Читать интересную книгу Рыцарь золотого веера - Кристофер Николь

– После того, как возьму на борт свежую команду. – Уилл смотрел на приближающийся берег. Как избаловались уже жители Хирадо! Когда-то население города высыпало на берег, чтобы поприветствовать возвращающийся торговый корабль. Сейчас же на пристани виднелась лишь горстка людей, из которых большинство – европейцы. Среди них наверняка Кокс, в нетерпении ожидающий возможности подсчитать прибыль, посмотреть бортжурнал и пометить что-то в своих гроссбухах.

Сердился ли он всё ещё на Сэйриса, который оставил без внимания его совет и всё-таки основал факторию здесь, поблизости от португальцев, голландцев и испанцев? Конечно, для решения Сэйриса имелись веские основания. В Хирадо они были не только в сердце христианской Японии, но и вдали от непосредственного контроля Токугавы. Мышление, прямо противоположное его собственному. Впрочем, европейцы опасались клана Токугава, особенно в случае смерти принца. А этого, конечно, ждать осталось не так уж долго. Интересно, думал он, может быть, именно в этом истинная причина того, что он так тянет с решением? Покинуть это место, сказать себе – я больше никогда не увижу Иеясу, никогда больше не почувствую, как затягивают меня в свою глубину эти бездонные глаза, никогда больше не разделить чашку сакэ с этим тонким, блестящим мудрецом, не насладиться его бессмертным напористым, требовательным духом… Это было выше его сил. Лучше уж оставить решение неумолимой природе.

Но сейчас время размышлений и тяжких раздумий позади – во всяком случае, на ближайшее будущее. Как он уже сказал Уикхэму, через несколько дней он снова отправится в путь – в Миуру. К Сикибу. Тринадцать лет. Боже милостивый! Уже тринадцать лет, как она его жена. Боже милостивый. Конечно, она уже не та девочка. Груди стали побольше. Чуть-чуть. На прежнем плоском животе появились едва заметные складки. И, наверное, ещё морщинка под этим остреньким подбородком. И больше ничего. Сравнить это с подушками жира на его собственных бёдрах, с сединой в его бороде, с замедлившимся восстановлением сил, когда она скользнёт своим ароматным, шелковисто-гладким телом вдоль его тела.

Тринадцать лет, а его сердце бьётся все так же учащённо при мысли о том, что вскоре он снова увидит её. Из-за её тела? Нет. Из-за тех разнообразных мелочей, которые составляли их жизнь, чашки сакэ, которая будет ждать его, прикосновения её руки, быстролётной улыбки, которой она поприветствует его, осмотра его владений, управляемых сю и Кимурой с железной дисциплиной, из-за прогулок по саду, когда она неторопливо будет переходить от цветка к цветку, осматривая их с той же тщательностью, с какой она воспитывала своих детей. Из-за того, как она подворачивала рукава кимоно, усаживаясь за составление букетов. Из-за искусства, с каким она сочетала тонкие стебельки. Из-за поклона, с которым она подаёт ему чашку чая.

Значит, он наконец-то влюбился? Нет, это прошло. Но наконец-то он любит. В этом вся разница. Возможно, больше всего остального он боится нарушить это хрупкое равновесие красоты, которое заставляет его ожидать развития событий вместо того, чтобы подчинить их своей воле.

А что она? Любит ли она его? Она его жена, и она утверждает – а он вот уже сколько лет верит ей, – что этот долг определяет все её существование. Конечно, это так. Но что она чувствует? Что за мысли роятся в этой черноволосой головке? Господи, узнать бы наконец – после тринадцати лет! – узнать бы…

Считает ли она, что он трус? Но ведь жена должна знать своего мужа лучше других. И в то же время – что она знает о нём, кроме того, что он – правитель Миуры, человек, делящий с нею брачное ложе? Она никогда не плавала с ним, ни разу даже не ступила на палубу его корабля. Она не знала ничего о мастерстве, которого он достиг в своей профессии, о переполняющей его душу радости, когда якорь вырывается из донного ила и ветер надувает паруса. Она знала лишь, что однажды он столкнулся с Норихазой и его пришлось спасать. Но тогда его храбрость никак не проявилась, у него просто не было другого выхода. Она знала, что он сражался под Секигахарой, – но там дрался почти каждый японец, способный держать оружие.

– Ждут, как стервятники, – проворчал Уикхэм. – Даже голландцы. Уилл взглянул на группу, собравшуюся на причале. Теперь они перебрались в шлюпки, чтобы выйти навстречу кораблю.

– Мельхиор? – Он перегнулся через борт. – Здорово, дружище. – Уилл нахмурился, и душа его вдруг ушла в пятки. На лицах встречавших не было обычных улыбок. – Какие новости?

– Самые печальные, Уилл, – отозвался Мельхиор.

– Страна в пучине войны, – прокричал Кокс.

