Шум и грохот еще продолжались, стража дворца, как ей и положено, отсиживалась по подвалам, потому что не знала, кому придется служить завтра, но тут прибежал последний из оставшихся в живых Паллантидов из засады, и, охваченные ужасом, остальные братья исчезли в ночи…
Остаток ночи прошел спокойно. Хотя рассказывают, что с тех пор потомки Паллантидов запретили называть детей именем Леоса, а своим девочкам принимать ухаживания от людей с именами Лев, Леос, Лео, Леонард, Леонардо, Леви, Левит и Левитин, Львов и Лайон. Так они отомстили Леосу и его потомкам до последнего колена.
* * *
Праздники по поводу возвращения наследника и возведения его на престол рядом со счастливым, хоть и не столь уже ухоженным отцом должны были продолжаться на следующий день, но ничего из этого не вышло, потому что утром, когда слуги еще очищали дворы от побитой за ночь посуды и перевернутых стульев, а из домов павших Паллантидов доносились стенания (хотя, впрочем, никто в городе не жалел этих хулиганов и бездельников), во дворец прискакал посланец с дозорной вышки, которая стояла на самой вершине Акрополя – там, где будет построен храм Ники. Оттуда было видно море на много стадий к югу, откуда обычно и появлялись торговые, а то и вражеские корабли.
Посланец буквально сшиб с ног стражей у ворот дворца и помчался по коридору, вызывая Эгея.
Тот не спешил отзываться, потому что отлично усвоил, что спешка – один из основных недостатков любого царя. Чем дольше ты полежишь под своим очередным ложем, тем больше шансов у тебя дожить до старости.
Так что Кора узнала о тревожных событиях даже раньше, чем царь Афин и его наследник, который, конечно же, спал без задних ног.
– Что случилось? – спросила Кора строго, загораживая дорогу гонцу.
– Мне нужен царь!
– Вы можете сказать мне, – ответила Кора. – Я имею полномочия от комиссара ИнтерГпола. – Она могла позволить себе такую невинную шутку, потому что Милодар ее сейчас не слышал, а его имя в Древней Греции неизвестно.
– Приплыл Дедал за данью, – грустно произнес гонец. – В этом году несчастье обрушилось на нас еще раньше, чем обычно. Наверное, это наказание за то, что мы веселились вчера вечером в честь возвращения наследника.
Гонец был пожилым человеком, сандалии его были снабжены небольшими крыльями, которые, хоть и шевелились, трепеща, вряд ли помогали ему бегать.
– Что еще натворил ваш Дедал? – спросила Кора, но гонец не ответил, а с криком: «Господин царь, покажитесь народу! Господин царь, очередное несчастье!» – побежал дальше по темным коридорам.
Тогда Кора решила, что ей не мешает самой посмотреть, что же происходит. Она побежала вверх по узким улочкам на холм Акрополя, где и стояла дозорная вышка и куда спешили тысячи жителей Афин, прослышав о приближении корабля Дедала.
Так как Кора нагнала полную немолодую женщину, которая взбиралась наверх довольно медленно, ей удалось вытянуть из нее кое-какую информацию.
Надвигалась еще одна древнегреческая трагедия, и здесь шансы Тесея выжить падали до нуля.
Ненавидя Афины за убийство сына, Минос готов был стереть их с лица земли. Но, как положено древнегреческому извращенцу, он отказывался брать дань лошадьми, золотом или осетриной.
Дань Минос брал семью самыми прекрасными девицами и семью самыми отважными и сильными юношами Афин, которых отвозили на остров Крит, где был Лабиринт… Вспомнили? Кора тоже вспомнила. В Лабиринте жило страшное чудовище по имени Минотавр, то есть человек с головой быка. Этот подлец не желал питаться ничем иным, как молодыми девушками и юношами из Афин. Вот так проявлял свой мерзкий характер и своеволие царь Крита.
Такова была жизнь в эту эпоху, таковы были нравы. А так как в основе действий Миноса была родительская месть, то его изощренный садизм становится более-менее понятным…
Корабль, изобретенный и ведомый главным советчиком и доверенным лицом царя Миноса Дедалом, приближался к Афинам, чтобы взять очередную партию жертв. Афины приобрели наследника, но должны были потерять четырнадцать юных душ.
Корабль, который Кора увидела, когда поднялась к подножию деревянной дозорной башни, был для греческих времен удивителен и неповторим. На нем сидели в два ряда гребцы, формой корпуса он также не отличался от античных кораблей, но посреди него возвышалась высокая черная труба, которая венчала собой кирпичную печку. В печку кидали дрова, перед печкой стояла первобытная, но действующая паровая машина, из трубы шел дым, и было совершенно очевидно, что Кора наблюдает первый в истории человечества пароход. Дедал, а это было доступно орлиному взору Коры, в белом гиматии возлежал на корме, поглядывал на работу своих чудесных механизмов и попивал вино из турьего рога.
В отличие от афинян, которые осыпали Дедала и Миноса проклятиями, оставаясь на почтительном от дедаловского монстра расстоянии, Кора, влекомая любопытством, дошла пешком до гавани и успела туда как раз в тот момент, когда Дедал, оказавшийся худым лысым малоростком, почти карликом, с крючковатым носом и слишком светлыми для такого смуглого и чернобрового человека, желтыми глазами, выбрался на берег. Кроме Коры, его никто не встречал, что Дедала совершенно не расстроило.
– Удивительно, – произнес он, глядя на Кору, – судя по всему, знатная дама, а не испугалась и пришла сюда. Ага, я догадался! Ты пришла просить? За свою сестру? Но ведь не я отбираю, кого посылать на съедение нашему племяннику, это решает ваше народное собрание. Так что вы, девушка, обращаетесь не по адресу.
– Я здесь чужестранка, – сказала Кора. – Меня более интересуете вы, мастер Дедал. Я наслышана о ваших изобретениях и злодействах, и потому мне хотелось с вами познакомиться.
– Тогда погодите немного, – сказал Дедал. – Я должен отдать приказания моим людям, а затем я свободен. Если вы захотите говорить со мной, то удобнее всего это будет сделать в доме моего здешнего друга кентавра Фола, может быть, вам приходилось о нем слышать?
– Нет, из кентавров я знаю только Хирона и полагаю честью для себя считать его в числе своих знакомых.
– И даже друзей! – послышался сверху глубокий голос.
Кора обернулась. На склоне, возле складов, где таились, выглядывая, редкие афиняне, стоял могучий Хирон, расчесывая свою раздвоенную бороду, а рядом с ним возвышался кентавр поменьше ростом, более изящный, склонный к щегольству, что выдавала заплетенная в толстую косу длинная грива.
– Фол, друг мой! – воскликнул Дедал и побежал к кентавру.
Возмущенные возгласы донеслись из-за складов. Там афинские граждане высказывали свое негодование по поводу отсутствия патриотизма у кентавров, и неудивительно, что ругательства, которыми их награждали, относились к разряду зоологических терминов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});