Наклонив голову набок, наместница прикусила губу, нежно посмотрев на спящего рядом мужчину, и мягко отбросила с его лба прядь волос.
— Что я тут делаю? — почти беззвучно прошептала она. — Глупо… рано или поздно об этом узнают… Это не может продолжаться вечно.
И действительно — не могло. Две самых важных персоны в Лонде не имели права на личную жизнь… на встречи наедине. Забавно — старое здание трибунала лишь благодаря тому, что таковым когда-то являлось, делало возможным тайные свидания и ночи любви. Только две… И этой, второй, предстояло стать последней. Арма прекрасно понимала, что рискует самое меньшее потерей своего поста. Потайные двери и боковые лестницы, известные лишь немногим и не используемые, когда-то предназначались для тех, кого не должны были видеть перед главным входом в здание, — чаще всего доносчиков и шпионов: столь засекреченных, что о них знал только первый наместник судьи. Как правило, они служили в армии или в окружении самого князя-представителя. Теперь потайные лестницы и двери пригодились другим.
Арма рисковала, но это был риск, которого больше всего желает женщина. Сладчайший риск, приносящий легкую дрожь, сухость во рту, слабость в ногах. Арма была счастлива, рискуя подобным образом. Впрочем… Она вообще была счастлива, и притом вдвойне, ибо так, как сейчас… не случалось еще никогда. Она нашла то, о чем почти забыла. Впрочем, нашла ли? Несколько раз она любила, но никогда не была любимой. Мимолетные связи, иногда какая-то дружба. Не более того. А теперь? Она сто раз говорила себе, что это глупость, неосторожность, самое большее прихоть, недолгая влюбленность (о да, влюбленность, ты была права, Ленея…). Но когда она входила в комнату, где ее ждал Аскенез, уже убежденная, что болезнь прошла, недомогание возвращалось с удвоенной силой. Они говорили о делах провинции, но казалось, будто разговор идет о чем-то другом. Когда она говорила «преступники», в ее взгляде мелькало многозначительное «это мы…». Он упоминал о «крайне ценных документах», и она видела по его глазам, что больше всего он думает о коротком письме, которое спрятал для нее среди покрытых печатями страниц. Торговля, управление, сотрудничество и взаимодействие, проследить за тем-то и тем-то, решить такие-то и такие-то проблемы… Все это были слова, имевшие двойной смысл.
В комнате становилось светлее. Арма знала, что ей пора идти. Осторожно встав, она начала надевать удобную мужскую одежду, такую же, как та, которую много лет назад носила в горах, когда путешествовала с друзьями по бездорожью. Глорм неохотно брал ее с собой в горы, поскольку она нужнее была в Громбе. Но она не имела терпения высидеть там все время.
Пытаясь не шуметь, наместница сосредоточенно расправляла вывернувшуюся наизнанку рубашку. Свет зарождающегося дня с мрачной жестокостью обнажал ее живот и ягодицы, которым далеко уже было до упругости, груди, которые удерживал лишь тесно зашнурованный лиф платья, кожу, уже не столь гладкую, как годы назад, и иногда собиравшуюся на шее в вертикальные морщины… Ухоженная, здоровая, недурная собой, но все же немолодая женщина.
Справившись с рубашкой, наместница в последний раз огляделась, проверяя, не забыла ли чего, не лежит ли где-нибудь мелочь, способная скомпрометировать ее мужчину. Она коснулась куртки, удостоверившись, что маленькая янтарная застежка на месте — симпатичный недорогой подарок, который не мог привлечь ничьего внимания, сделанный без какого-либо повода, но самый прекрасный для каждой женщины, а может быть, вообще для любого человека. Растроганная Арма наклонилась, нежно поцеловала спящего в сухие губы, еще раз поправила прядь черных волос, после чего двинулась к маленькой дверце, спрятанной в углу за портьерой. Она вела прямо на узкую крутую лестницу. Арма еще раз огляделась.
В том же самом доме жила холодная, недоступная женщина, которую дали этому беззащитному мальчику в жены. Пустоголовая, худая, остроносая сорока с высоким голосом, которая открыто обольщала придворных своего мужа, выставляя его на посмешище.
В этом доме прислуга только ждала скандала, сплетен, хотя бы даже аппетитной лжи, слухов… Арма не питала иллюзий; кто-то наверняка видел закутанного в широкий плащ человека, пробиравшегося вдоль стены дворца, и пытался догадаться, кто это такой, от кого вышел и куда направляется. В таких домах все хотели знать всё.
— Последний раз, — беззвучно, как и до этого, сказала она. — Последний… пока я что-нибудь не придумаю.
Аскенез спал. Арма скользнула за портьеру, открыла дверь и вышла на лестницу. У подножия новой винтовой лестницы имелась вторая дверь, которая не открывалась снаружи, поскольку на ней не было ни замка, ни ручки. В условленное время ее приоткрывали, или же кто-то терпеливо стоял на площадке, чтобы впустить ожидаемого гостя. Спускаясь по треугольным ступеням, слабо освещенным пламенем немногочисленных свечей в нишах, Арма вдруг заподозрила, что, входя во дворец, не закрыла за собой эту потайную дверь… Почти в то же мгновение до нее дошло, что все-таки, увы, она ее закрыла… Десятки мыслей сразу, и все они ссорились друге другом, выигрывая или проигрывая. Молниеносная война, разрешившаяся в один короткий миг. Наместница была глупа, влюблена, слепа — но при всем при этом она оставалась прирожденной интриганкой, женщиной, которая в мгновение ока могла соединить сотню разных нитей в один клубок. Естественно, она могла это сделать, лишь когда не была глупа, влюблена, слепа… Но таковой она уже не являлась.
Ее там ждали, возможно, уже давно. Арма знала, что подобное ожидание сопряжено с определенными неудобствами, — но лишь эта мысль и утешала побежденную, преданную и совершенно беззащитную женщину, спускающуюся по лестнице, которая вела только в одно место, а именно в спальню мужчины.
Высокая, очень худая женщина, направлявшаяся в эту спальню, при виде наместницы судьи издала тихий возглас, в котором чудесным образом смешались удивление и ужас. Она назвала какое-то имя, обращаясь к идущей следом за ней девушке, которая наверняка была невольницей с сертификатом Жемчужины, ибо только такие живые драгоценности демонстративно скромные армектанцы облачали в богатые одежды. За Жемчужиной шли еще две женщины: молоденькая невольница рангом пониже и служанка намного старше ее, вольнонаемная, на что указывала традиционная одежда. Неплохая свита тщательно подобранных свидетелей.
— Ты видишь?!
Жемчужина видела.
— Кто ты, госпожа? — теперь княгиня требовала ответа от встреченной на лестнице. — Что ты здесь делаешь? Я хочу немедленно знать! Там, наверху… там князь-представитель, мой муж?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});