- Чегой-то ты величаешь меня О-Деттой? Меня звать по-другому.
- Заткнись, курва, - прорычал стрелок и прежним мягким, нежным голосом продолжил: - Если ты слышишь меня и если ты вообще можешь с ней совладать...
- Чегой-то ты так со мной говоришь? Чегой-то ты так говоришь, будто с кем другим толкуешь? Кончай свои беложопские фигли-мигли! Сей же момент, слышишь?
- ...не давай ей разевать пасть. Я могу заткнуть ей рот кляпом, но не хочу этого делать. Твердый кляп - дело опасное. Бывает, люди и насмерть задыхаются.
- А НУ, ХВАТИТ, КОЛДУН СРАНЫЙ! КОБЕЛЬ БЕЛОЖОПЫЙ!
- Одетта. - Голос стрелка шелестел, как едва начавший накрапывать дождик.
Женщина замолкла, уставясь на него огромными глазами. За всю свою жизнь Эдди не видел в человеческом взгляде такой ненависти и такого страха.
- По-моему, эта стерва не переживала бы, даже если б и впрямь удавилась кляпом. Она хочет отправиться к праотцам, но, может быть, пуще того хочет, чтобы умерла ты. Но ты пока еще жива, и не думаю, что Детта нечто совершенно новое в твоей жизни, слишком уж она чувствует себя в тебе как дома. Так, может быть, ты услышишь меня и сумеешь хотя бы отчасти контролировать ее, пусть даже выйти к нам ты еще не можешь.
Не дай ей разбудить нас в третий раз, Одетта.
Я не хочу затыкать ей рот кляпом.
Но, если придется, я это сделаю.
Он поднялся и, не оглядываясь, отошел, чтобы опять завернуться в одеяло и сразу же уснуть.
Детта, раздувая ноздри, продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами.
- Врешь, колдун белый, - прошептала она.
Прилег и Эдди. Однако, несмотря на его сильнейшую усталость, на сей раз сон пришел заявить свои права на юношу очень нескоро. Молодой человек приближался к краю обрыва, за которым лежало царство ночных грез, - и всякий раз отшатывался из опасений перед криками Детты.
Примерно часа через три, когда луна уже спускалась с небосклона, он наконец отключился.
Детта в ту ночь больше не кричала - то ли потому, что Роланд напугал ее, то ли потому, что хотела сберечь голос для будущих сигналов тревоги, а может быть - может быть, не более того - потому, что Одетта услышала стрелка и осуществила контроль, о котором он ее просил.
В конце концов заснув, Эдди пробудился вялым и неотдохнувшим. Уповая на чудо, он поглядел в сторону кресла: пусть там будет Одетта, Боже, прошу Тебя, пусть сегодня утром это будет Одетта...
- С добрым утречком, лебедь белый, - сказала Детта, по-акульи ухмыльнувшись. - Я уж думала, до обеда продрыхнешь. А это нельзя, верно? Против факту не попрешь: нам еще не одну милю отмахать надо, ага? Ага! И сдается, рвать пупок тебе придется, да, можно сказать, единолично тот-то, другой чувак, у которого зенки как у ведьмака, все хиреет, как ни поглядишь, вот что я тебе скажу - хиреет! Думаю, жратву переводить ему недолго осталось - хоть то чудное копченое мясо, что вы, белые, сундучите на случай побаловаться друг с дружкой, с огарками своими недомерочными, хоть что! Ну, погнали, беложопый! Детта не хочет, чтоб остановка была за ней. - Веки и голос женщины едва заметно дрогнули; Детта хитро скосила глаза на Эдди: - По крайности, с самого начала.
"Ты нонешний денек запомнишь, белый, - обещал этот хитрый взгляд. Надолго запомнишь, ой, надолго. Факт".
В тот день они прошли три мили - может быть, чуть-чуть меньше. Кресло Детты опрокидывалось дважды: один раз - с ее легкой руки, которая опять медленно и неприметно подобралась к ручному тормозу и рванула его; во второй раз Эдди обошелся без посторонней помощи, чересчур сильно толкнув кресло, увязшее в одной из проклятых песчаных ловушек. Случилось это под вечер, и Эдди попросту запаниковал, подумав, что на этот раз не сможет вытащить его оттуда, не сможет - и все. Поэтому он поднатужился, дрожащими руками мощно толкнул кресло вверх и, естественно, перестарался. Детта кувырнулась, точно Шалтай-Болтай с пресловутой стены, и Эдди с Роландом немало потрудились прежде, чем вернули кресло в исходное положение. Работу они закончили как раз вовремя. Пропущенная у Детты под грудью веревка теперь туго затянулась на горле. Скользящий узел, умело завязанный стрелком, душил женщину. Лицо Детты приобрело странный синеватый оттенок, она была на грани обморока, и все равно продолжала с хрипом выдавливать из себя мерзкий смешок.
"Оставь ее, что же ты? - чуть не сказал Эдди, когда Роланд быстро наклонился, чтобы ослабить узел. - Пусть удавится! Не знаю, хочется ли ей ухандокать себя, как ты говорил, зато ухандокать нас ей хочется наверняка... ну так брось ее, пусть!"
Потом он вспомнил Одетту (хотя их свидание было таким кратким и казалось таким далеким, что воспоминание о нем уже начинало тускнеть) и подался вперед, помочь.
Стрелок нетерпеливо оттолкнул его одной рукой.
- Двоим места нет.
Когда веревку распустили и Владычица принялась жадно хватать ртом воздух (выталкивая его обратно взрывами злого смеха), Роланд обернулся и критически посмотрел на Эдди.
- Думаю, пора делать привал на ночь.
- Чуть попозже. - Эдди почти молил. - Я могу пройти еще немного.
- Факт! Он вона какой крепкий парняга! Такой и мокрощелку стервозную оттараканит, и еще сил хватит, чтоб вечерком тебе по первому классу отсосать, огарок белый!
Она по-прежнему наотрез отказывалась есть; лицо постепенно превращалось в сплошные углы и обводы. Глаза сверкали из все больше углублявшихся глазниц.
Роланд не обращал на нее абсолютно никакого внимания, пристально изучая Эдди. Наконец он кивнул.
- Немного - да. Но только немного. Далеко не пойдем.
Двадцать минут спустя Эдди и сам объявил: шабаш. Ему казалось, что руки у него превратились в желе.
Они уселись в тени камней. Кричали чайки, возвращался прилив, а они ждали, чтобы солнце село и гигантские омары, появившись на берегу, начали свой тягостный перекрестный допрос.
Понизив голос так, что Детте было не услышать, Роланд объяснил Эдди, что у них, кажется, кончились боевые патроны. Эдди чуть крепче сжал губы, и только. Роланд остался доволен.
- Придется тебе самому размозжить голову одному из них, - сказал Роланд. - Я слишком слаб, чтобы управиться с достаточно большим для такого дела камнем... и не промазать.
Теперь настала очередь Эдди внимательно приглядеться к собеседнику.
То, что он увидел, ему совершенно не понравилось.
Роланд отмахнулся от его испытующего взгляда.
- Не беда, - сказал он. - Не беда, Эдди. Что есть, то есть.
- Ка, - сказал Эдди.
Стрелок кивнул и бледно улыбнулся.
- Ка.
- Кака, - сказал Эдди. Они переглянулись и рассмеялись. Казалось, хриплые звуки, срывавшиеся с губ стрелка, удивили и даже слегка напугали его. Смеялся он недолго. Когда смех смолк, у Роланда сделался отчужденный и унылый вид.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});