Когда она добралась до богорощи, звон клинков и крики стали едва слышными. Санса плотнее запахнулась в плащ. Здесь пахло землей и листьями. «Леди понравилось бы здесь», — подумала девочка. В богороще было что-то дикое даже тут, посреди замка и посреди города, и чувствовалось, что старые боги следят за тобой тысячами невидимых глаз.
Санса предпочитала материнских богов отцовским. Ей нравились статуи, картины на витражах, аромат курений, септоны в пышных одеждах и кристаллах, волшебная игра радуг над алтарями, выложенными перламутром, ониксом и ляпис-лазурью. Но она не могла отрицать, что в богороще есть своя сила. Особенно ночью. «Помогите мне, — молилась Санса, — пошлите мне друга, истинного рыцаря, который стал бы моим защитником…»
Она переходила от дерева к дереву, трогая грубую кору. Листья касались ее щек. Может быть, она опоздала? Не мог же он уйти так скоро? Да и был ли он здесь? Не подать ли голос? Тут так тихо…
— Я уж боялся, что вы не придете, дитя мое…
Санса обернулась. Из мрака вышел человек — плотный, с толстой шеей, неуклюжий. На нем был серый плащ с капюшоном, но когда лунный луч коснулся его лица, Санса сразу узнала его по багровым щекам и носу.
— Сир Донтос, — с упавшим сердцем прошептала она. — Так это вы?
— Да, миледи. — Он подошел поближе, дохнув на нее винным перегаром, и протянул ей руку.
— Нет! — Санса отпрянула, убрав свою руку под плащ, где был спрятан нож. — Что… что вам от меня нужно?
— Я хочу лишь помочь вам — как вы помогли мне.
— Вы пьяны, не так ли?
— Я выпил всего одну чашу, для храбрости. Если меня поймают, то спустят мне кожу со спины.
«Что же тогда сделают со мной?» Сансе опять вспомнилась Леди. Та нюхом чуяла ложь, но теперь она мертва. Отец убил ее из-за Арьи. Санса достала нож, держа его перед собой обеими руками.
— Вы хотите меня заколоть? — спросил Донтос.
— Хочу. Говорите, кто послал вас.
— Никто, прекрасная леди, — клянусь моей рыцарской честью.
— Рыцарской? — Джоффри разжаловал его из рыцарей в дураки — теперь Донтос стоит даже ниже, чем Лунатик. — Я молилась богам, чтобы они послали мне рыцаря, — молилась от всего сердца, а они посылают мне старого пьяного дурака.
— Ну что ж, я это заслужил. Только странное дело… все те годы, что я был рыцарем, я, в сущности, был дураком, а теперь, когда я дурак, я почему-то чувствую себя рыцарем. А причиной этому вы… ваше милосердие, ваше мужество. Вы спасли меня не только от Джоффри, но и от себя самого. В песнях тоже поют о дураке, который был величайшим рыцарем всех времен…
— Флориан, — дрожащим голосом произнесла Санса.
— Я буду вашим Флорианом, прекрасная леди, — смиренно сказал Донтос, упав перед ней на колени.
Санса медленно опустила нож. Голова вдруг стала очень легкой, словно она плыла. «Это безумие — доверяться такому пьянице, но если я откажу ему, представится ли случай снова?»
— Как… как вы намерены увезти меня отсюда?
— Труднее всего будет вывести вас из замка. Когда мы это сделаем, вы сможете уплыть домой на корабле. Я должен буду найти деньги и сделать нужные приготовления, вот и все.
— А нельзя ли уйти прямо сейчас? — не смея надеяться, спросила она.
— Нынче же ночью? Нет, миледи. Боюсь, что нет. Сначала мне надо придумать надежный способ вывести вас из замка, когда время придет. Это будет нелегко и не так скоро. За мной ведь тоже следят. — Он облизнул губы. — Может быть, вы уберете свое оружие?
Санса спрятала нож под плащом.
