Эл умолкает, к уголку ее губ скатывается слеза. – Но потом все пошло наперекосяк.
– Что случилось?
Она сглатывает и страдальчески улыбается.
– Мышка.
В животе шевелится знакомый страх.
– Как…
– Извини, я на минутку, – говорит Эл, вскакивает и уходит с балкона.
Возвращается она гораздо быстрее; в одной руке у нее две стопки, в другой – пластиковая бутылка с красно-золотистой жидкостью.
– Местный ром, – поясняет Эл, наливая дрожащей рукой две щедрые порции. – Убойная штука.
Я отпиваю, и по телу разливается огонь.
– Мышка позвонила, когда я уже отчалила, и спросила, где я. – Эл говорит так тихо, что мне приходится прислушиваться изо всех сил. – Я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но она что-то заподозрила. Пригрозила, что если я с ней не встречусь, то она отправится прямиком ко мне домой и найдет Росса. Я и так уже рассказала ей слишком многое… О том, какой он на самом деле. О том, что он себе позволял. Зря, конечно, – ведь я знала, как это опасно. Порой Мышка вела себя чересчур импульсивно; к тому же помнишь, какая она была навязчивая?
Вспоминаю контору шерифа. Мышка стоит, положив руки на бедра, и улыбается. Зубы сверкают, как у Чеширского кота в «Алисе в Стране чудес». «Хочешь, чтобы я помогла?»
– Мышка думала, что я собираюсь сбежать, как мы сделали в детстве. Она ужасно разозлилась. – Эл качает головой. – Ведьма была не единственной причиной, по которой Мышка много лет с нами не общалась. Она обиделась.
«Не хочу уходить! Хочу в Зеркальную страну!» Мышка тянет к нам руки, а Ведьма тащит ее по коридору к двери. Я прижимаю пальцы к векам.
– Мы лишили ее Зеркальной страны.
– И бросили одну. – Эл вздыхает, качая головой. – Я знала, что Росс вернется из Лондона. Даже не представляю, что случилось бы, встреться они у нас дома без меня! Я всего час как отчалила, может, чуть меньше… – Она делает большой глоток рома прямо из бутылки. – Не могла же я предать ее снова! – Поднимает взгляд. – И я взяла ее с собой в Фишерроу.
Ужасная уверенность сдавливает мне грудь, и я не могу сказать ни слова.
Эл берет меня за руки и грустно улыбается.
– Я рассказала ей все: про план, про таблетки, про яхту. Не знаю, зачем я это сделала. Наверное, в глубине души мне хотелось, чтобы меня остановили. И я радовалась, что она позвонила. Стоило взять трубку, и вся моя решимость улетучилась. – Улыбка Эл ужасна. – Я отступила.
Не дождавшись ответа, Эл сжимает мои руки сильнее.
– После того, как я ей рассказала, меня всю трясло. Похоже, из-за адреналина с кортизолом или что там вырабатывает организм, когда ты собираешься наложить на себя руки… – Она вздрагивает. – Я пообещала Мышке, что ничего с собой не сделаю и вернусь к Россу. Я разговаривала с ней так, словно она – наша прислуга, пороховая мартышка, любимая игрушка… Словно она не человек. А ведь Мышка была живым человеком и очень страдала! Ей хотелось чувствовать себя нужной, хотелось помочь мне… – Эл снова вздрагивает. – Я высказала все, что у меня накипело, я забрала все ее сочувствие до капли и оставила одну в каюте. Затем поднялась наверх и управляла яхтой, пока не поняла, что готова вернуться в гавань. – Она закрывает глаза. – Я испытала облегчение. Вот тебе ужасная правда обо мне, Кэт! Я испытала огромное облегчение. Побег не удался, можно возвращаться домой.
Когда я спустилась через час, в каюте было слишком тихо. Я сразу поняла: что-то случилось. Мышка лежала на сиденье и… она стала ужасно серая! И тогда я все поняла – еще до того, как увидела на полу пакет из-под чертовых таблеток Росса! Диазепам и флуоксетин, мой суицидальный набор. Я пыталась ее спасти, но она уже начала остывать. – Эл качает головой, потом поднимает взгляд; в ее глазах и печаль, и вызов. – Я поняла, что это мой шанс! Я могла бы вернуться в Грантон, встретиться с Россом лицом к лицу, ответить на все вопросы об обстоятельствах смерти Мышки, о моем звонке с яхты, когда я умоляла его приехать, – или же я могла спастись…
Вспоминаю тело на каталке, белую кожу, черные швы у ключиц, жуткое лицо… Пальцы Эл дрожат в моих руках, она тяжело сглатывает.
– И я решила заменить себя Мышкой.
– Не понимаю, – бормочу я, хотя это ложь. Я готова броситься бежать, только Эл не отпускает.
– Без тела ничего не получилось бы, – говорит сестра с нажимом, словно знает: стоит ей ослабить хватку, и я удеру. – Если б не нашли никого, Росс не сдался бы, он искал бы меня вечно. И, вероятно, привлечь за убийство его не удалось бы. Поэтому я и решила себя убить. Но как только поняла, что умирать не обязательно, то сразу передумала. Я могла вернуться домой, заменить сливную пробку и кольцевую пилу в комнате Синей Бороды настоящими, чтобы экспертиза подтвердила их подлинность. Я могла забрать свой «тревожный комплект» и спастись, на самом деле спастись. – Она пронзительно смотрит на меня. – Кэт, я вовсе не хотела, чтобы это произошло именно так! Я не хотела, чтобы она погибла…
– Не понимаю, – повторяю я, пытаясь выкрутиться из цепких рук Эл. Раздается громкий хруст, мы обе морщимся. Сестра не выпускает, лишь придвигается ближе, и я поневоле встречаюсь с ней взглядом.
– Все ты понимаешь, Кэт! Ты должна узнать правду и принять ее. – Эл отпускает мои руки. – Тебе придется сказать это самой.
Делаю глубокий вдох, выдох. Снова вспоминаю тело на каталке, тест ДНК на телефоне инспектора Рэфик…
– Она – наша сестра. – Я смотрю на лиловые отметины в форме полумесяцев на моих руках. – Мышка – наша идентичная сестра-близнец.
Эл берет мое лицо в ладони, проводит пальцами по лбу, по вискам. Хотя в ее глазах стоят слезы, она улыбается и кивает.
– Помнишь, какими мы были особенными? Такие, как мы, рождаются лишь у одной матери из ста тысяч.
Я киваю, закрыв глаза.
– Вероятность рождения зеркальных близнецов составляет примерно один на тысячу двести родов. Для разнояйцевого близнеца, как наша мама, вероятность вырастает – один случай из семидесяти. – Эл глубоко вздыхает. – Не такая уж и редкость.
Я вспоминаю Мышку, свернувшуюся в комок за бочонком на палубе «Сатисфакции», ее набеленное лицо, залитое слезами. И свою эгоистичную, глупую веру в то, что зависть в ее глазах поднимала мне настроение, давала мне почувствовать, что я хоть чего-нибудь стою. Даже если это всего лишь воображаемый персонаж наших детских игр… «Вот бы я была как ты!»
– Только перед смертью Ведьма рассказала Мышке, что мы – идентичные тройняшки, что дедушка – ее отец, а наша мама…
– Как же так? – перебиваю я, вспоминая бледную кожу Мышки, стриженые черные волосы, костлявую миниатюрную фигурку. Я все еще не в силах поверить. – Она совсем