— Видите ли, Сьюзен, — продолжал Координатор, — в каждый из периодов человеческого развития преобладал определенный вид конфликтов, урегулировать которые можно было только насильственными методами. И, что характерно, во все времена, сила никогда не могла урегулировать их. Напротив, любой из этих конфликтов вырастал в целый ряд столкновений, которые в конце концов изживали сами себя — как это говорится? — не мытьем, так катаньем. Просто потому, что изменялись экономические условия. Затем — новые проблемы — и новые войны… Скорее всего, этот цикл бесконечен.
Теперь возьмем относительно недавнее время. На протяжении шестнадцатого — восемнадцатого веков в Европе имел место ряд династических войн. В это время самым главным был вопрос о том, какая династия будет властвовать на континенте — Габсбурги или Бурбоны-Валуа. Это был один из “неизбежных конфликтов”. Очевидно, Европа не могла быть разделена на две части и управляться обеими династиями.
Но в конечном итоге так и получилось. Войны следовали одна за другой до тех пор, пока во Франции не начала создаваться новая социальная атмосфера, первой жертвой которой пали в тысяча семьсот восемьдесят девятом году Бурбоны, а затем, соответственно, и Габсбурги. Они были попросту выброшены на свалку истории.
В это же время велись и еще более варварские войны, целью которых было решение чрезвычайно важного вопроса — быть Европе католической или протестантской. Той и той одновременно она быть не могла. И этот вопрос “неизбежно” решался огнем и мечом. Однако так и не решился. В Англии зарождался новый промышленный строй, а на континенте — национализм. Европа и до сих пор существует в двух ипостасях, но это уже никого не волнует.
В девятнадцатом и двадцатом столетиях разражаются националистическо-империалистические войны, главный вопрос которых уже другой. Теперь он заключается в том, какие европейские страны будут контролировать экономические ресурсы и рынки сбыта стран неевропейских. Ведь неевропейские страны не могут частично контролироваться Англией, частично — Францией и частично — Германией. Эти войны продолжались до тех пор, пока не развилось национально-освободительное движение, которое положило всему этому конец. Оказывается они прекрасно могли существовать и самостоятельно.
Все это дает нам возможность представить себе некое подобие схемы…
— Да, Стивен, теперь я начинаю понимать, — сказала Сьюзен Кэлвин. — Но это не слишком-то глубокий анализ.
— Конечно, нет. Все настолько очевидно, что люди просто не замечают этого. Они говорят: “Да ведь это так же легко видеть, как собственный нос”. Но хорошо ли рассмотришь собственный нос, если кто-нибудь не поднесет зеркало к твоему лицу? В двадцатом веке, Сьюзен, мы начали новый тип войны, как бы их назвать? Идеологические войны, что ли? Религиозные противоречия как бы проявились в противоречиях общественных. Снова войны были “неизбежны”, только теперь существовало атомное оружие. Поэтому дальше так продолжаться не могло. И появились позитронные роботы.
Они появились как раз вовремя, а заодно с ними начались и межпланетные перелеты. И оказалось, что не так уж важно, какая система властвует над умами человеческими — Адама Смита или Карла Маркса. При сложившейся ситуации это не имело большого значения. Обеим системам пришлось приспосабливаться к новым условиям.
В таком случае, выражение древних “Бог есть машина” приобретает двойственный смысл, — иронически заметила Сьюзен.
Координатор улыбнулся.
— Никогда раньше не слышал, как ты шутишь, Сьюзен, но ты права. И все же появляется новая опасность. Решение одной проблемы тут же порождает другую. Наша новая всемирная экономика, основанная на применении роботов, тоже может порождать собственные проблемы. Для этого и существуют Машины. Земная экономика стабильна и останется стабильной, потому что в основе ее лежат решения Машин, направленные только на благо человечества и обусловленные великой силой Первого Закона Роботехники.
И хотя Машины не более чем бесконечно сложные комплексы вычислительных схем, — продолжал Стивен Байерли, — по отношению к Первому Закону это — обыкновенные роботы. Поэтому земная экономика всегда будет направлена только на благо Человека. Люди Земли знают, что им не грозит безработица, кризисы, увольнения. Голод и безработица стали просто словами в книгах по истории. Вопрос о том, в чьих руках находятся средства производства, отпал сам по себе. Ведь кто бы ни владел ими (если только это выражение имеет смысл) — человек, группа людей, нация или все человечество — использовать их можно только по указаниям Машин. И не потому, что Человек был принужден к этому, а просто потому, что это было единственно мудрым решением.
Это означает конец войн. Не только последнему циклу войн, а всем войнам вообще. Если только…
Наступила долгая пауза, и доктор Кэлвин подбодрила его:
— Если?..
Пламя лизнуло полено в камине и взвилось вверх длинным языком.
— Если только, — произнес Координатор, — машины не перестанут выполнять свои функции.
— Понимаю. И, видимо, именно к этому вы клонили, рассказывая мне о просчетах, допущенных Машинами, — сталь, гидропоника и так далее?
— Именно. Этих ошибок просто не должно быть. Доктор Силвер сказал мне, что это просто невозможно.
— Он, что же, отрицает факты? Это на него непохоже!
— Нет, нет. Конечно же, фактам он верит. Я не хочу быть несправедливым по отношению к нему. Он отрицает то, что в ошибках виноваты Машины. Он утверждает, что Машины сами по себе непогрешимы. Это, мол, непреложно следует из законов физики. Тогда я говорю ему…
— А вы, наверное, сказали: “Пошлите своих парней для проверки”?
— Сьюзен, да вы просто читаете мои мысли! Именно так я и сказал ему, а он ответил, что это невозможно.
— Что, он слишком занят?
— Нет, он сказал, что человек просто не в силах сделать это. И, кажется, он говорил искренне. Он объяснил мне, и я, кажется, правильно понял его, что Машины просто необъятны. Поэтому… Ну, скажем, группа математиков должна работать целый год, чтобы рассчитать позитронный мозг, предназначенный для выполнения определенных вычислений. С его помощью они могут рассчитать еще более сложный мозг, который они снова используют для создания еще более совершенного устройства, и так далее. Силвер сказал, что устройства, которые мы называем Машинами, результат десятой стадии такого процесса.
— Слышу что-то знакомое… Бедный Винсент. Он еще так молод. Предыдущие начальники исследовательского отдела, Альфред Лэннинг и Питер Богерт, к счастью, уже мертвы. Перед ними не вставали подобные проблемы. Да и передо мной тоже. Наверное, роботехника, как таковая, скоро исчезнет, раз мы больше не можем разобраться в созданных нами же устройствах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});