– Что? Что вы сказали? – Он бросился к трапу, чтобы встретить поднимающихся друзей.

– Оглянись вокруг, Уилл, – сказал Мельхиор, – и ты не найдёшь на Кюсю ни одного самурая. Господин Сацума призвал всех вассалов следовать за ним на север по зову Токугавы.

– Но как это случилось?

– Бог его знает, – ответил Кокс. – Эти люди для меня – загадка.

– Это связано с даром огромной статуи Будды храму в Наре, – объяснил Мельхиор. – Ты знаешь, какое большое значение придавалось этому. Сначала её построили, но пожар наполовину уничтожил её, и пришлось перестраивать. Колокол отлили в прошлом году, и принц пожелал, чтобы юноша Хидеери произнёс слова передачи, ведь он сын Хидееси. Но отношения между Осакой и Эдо настолько испортились, что Едогими запретила сыну покидать крепость. И всё же она совершила ошибку, послав текст речи, чтобы его огласили от имени Хидеери.

– И это привело к войне?

– Да. Ведь в речи содержались какие-то слова, оскорбительные для Токугавы. В сущности, они настолько обозлили жителей Киото, что случился мятеж, и было разрушено множество зданий.

– Какие слова?

– Я плохо знаю язык, Уилл. Но там что-то говорилось о солнце, которое встало на востоке, но теперь теряет свою силу из-за того, что вынуждено делить небо на западе с ярким лунным светом. Это расценили как закат власти Токугавы.

– О боже, – вздохнул Уилл. – Но почему текст речи не был представлен принцу заранее?

– Тут-то и заключается вся загадка, Уилл. Говорят, что Иеясу хорошо знал, что там будет сказано. И всё же позволил оскорбить себя. Последовали переговоры, даже извинения состороны Тоетоми. Но принц объявил, что это заговор против него, и потребовал заложников.

– Но это обычное дело.

– Да, обычное. Но не для заложника такого ранга.

– Он потребовал принцессу Едогими?

– Так говорят.

– Боже милостивый, – произнёс Уилл. – Он намекал мне, что нашёл способ заставить Тоетоми начать войну. Принцесса отказалась?

– С негодованием. И распустила слух, будто это уловка, чтобы заманить её в постель Иеясу. Поэтому принц созвал свои войска на войну, – ответил Кокс.

– Не сомневаюсь, что это лишь малая часть того, что там произошло, – сказал Мельхиор.

– Конечно. – Но он удивился – ведь судьбы стольких людей зависели от этой личной вражды, от этих личных страстей. – Когда это случилось?

– Ссора произошла прошлым летом. Но армии вышли на битву только к сезону Больших снегов.

Это значит, перед самым Рождеством. Какое абсурдное время для начала войны. Потому что он должен был вернуться к ноябрю, но его задержала поломка корабля. Несмотря ни на что, несмотря даже на своё разрешение Уиллу уехать, Иеясу ждал – ждал возвращения своего талисмана, своего Главного Штурмана. Но когда он не вернулся, когда принц, наверное, решил, что больше никогда не увидит его, – Иеясу начал борьбу.

Уилл вздохнул.

– Ну, значит, тебе оказана привилегия наблюдать конец эпохи. Ведь как долго кланы Тоетоми и Токугава противостояли друг другу – по крайней мере, силой духа. Осаку сожгли?

А вместе с городом – Пинто Магдалину и Исиду Норихазу? И саму Едогими? Стал ли легче груз, пригибавший книзу его плечи? Или ему придётся теперь нести этот крест до самой смерти? Ведь он не выполнил своего долга. Теперь уж наверняка не осталось ничего, что удерживало бы его в Японии.

– Осаку? – удивился Кокс. – Японцы утверждают, что Осакский замок неприступен.

Уилл, уж повернувшийся, чтобы проводить их в каюту, замер на месте и оглянулся:

– Что вы имеете в виду? Иеясу пошёл на Осаку, но город цел… Что вы хотите сказать? – Только то, Уилл, – произнёс Мельхиор, – что Токугава потерпел поражение. Известие об этом пришло только вчера.

Они сидели в каюте, потягивая сакэ, и Мельхиор рассказывал. Как буднично всё это происходит – сидишь в привычной обстановке, попиваешь привычный напиток, а вокруг тебя рушится мир.

– Говорят, там было сто восемьдесят тысяч человек, Уилл, – говорил Мельхиор. – Под стягом с золотым веером. И около восьмидесяти тысяч за городскими стенами. Город окружён. Братья Икеда захватили остров Накадзима – тот самый, где стоял на якоре старый добрый «Лифде», когда впервые пришёл в Осаку. А южный даймио занимал северный берег реки. Сам Токугава со своими родичами стоял лагерем на равнине к востоку от города. Принц, конечно, полагал, что вид такой огромной армии вселит страх в сердца Тоетоми. И знаешь, что предприняли защитники города? Они вышли за ворота и разбили Токугаву в ожесточённой схватке.