под мышкой.
Сырые лиственничные бревна, и без того твердые, на таком морозе совсем закаменели и с трудом поддавались топору. Щепки крошились, как льдинки, острое лезвие топора соскальзывало по светлому стесу плахи. Все это злило, но и бесплодные усилия согревали нас, в то время как охранник почти замерзал.
Сидя верхом на холодном срубе и выбирая пяткой топора паз для шипа, Михаил злорадствовал, не поворачивая головы в сторону мелькавшего часового:
– Мерзнешь, сукин сын? Мерзни, стервозный тунеядец! Зато булку с маслом и говядину будешь лопать, а не постные зеленые щи из коровьей капусты!
– Почему постные? Сегодня, может быть, мясные.
– Сегодня, может быть, и со свининой. Я не о наших дармовых щах говорю, а о тех, какие у него дома едят! Чего бы, кажется, такому рылу не работать в колхозе, трудовой хлебец есть? ан нет, «чижало», видите ли, в колхозе и не платят. Одевку купить не на что и все такое прочее. Отслужил в армии и прикидывает; домой ехать, где не хватает здоровой рабочей силы, или завербоваться в конвойные войска, благо потребность в них большая? Обут, одет, сыт, и жалованье идет. А если ума с гулькин нос, то и покуражиться есть над кем, характер вырабатывать для будущей руководящей деятельности…
Балашов умышленно коверкал некоторые слова, как бы перевоплощаясь в нашего охранника.
– Ну, ты уж расписал… Со злости-то!
– У меня еще красок мало. Я не так бы еще разрисовал это новое поколение патриотов, да вот краски морозом выжало. Глоткой они мастера социализм строить, а не делом! Будь мы на своем месте, сколько бы мы сделали для Родины! Впятеро больше! А тут что получается? Одна здоровенная орясина стережет двух подневольных «доходяг», все усилия которых дальше заботы о пайке хлеба не идут… Тоже мне экономическая политика социализма…
Нам давно хотелось курить, а бумаги, как на грех, не было ни клочка. От этого мой напарник – заядлый курильщик – еще больше распалялся и срывал свою злость на древесине, с силой всаживая в нее топор. Он то и дело ерзал на мороженом бревне и крутил головой, не появится ли прохожий. И вскоре нам повезло: по скрипучей дороге в нашем направлении шел мужчина, глубоко запрятав руки в карманы и нахлобучив шапку.
– Гражданин, а гражданин!- возопил мой напарник.- Не найдется ли у вас кусочка бумажки на курение?
Он соскочил со сруба и сделал несколько шагов к прохожему. Тот остановился, посмотрел на нас, на часового и нерешительно сказал:
– Газета есть… свежая, я еще и сам не успел прочесть… Но если стрелок не будет возражать…- И он вынул из кармана газету.
– Да вы не сомневайтесь, наш часовой – хороший человек,- заулыбался Миша и, бросив топор, смело двинулся за газетой.
Часовой построжел малость для формы, оглядывая всех, потом благосклонно махнул рукой:
– Валяй, разрешаю…
И вот газета уже в руках у Михаила, он, пятясь, кланяется и благодарит прохожего и стрелка, затем возвращается и начинает вертеть газетой, чтобы оторвать кусочек.
– Подожди, не рви,- громко шепчу я,- давай посмотрим, может, что интересное есть.- И я выхватываю у него сокровище, бегло просматриваю и осторожно отрываю по кусочку с краешка.
– В бараке почитаем.
Сгустились сумерки, и пора было уходить в лагерь. Стрелок присыпал снегом дотлевавший костерок, отчего тот зашипел, как от обиды.
– Шагом марш!
Выполнив с гаком морозную норму, мы прихватили топоры под ремни за спину, взяли по вязанке щепок для барака и быстро зашагали к лагерю в предвкушении отдыха и тепла. Перекинутая через плечо поперечная пила покачивалась в ритм моих шагов и издавала неповторимые и ни на что не похожие музыкальные звуки: «зынь-зынь, зынь-зынь», как бы радуясь вместе с нами.
И вот газета в руках Балашова, и он читает в ней статью об очередном вредительстве и шпионаже;
– «Осенью в Сибири славной советской разведкой была раскрыта целая шайка врагов народа – троцкистско-бухаринских наймитов…»
– Сколько уже раз Николай Иванович повернулся в своей безвестной могиле, когда его поминают недобрым словом на грешной земле,- тихо обронил Малоземов, уже успевший просмотреть газету до Балашова.
– Ты о ком?- спросил кто-то из слушателей.
– О Бухарине… «Бухаринские наймиты». На какие шиши они нанялись, коли Бухарина давно нет?
– «…Наймитов фашизма,- читал Балашов, сердито скосясь на Гришу,- орудовавших в колхозах отдельных районов. Пробравшись к руководству в колхозах…»
– Как же это они могли пробраться? Как воры, ночью и тайно ото всех?!- возмущается кто-то в темноте.- Да разве у нас кто-нибудь может пробраться к руководящей работе без глубокой проверки до десятого колена и без рекомендации партийных органов? Надо же знать меру и во вранье!
– Потом откроешь дискуссию, дай дослушать!
– «Они губили скот, посевы, запутывали отчетность…»
– Ну, положим, у нас это все умеют делать.
– «…Неправильно распределяли доходы, чтобы вызвать недовольство колхозников и обозлить их».
– Старая песня,- бубнит кто-то.- Они уже давно злые на то, что им годами ничего не платят.
– Осудили? Сколько дали?
– Главарей всех расстреляли.
– Неужели и в Сибири-матушке враги развелись? Я полагал, что эта мода только в европейской части.
– Повсеместно, брат, повсюду. И не первое это сообщение о Сибири,- сказал Григорий.
– А когда же было еще?- полюбопытствовал я.
– Первый раз – полтора года назад, в мае, в городе Свободном.
– Это ж где-то совсем рядом?
– Точно, недалеко отсюда. Тогда здесь было растреляно больше сорока человек.
– За что же?
– Писали, что за участие в троцкистско-шпионской организации… Неужели ты, газетчик, не помнишь? Еще за границей была поднята шумиха об этом «деле»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});