Читать интересную книгу Азиатская Европа (сборник) - Мурад Аджи

Апокрифы вопреки злу сохраняли то, что, по замыслу Рима, должно было исчезнуть. Они не опровергали «официальную» версию — они не замечали ее, умело дополняя деталями, которые приобретали особый смысл. С помощью книги профессора Кирпичникова я вникал в переводы сербохорватских, болгарских, англосаксонских, славянских, латинских произведений, видел их краски, оттенки, за которыми стояла информация.

С особым вниманием перечитывал выдержки из работы восточного историка IX века Табари (он, свободный от римской цензуры, одним из первых рассказал о мусульманской версии подвига святого Георгия — Джирджиса). И происходило чудо: вековые события становились зримыми, а их участники уже не походили на бесплотных, сказочных персонажей, какими их сделала Церковь.

Имя святого Георгия звучит на устах людей разных вероисповеданий. Разве это не показатель его величия! Он выше христианских апостолов! В молитвах степняки всегда обращались к нему не иначе как «пророков равностоятель», то есть равный самим пророкам.

Для Рима, мечтавшего вернуть себе господство над миром, такой Георгий представлял опасность. Отсюда иезуитское искажение его жития и всей истории Великой Степи, шедшее веками. Вода точила камень, червяк подтачивал дерево, каждый делал свое дело, пока, наконец, великий духовный подвиг не был низведен до примитивного убийства, а Степь — в сборище кочевников.

И только у кипчаков — в их апокрифах — святой Георгий по-прежнему остался утверждающим на земле имя Тенгри. К истинным святым не прилипает ложь! «Поборником веры», «непобедимым страстотерпцем» запомнили его степняки.

Селение Джалган

В селение Джалган я попал с трудом. Место, выбранное для жилья, — самое неподходящее во всей округе: на вершине горы, дорог нет, пашен нет, с пастбищами плохо. Однако живут люди, и живут очень давно.

Сюда добираться лучше на вездеходе. И не в любую погоду. Очень неудобное место, хотя рядом равнина, хорошие горные склоны, вода. Но Джалган стоит именно там — на вершине горы! И задачи у него всегда были иными, чем в других окрестных селениях. Джалган — охранник, страж святых мест. Об этом здесь знают все.

Обитатели селения живут как бы в стороне от всего остального мира. Будто другой народ с другой планеты. Кто они? Остается только гадать. На подъезде к селению я обратил внимание на старинное кладбище, здесь были памятники, почти ушедшие в землю, были и неплохо сохранившиеся. По их форме я понял, что в селении когда-то главенствовала персидская культура. Джалганцы говорят на фарси. Правда, их «фарси» не понимают ни персы, да и никто другой на свете. Самостоятельный язык? Самостоятельный народ? Возможно. В Дагестане такое не в новинку.

Когда я поинтересовался их национальностью, сказали, что азербайджанцы. И добавили: «По паспорту». Но ни по языку, ни по культуре на азербайджанцев они не походят. Селение по духу иное. Низкие глинобитные домики с плоскими крышами и с окнами, выходящими во двор, глухие каменные ограды указывали скорее на Афганистан. И люди с выразительными, очень своеобразными лицами походили на афганцев (пуштунов). Здесь всюду был Восток, Кавказ, но Кавказ особенный.

Время давно застыло в Джалгане: улицы принадлежали пятнадцатому или даже десятому веку. Лишь электрические столбы возвращали воображение в реальность. Селение напоминало огромную площадку, где готовились к съемке фильма…

Первой, кого мы увидели, была женщина, она откуда-то снизу несла кувшин с водой. Приезд незнакомых насторожил ее. Конечно, разговор не получился. Виной тому был не языковой барьер, а ее правильное мусульманское воспитание — она не имела права останавливаться перед чужаками.

Один из немногих уцелевших памятников Кавказской Албании, страны, которая своим появлением обязана Степи и Великому переселению

Второй собеседник был поприветливее. Им оказался пожилой крестьянин, возвращавшийся с поля в уснувшее от летнего зноя село. Пригласил в дом, где за чаем поговорили «о том, о сем» — на Востоке не принято набрасываться с вопросами и просьбами. Нужно неторопливо побеседовать с хозяином, дать ему почувствовать в вас гостя, и, только поняв, что вы за человек, собеседник сам решит, помогать вам или нет.

