– Потому, моя любимая, – ответил он опуская ее на своих руках, – что мне кажется, что я не могу больше ждать, пока мы доедем домой и займемся любовью.
– Кейн… – попыталась она возразить. – Мы не можем останавливаться здесь. Кто-нибудь нас увидит.
Больше она ничего не сказала, потому что он привлек ее к себе, сжал в объятиях и начал нежно гладить по спине. Хьюстон приникла к нему со всей страстью, которую она раньше сдерживала.
Он отстранился от нее и прикоснулся к ее щеке рукой.
– Я скучал по тебе, дорогая, – прошептал он. – Я так по тебе скучал.
В следующую секунду вся нежность испарилась, и его рот жадно прижался к ее губам.
Хьюстон с жаром ответила ему. Ее тело таяло и вскипало под его прикосновениями, заполняя собой все изгибы его тела.
Неожиданно он отодвинулся от нее и взглянул на ее лицо, выражавшее восторг и желание. Взяв себя в руки, Кейн отошел к коляске и достал из багажной части кусок брезента. Расстелив его за кустами подальше от любопытных взглядов, он протянул ей руки.
Хьюстон медленно приближалась к нему, не отводя глаз и не думая ни о чем, кроме предстоящего удовольствия.
Его руки немного дрожали, когда он начал раздевать ее, медленно, одну за одной расстегивая маленькие пуговички.
– Я так давно об этом мечтал, – мягко проговорил он. От его ресниц по лицу легли тени от угасавшего солнца. Он выглядел моложе и уязвимее.
– Ты спросила меня однажды о других женщинах. Думаю, я даже никогда и не думал о них, пока не оказывался у них в постели, – на самом деле, я и там вряд ли о них когда-либо думал. И хуже всего то, что я совершенно точно никому из них никогда не говорил ничего подобного тому, что говорил тебе за последние несколько месяцев. Ты леди или ведьма?
Его рука скользнула под платье и начала гладить кожу, потом нашла ее грудь, и по ее телу разлилось приятное тепло. Хьюстон обхватила его за шею и прижалась к его губам.
– Я ведьма, которая любит тебя, – прошептала она.
Кейн так сильно прижал ее к себе, что она почувствовала, как ее ребра начинают подаваться, и только непроизвольный стон заставил его ослабить объятия.
Больше они не разговаривали, так как Кейн дал волю своему желанию, которое сдерживал последние недели. И Хьюстон отвечала ему тем же.
С исступлением они начали сдирать друг с друга одежду, и тихий ночной воздух наполнялся звуками разрываемой материи, когда упрямая пуговица не спешила выскальзывать из петли.
У Хьюстон даже не было времени снять чулки, как Кейн уже оказался на ней, и его рот покрывал каждый миллиметр ее тела жаркими поцелуями. Она впилась своими ногтями в его кожу и прижимала его крепче и крепче, пока они не стали одним целым.
Из ее горла уже готов был сорваться крик, как Кейн закрыл ее рот своим.
– Будешь кричать. Ледяная Леди, и здесь соберется толпа ненужных посетителей.
Хьюстон понятия не имела, о чем он говорил, и не собиралась терять время на выяснение. Тем не менее каждые несколько минут Кейну приходилось затыкать ей рот всем, чем только можно, и она неизменно целовала то, что бы там ни оказывалось.
Она потеряла счет времени. Все ее мысли были поглощены телом Кейна, которое оказывалось то сверху, то снизу, то где-то сбоку, лежа, сидя, и один раз ей даже показалось, стоя. Мокрые от пота волосы прилипли к ее лицу или спадали влажными завитками по спине – и со всех сторон ее окружала плоть Кейна: горячая, влажная, движущаяся, сладкая и открытая ее прикосновениям. Ее долго сдерживаемые желания, отчаяние от мысли, что она может потерять любимого человека, сделали ее ненасытной. Они сходились, разъединялись, потом снова соединялись и в конце концов слились воедино в одном последнем, парализующем акте любви.
Несколько минут они находились в полудреме, тесно прижавшись друг к другу.
Потом Кейн встал и накрыл их концом брезента, а своим пиджаком прикрыл Хьюстон сверху. Он смотрел на нее некоторое время, на ее спящее лицо в лунном свете, а потом наклонился и поправил ее сбившиеся волосы.
– Кто б подумал, что такая леди, как ты… – прошептал он, засыпая.
Хьюстон проснулась через час от ощущения того, как рука Кейна гладит ее тело, а большой палец играет с розовым соском ее груди. Она сонно улыбнулась ему.
– У меня есть все, чего только можно пожелать, – сказал Кейн, поворачиваясь. – У меня в руках голая женщина, и она мне улыбается.
Он лег между ее ног.
– Эй, леди, не хочешь еще покувыркаться с конюхом?
Она потерлась о его бедра.
– Если только он будет очень нежен и не напугает меня своими варварскими манерами.
Кейн вздохнул и прижался ртом туда, где только что была его рука.
– Когда мужчина хочет чего-либо, он использует пистолет или нож, но, дорогая, твое оружие пугает меня до смерти.
– Ты выглядишь испуганным, – сказала она, хватая ртом мочку его уха.
На этот раз они занимались любовью неторопливо, не спеша и не так исступленно. Когда все кончилось, они тихо лежали друг у друга в объятиях и спали. Где-то посреди ночи Кейн встал и разнуздал лошадь. Когда Хьюстон сквозь сон спросила, что он делает, он ответил:
"Однажды став конюхом, им и останешься», – и лег обратно под брезент, который служил им кроватью.
Перед восходом они проснулись и заговорили. Кейн лежал на спине, а Хьюстон рядом с ним. Он рассказал, какую радость испытывал от вида детей, получивших от них игрушки.
– Почему некоторые мальчики выглядели, как еноты?
Хьюстон не сразу поняла, что он имел в виду.
– Они работают в шахтах и еще не научились, как вымывать угольную пыль из глаз.
– Но некоторые из них еще малыши ну или совсем чуть-чуть постарше. Они не могут…
– Могут, – ответила Хьюстон, и они на некоторое время замолчали. – Ты знаешь, я хочу кое-что сделать для всех шахт, а не только для одной.
– Что?
– Я хочу купить четыре фургона, примерно как у молочника, но внутри будут полки с книгами, и фургоны будут ездить из поселка в поселок и будут бесплатной библиотекой. Кучерами могут быть сами библиотекари или учителя, и они будут помогать детям, да и взрослым тоже, выбирать книги.
– Почему бы нам не нанять настоящих кучеров? – спросил Кейн, подмигнув.
– Так тебе нравится идея?
– Звучит неплохо, и несколько фургонов стоят все равно меньше, чем тот вагон, что я подарил твоей матери. Кстати, что же она с ним сделала?
Хьюстон улыбнулась ему при свете восходящего солнца.
– Она говорит, что это была твоя идея. Она приказала оттащить его на задний двор и теперь использует его в качестве места для уединения. Я слышала, что мистер Гейтс был так зол, что еле мог говорить.
Солнце осветило небо, и Кейн сказал, что им пора возвращаться домой, пока не началось утреннее движение на дорогах. Весь путь домой Хьюстон сидела, прижавшись к нему, и он несколько раз останавливался, чтобы поцеловать ее. Хьюстон сказала себе, что Фентон не играет никакой роли, и что она будет любить Кейна, что бы он там ни предпринял для осуществления своей мести.