такой набожности? Местонахождение могилы Искандера на самом деле было точно неизвестно: ал-Масуди утверждал в 332/943 году, что она находится внутри города, на постаменте из белого и цветного мрамора; ал-Харави, побывавший в Каире через двести лет, слышал, будто Искандер и Аристотель похоронены вместе в знаменитом Александрийском маяке, «но один Аллах знает, что истинно в этом утверждении». Несколько путешественников, посетивших Александрию, вообще не упоминают о могиле Александра, в то время как ас-Суйути, писавший о городе за несколько десятилетий до приезда ал-Ваззана, упомянул мечеть, посвященную Зу-л-Карнайну. Ал-Ваззан, исходя из собственных наблюдений, очевидно, сомневался в сведениях об этой гробнице, предоставленной в качестве вакфа в пользу ее хранителей[641].
Третий пример скептицизма Йуханны ал-Асада — это комментарий по поводу одного изречения, приписываемого Пророку. Небольшое горное селение к западу от Феса, известное как Дворец Фараона, «el Palazo de Pharaon» (Каср Фарун), как верили местные жители и даже некоторые историки, было основано «фараоном, царем Египта времен Моисея и правителем всего мира». Другие историки говорили, что это «бессмыслица» (una baia), поскольку египтяне никогда не правили в этих краях.
«Эта бессмыслица была взята из рукописи мусульманских изречений, сочиненной автором по имени ал-Калби, который утверждал, будто Мухаммад сказал, что два верных царя и два неверных царя правили всем миром. Верными были Александр Великий и Соломон, сын Давида; неверными — Нимрод и фараон Моисея. [Жители Каср-Фаруна] использовали слова своего Пророка, чтобы обосновать это заблуждение». Однако они ошибались — продолжает наш автор. — Селение было основано римлянами; надписи на его стенах сделаны латинскими буквами[642].
В ситуации с «хитрым халифом» Йуханна ал-Асад усомнился в хадисе. Жителей Каср-Фаруна он высмеял за неуместное применение слов, приписываемых Пророку, а также поставил под сомнение достоверность сообщения Ибн ал-Калби. Иракец Ибн ал-Калби (ум. 206/821) имел неоднозначную репутацию, некоторые его хвалили, а многие обвиняли во вранье и ложных атрибуциях. Сообщая о том же предании столетием позже, историк ат-Табари назвал вторым нечестивым вселенским правителем вавилонского Навуходоносора, а не Моисеева фараона. О фараонах Йуханна ал-Асад говорит, что они были «очень могущественными, очень великими», но не говорит, что они «правили миром»[643]. И ни в одном случае он не выходит за законные рамки сомнения, дозволенного мусульманину.
Однако Искандер в роли пророка заставил Йуханну ал-Асада перейти эту грань в своем высказывании. На протяжении веков евреи, христиане и мусульмане сплетали истории вокруг Александра Великого как завоевателя мира, владыки вселенной, путешественника на край света, основателя городов, советчика мудрецов. Исламские романы об Александре добавляли свои собственные мотивы: иногда Искандера представляли наполовину персом, и не сыном Филиппа Македонского, а сыном дочери Филиппа и персидского принца; и он всегда становился мусульманином, так как его премудрый советник ал-Хадир открыл ему, что грядет ислам и Мухаммад[644]. Но был ли Искандер пророком?
В исламе пророки являлись либо «посланниками», основателями новой религии, — такими, как Авраам, Моисей, Иисус и Мухаммад, величайший и последний Пророк; либо «приносящими радостную весть» и «предостерегающими» — Худ, Исмаил, Исаак, Илия, Иоанн Креститель и Мария. В случае Искандера его статус пророка отчасти основывался на отождествлении с Зу-л-Карнайном — «Двурогим», «имеющим два века» — в суре «Пещера» (18: 82–100). Многие мусульманские ученые, в том числе Ибн Халдун, были согласны с этим отождествлением. Мотивы посещения Зу-л-Карнайном народов на западе и на востоке, а также возведения им стены против Гога и Магога присутствовали и в романах об Александре/Искандере.
Другие ученые не соглашались. Некоторые присваивали имя Зу-л-Карнайна двум лицам: Аврааму, посланнику в суре «Пещера», и Искандеру. Ибн Хишам (ум. 220/835), биограф Пророка, ссылался на традиционные авторитеты, дабы показать, что Искандера называли «Двурогим» только потому, что он построил два маяка, а не потому, что он был двурогим посланником из Корана. Географ ал-Идриси пошел дальше, утверждая, что «каждый, кто достигает двух концов земли, на самом деле называется этим именем»[645].
Истории, ходившие вокруг вознесения Искандера на небо, не делали ему чести, даже в глазах тех, кто называл его Зу-л-Карнайном. В христианских версиях Александр поднимается в повозке, запряженной грифонами или орлами, которые тянутся за мясом, подвешенным прямо над ними. В исламской традиции этот способ вознесения отведен нечестивым правителям мира, например Нимроду, чье высокомерие привело его к строительству Вавилонской башни. Мусульманского Искандера, после основания Александрии, возносит ангел, чтобы показать ему землю, которой ему предстоит благочестиво править. Однако он лишь землю и увидел, не узрев ничего из небесного или высшего духовного мира, открывшегося пророку Мухаммаду. Будучи столь ограниченным, Искандер, по словам одного современного комментатора, «остался по сю сторону от порога пророчества», «на стыке между… статусом царя и пророка»[646].
Ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Ваззан явно был среди этих несогласных. Как пророку, Искандеру приличествовало бы всенародное поклонение, которое вызвало у него досаду, когда он испытал его в Александрии. Как пророк, Искандер обладал бы еще большим могуществом завоевателя и спасителя мира, но эту роль Йуханна ал-Асад теперь хотел завуалировать и отложить, как и другие эсхатологические события, до отдаленного Судного дня. В Италии, где он мог претендовать на больший авторитет, чем снискал для себя в Северной Африке, он выражался более недвусмысленно.
И все же Йуханна ал-Асад мог бы лишь сказать о Зу-л-Карнайне, как ас-Суйути за несколько десятилетий до него: «Его звали Искандер, и он никогда не был пророком»[647]. А добавить к тому же фразу «согласно нелепому высказыванию Мукаметто в Коране» — означало усомниться в истинности и этого текста, и самого Пророка.
Согласно исламскому учению, Коран — это откровение от Бога, ниспосланное Пророку на арабском языке. Как когда-то утверждали еретики-мутазилиты, это несотворенная книга, появившаяся на свет только тогда, когда Аллах возвестил ее Мухаммаду. В своем сочинении о «Знаменитых мужах» Йуханна ал-Асад ссылается на ответ ал-Ашари на это утверждение: Коран существует как вечный архетип в Боге, независимо от откровения в словах ангела Гавриила Пророку[648].
Йуханна ал-Асад также знал пресловутую историю о редакции Корана: как последователи Пророка начали записывать фрагменты и куски его откровений прямо с его слов, используя обрывки пергамента, пальмовые листья, лопаточные кости и шкуры животных и камни; как при жизни Пророка начали составлять их в некое целое, но после его смерти весь Коран знали на память только четверо его верных спутников; как через несколько лет разрозненных попыток халиф Усман учредил коллегию под руководством личного секретаря Посланника, чтобы подготовить канонический сводный текст, а затем приказал уничтожить все остальные версии.
Впрочем,