Слух о нашем приезде пошел по Джалгану, беспроволочный телеграф заработал. Одному соседу потребовалось что-то срочно спросить у нашего хозяина, и он, извиняясь, отозвал его от стола, за которым мы сидели. Вернее, сидели мы не за столом, а на глинобитном полу, где прохлада камня хорошо чувствовалась и была желанной. Перед нами лежала пестрая скатерть, на которую хозяйка поставила пиалы, банку с сахаром и ломтики сыра на тарелке… Потом пришли еще какие-то люди, потом мы вышли в сад, где ветки деревьев прогибались от зрелой черешни… К нам явно присматривались.

— Есть у нас пир, — услышал я наконец долгожданное. (Пир — это святое место.)

Могила святого воина — самое почетное в Джалгане место. Оно рядом с мечетью. Когда-то над могилой возвышалась часовенка, ее отметил и Фавст Бузанд. С веками часовенка разрушалась, ее восстанавливали вновь — сейчас лишь стены остались от нее. Да старая-престарая смоковница, которую по давней традиции высаживали около святых мест.

Конечно, это совсем не та смоковница, не первая — она ее внучка-правнучка. Тоже, как и часовенка, старела, ее заменяли новой. Прошли же, слава богу, почти тысяча семьсот лет. Неизменным оставалось лишь каменное надгробье, над которым не властны ни стихия, ни время. В узком проходе полуразрушенных стен лежал камень, будто отполированный с одного бока: за века ладони и губы паломников оставили на нем свой, очень заметный след… Вере человеческой уступают даже камни.

Когда я, стоя на коленях, коснулся надгробья святого Георгия, случилось необъяснимое. Тепло, излучаемое камнем, потекло по моим рукам, покалывая пальцы и наполняя душу радостью и счастьем. Это было ЕГО тепло. Такого блаженства я не испытывал никогда в жизни. В меня что-то вернулось, а камень под руками ожил, казалось, я прикоснулся к живому человеку. Чувствовалось даже затаенное дыхание…

В священной роще, она рядом с могилой, когда-то останавливались паломники, они собирались на молитвы — тенгриане, мусульмане и христиане приходили сюда. Здесь они отдыхали, приносили жертвы в честь святого воина, погибшего за веру. Алтарь и место разделки животных сохранились. Правда, давно не приходят сюда люди. С 1917 года.

Волны атеизма, захлестнувшие тогда Россию, прокатились и по Кавказу. Но и они не смыли могилу святого Георгия — люди тайно ухаживали за ней. Не объявляя, разумеется, и не афишируя свою заботу. А вот священная роща пострадала. Ее приказали вырубить. К счастью, у властей не хватило сил довести приказ до конца.

Правда, без разрушений не обошлось. В 30-е годы в Дербенте взорвали храм святого Георгия, он стоял на месте, где, по преданию, убили воина. Сюда, к храму, от селения Джалган еще в давние времена провели водопровод, и прихожане совершали омовение перед молитвой его водой! (Омовение перед молитвой считалось обязательным у тенгриан.) Почти тысячу семьсот лет просуществовал водопровод. В 1938 году его разрушили. Ныне на месте гибели святого Георгия — памятник Ленину…

Лишь родник в священной роще селения Джалган живет бессмертной жизнью. Сюда по традиции приходят кормящие матери, у которых пропало молоко. Священную воду пьют и те, кто страдает бесплодием.

Исток известной легенды

Я сидел на поляне в священной роще, смотрел на этот родник — тайнопись легенды становилась явью. Апокрифы сербов, болгар, хорватов и других потомков кипчаков на удивление согласуются с преданиями забытых ими азиатских собратьев.

Впрочем, иначе и быть не могло! Руки церковной цензуры не коснулись восточных территорий Великой Степи. Мусульманские Турция, Иран, Татарстан, Башкортостан, Азербайджан уберегли весть о святом Хызыр-Илйясе — о Георгии. А правда не бывает разной — она одна у всех.

«Радуйся, яко тобою Церковь верных просвещается: радуйся, яко имя твое и между неверными (выделено мною. — М. А.) прославляется», — говорят в молитве Георгию сербы и украинцы, казаки и хорваты, русские и болгары, храня память о том, что именно этот святой духовно объединил Восток и Запад… Вновь и вновь остается повторять: память человечества вечна, она хранит даже то, что забыли сами люди!

Историки, похоже, прошли мимо очень важного факта… Не заметили — на знаменах степняков были не только кресты, но и иные символы: голова волка, лебедь, елень (олень). А общим тотемным знаком считался змей — Аждарха…

Образ змея или дракона на Востоке всегда имел очень глубокий смысл. Например, в китайской мифологии лун (дракон) — воплощение светлой, небесной мужской силы, существо доброе, чье появление считается благоприятным знаком. Таким он был и у кипчаков — защитник домашнего очага. У русских же, в их былинах, наоборот, Змей Горыныч — исчадие зла.