— Встаньте, сир.
— Благодарю, прекрасная леди. — Сир Донтос неуклюже поднялся на ноги, отряхивая колени. — Страна еще не знала более достойного человека, чем ваш лорд-отец, но я остался в стороне и позволил убить его. Я ничего не сказал, ничего не сделал… а вот вы, когда Джоффри хотел меня убить, вступились за меня. Леди, я никогда не был героем, я не Раэм Редвин и не Барристан Храбрый. Я не побеждал на турнирах, не отличался на войне… но все-таки я был рыцарем, и вы помогли мне вспомнить, что это значит. Моя жизнь немногого стоит, но она теперь ваша. — Сир Донтос положил руку на скрюченный ствол сердце-дерева, и Санса заметила, что он дрожит. — Перед богами вашего отца клянусь вернуть вас домой.
Он поклялся — поклялся перед лицом богов.
— Я отдаю себя в ваши руки, сир. Но как я узнаю, что время пришло? Вы снова пошлете мне письмо?
Сир Донтос беспокойно огляделся:
— Это слишком опасно. Лучше приходите сюда, в богорощу, — так часто, как только сможете. Это самое безопасное — единственное безопасное — место. Больше встречаться негде — ни у вас, ни у меня, ни на лестнице, ни во дворе, даже если нам кажется, что мы одни. Камни в Красном Замке имеют уши, и только здесь мы можем говорить свободно.
— Хорошо. Я запомню.
— И если при других я покажусь вам жестоким, насмешливым или равнодушным, простите меня, дитя. Я должен играть свою роль, и вы делайте то же самое. Один неверный шаг — и наши головы окажутся на стене рядом с головой вашего отца.
— Я понимаю, — кивнула она.
— Вы должны быть храброй и сильной… и терпеливой, терпеливой прежде всего.
— Я буду… но, пожалуйста, постарайтесь устроить это побыстрее. Мне страшно.
— Мне тоже, — слабо улыбнулся сир Донтос. — А теперь вам пора идти, пока вас не хватились.
— А вы не пойдете со мной?
— Лучше не надо. Нас не должны видеть вместе.
Санса пошла было… но вернулась и поцеловала Донтоса в щеку, закрыв глаза.
— Мой Флориан. Боги услышали мою молитву.
Она побежала вдоль реки, мимо маленькой кухни и через свиной двор. Хрюканье свиней в загонах заглушало ее шаги. Домой. «Он хочет увезти меня домой, он защитит меня, мой Флориан». Песни о Флориане и Джонквиль она любила больше всех остальных. И Флориан тоже был некрасив, хотя и не такой старый.
Она стремглав неслась вниз по лестнице, когда откуда-то сбоку выскочил человек, и она врезалась прямо в него. Железные пальцы стиснули ей запястье, не дав упасть, и хриплый низкий голос сказал:
— С этих ступенек падать долго, пташечка. Хочешь убить нас обоих? — Смех у него был, как пила по камню. — Я верно угадал?
Пес.
— Нет, милорд, что вы. Прошу прощения. — Санса отвела глаза, но поздно: он видел ее лицо. — Отпустите, вы делаете мне больно. — Она попыталась вырваться.
— А почему это пташечка Джоффа порхает по лестницам среди ночи? — Она не ответила, и он встряхнул ее. — Где ты была?
— В богороще, милорд, — сказала она, не посмев солгать. — Я молилась… за моего отца и за короля, чтобы с ним не случилось худого.
— Думаешь, я настолько пьян, что поверю тебе? — Пес отпустил ее. Он слегка покачивался, и полосы света падали на его жуткое обожженное лицо. — Ты уже совсем женщина… личико, грудки, да и ростом стала выше… но ты всего лишь глупая маленькая пташка, да? Поешь песенки, которым тебя научили. Ну так спой и мне. Давай. Что-нибудь о рыцарях и прекрасных девах. Ты ведь любишь рыцарей, правда?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});