Читать интересную книгу Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность - А. Григоренко

Вышеописанные еретические антицерковные выступления имели, однако, локальное распространение. Гораздо более масштабными и широкими с точки зрения территориального охвата было движение стригольников, которое возникло первоначально в середине XIV в. в Пскове, перешло оттуда в Новгород и Тверь, а затем распространилось и в Москве. Стригольники подвергли жесткой критике Православную Церковь, которая вся была «поставлена на мзде», выступили против священнической иерархии и права священников на благодать, т. е. против таинства священства, против других таинств, потребовали расширения прав мирян в Церкви и т.д. В XV столетии появилась новая ересь, которая продолжила традиции стригольничества, но ее размах превзошел масштабы прежнего стригольнического движения. Это была ересь антитринитариев или ересь «жидовствующих», как их стали называть власти и церковные иерархи, дабы сделать ее еще более одиозной в глазах обывателей. Был в истории России и период, когда чаша весов даже могла склониться в пользу этих еретиков, ибо сам царь Иван III, посетивший в 1480 г. Новгород, нашел общий язык со священниками-еретиками Денисом и Алексеем и взял их и главного их духовного наставника Захара в Москву, где дал им высокие церковные назначения. Вскоре сторонниками ереси стали не только новгородцы и псковичи, но также прозелиты-москвичи, среди которых были и весьма знатные люди вроде думного дьяка Федора Курицына, бояр Василия Ивановича Патрикеева, Семена Ряпольского, снохи Ивана III Елены Волошанки, архимандрита Симоновского монастыря Зосимы, впоследствии ставшего митрополитом и т.д.

В середине XVI в. активно проявили себя массовые движения Матвея Башкина и Федосия Косого. И тот, и другой в религиозной форме выражали интересы многих общественных слоев, классов и групп, оппозиционно настроенных по отношению к существующему строю и к ставшей по сути дела государственным институтом Церкви. Основываясь на евангелиах, они отвергали господство крепостников над холопами как антихристианское, выступали против троичности Бога, против таинств, иконопочитания, против церковной иерархии и т.д. Башкин и Косой вовсе не являлись в религиозно-общественной и духовной жизни середины XVI в. одиночками. Их проповедническая деятельность привлекла на путь ереси и церковной оппозиции многочисленные социальные группы сельской и посадской бедноты, всех обездоленных, а также многих знатных вельмож, противившихся усилению диктатуры государства в жизни российского общества, произволу московских царей. В середине XVII в. произошел потрясший не только Церковь, но и всю страну церковный раскол, связанный с реформами Никона. К раскольникам, или староверцам, примкнули огромные массы населения России, выступившие против социальной и экономической политики государства, обрекавшей их на голод, нищету и бесправие. Раскольников государство преследовало не за то, что они крестились по-старому, а за то, что они не признавали вмешательства государства в жизнь Церкви и общества.

Впоследствии в старообрядчестве оформилось два основных направления – поповщина и беспоповщина. Из последнего возникла еще в XVII в. «христовщина» (по официальной лексике – «хлыстовщина»). Христовщина была уже переходной формой к «духовному христианству». Христоверы отвергали догмат Троицы, уставы и обряды Православной Церкви и проповедовали идею «духовного» начала в каждом верующем (Христос есть дух, который вселяется в каждого члена Церкви). Эта идея дала толчок развитию на Руси духовного, или евангелического христианства, которое представляли в XVIII – XIX вв. два разных религиозных течения: духоборство и молоканство. Официальные власти и православное руководство стало именовать их сектами. Под таким наименованием эти течения и получили свою известность в миссионерской и научной литературе: секты молокан, духоборов, русское сектантство XVIII – XIX вв.

При анализе причин возникновения и дальнейшей эволюции русского сектантства XVIII – XIX вв., религиозно-духовных поисков русского народа в целом необходимо учитывать и тот факт, что во главе этих поисков оказывались не высоко образованные профессиональные богословы, получившие образование в университетах, а полуграмотные русские мужики, выдвинутые самой народной гущей, народной жизнью. Будучи безусловно, по терминологии Вебера, харизматическими лидерами, они повели за собой массы народа, стали во главе религиозных движений. Влекомые диалектикой самой истории, эти лидеры выдвигали идеи, «составляющие гордость «высокой» религиозной мысли Запада». Однако, по причине своей полу-грамотности они не могли облечь их в «формализованные теологические системы, неуязвимые для спонтанных настроений и политической конъюнктуры. Подобная аморфность мстила за себя. Сменилось всего несколько поколений, а объединявшие всех ценности, как и сплоченные религиозные коммуны, неуклонно распадались».267 Естественно, что они не исчезали бесследно с земли российской, а входили в состав более организованно, более доктринально оформленных религиозных объединений и течений. Именно этот момент имеет ввиду А. И. Клибанов, когда пишет: «Отдельные течения русского религиозного сектантства – хлыстовщина, скопчество, духоборство, молоканство, штундизм, баптизм, адвентизм – представляют собой не просто параллельно сосуществующие организации. В них может быть прослежена историческая преемственность форм…».268 Таким образом исторический срок жизни «русского религиозного сектантства» оказался весьма короток: возникнув в XVII в., в конце XIX оно уже стало вытесняться западными пришельцами (адвентизмом, баптизмом и т.п.), которые к «русскому сектантству» в строгом смысле слова никакого отношения не имели и поэтому термины «секта», «сектантство» к ним не применимы.

Однако, если формально с русским сектантством адвентизм, баптизм и другие продукты эволюции западного протестантизма не связаны, то идеологически, духовно преемственность между ними существует, о чем и писал А. И. Клибанов и что делало эти протестантские течения весьма опасными конкурентами русскому сектантству. Различные варианты поздней эволюции западного протестантизма (адвентизм, баптизм и др.) отличались от русского народного религиозного сектантства, весьма аморфного в организационном отношении и весьма сумбурного, никоим образом не единообразного в доктринальном и обрядовом смысле, именно своей унифицированной и разработанной догматикой, устоявшимися формами культа, внутренней организацией и т.д. Это все более и более привлекало русских сектантов, чем весьма были обеспокоены их руководители. Так, один из молоканских лидеров Н. Ф. Кудинов в начале XX в. писал: «Баптизм с такой быстротой распространяется по России, что казалось, эта лавина сметет молоканство… Главной задачей их проводников было делать как можно чаще набеги на молоканские общины, где они пожали обильную жатву… И пока молокане собирались с духом отразить нападение баптистов, последние уже завоевали главные позиции».269

Успешно конкурировал с баптизмом в деле «переманивания» русских сектантов и адвентизм. Многие молокане в своих духовных поисках обращались к адвентизму270, среди них были те, кто до этого побывал в баптистских общинах, но затем, разочаровавшись, перешел в адвентистские организации. Баптистским лидерам это также пришлось не по душе, и они стали бороться с растущим влиянием адвентизма среди своих последователей всеми возможными средствами, главным образом посредством устной и печатной антиадвентистской пропаганды. Однако не брезговали они и другими формами борьбы, в том числе и политическими доносами. Будучи обвиняемыми сами в том, что они (баптисты) являются средством «германизации» России, некоторые баптистские лидеры пытались перевести огонь с себя на адвентистов, разжигая вокруг последних самые черносотенные страсти. Так, один из виднейших «отцов» русского баптизма В. В. Иванов писал: «…секта адвентистов проникла в Россию из-за границы и не имеет русской самобытности. Сектой этой управляют иностранцы, немцы, которые действуют и распоряжаются ею на правах полноправного хозяина. Собирают «десятины» для своих целей. Русский же адвентизм не имеет своего управления и слепо подчиняется во всем заграничным агентам… За свои «десятины», усердно приносимые, русские адвентисты получают от иностранцев бумажные «маслины» (название журнала адвентистов на русском языке, издававшегося в Гамбурге – прим. авт.) и разные бессмысленные трактаты».271

Чем же оказался привлекателен адвентизм для бывших молокан, баптистов, да и для некоторой части православных, коих тоже, как мы увидим ниже, не оставили равнодушными особенности адвентистского вероучения. Или, говоря другими словами, что помогло адвентизму вписаться в культурные традиции страны, проникнуть вглубь сознания воспитанных на православных обычаях русских людей, превратиться в их личную внутреннюю веру?