Первый номер «Газеты Французской республики», вышедший 22 сентября, был полон значения. Марат ничего не изменил в своих взглядах, в своих оценках, в своих политических пристрастиях. Он по-прежнему сохраняет недоверчивое, враждебное отношение к клике Бриссо. Он выражает сожаление по поводу того, что клика Бриссо овладела высшими руководящими постами в бюро Конвента. В номере значительное место занимает обширная статья редактора доктора Жана Поля Марата, озаглавленная: «Новый путь автора».
В этой статье Марат объясняет читателям, что он пришел к мысли о пересмотре методов борьбы, которую он до сих пор вел. Марат пишет, что в течение многих лет его враги клевещут, изображая его каким-то желчным безумцем, человеком, который стремится всех чернить, всех клеймить, который заражен подозрительностью, сеет рознь среди французов. Это ему полностью чуждо. Он не говорит, что переменил свои взгляды. Нет! Он откровенен. Он готов лишь изменить свою тактику, ибо у него никогда не было и нет личных целей в борьбе, которую он ведет столько лет.
«Что касается приписываемых мне честолюбивых "намерений, — пишет Марат, — вот мой единственный ответ: я не хочу ни должностей, ни пенсий. Если я принял место депутата в Национальном Конвенте, то только в надежде лучше служить этим отечеству, а не обращать на себя внимание. Мое единственное честолюбие — помогать спасению народа; если он будет свободен и счастлив — осуществятся все мои желания».
Марат отдает себе отчет в том, что выполнить огромные задачи, стоящие перед республикой, — победить ее многочисленных врагов, добиться победы — можно только при условии единства. Нельзя достигнуть победы, если друзья отечества не договорятся между собой, не объединят свои усилия.
Марат принимает решение: «Они (друзья отечества) все считают, что можно победить своих недоброжелателей, не уничтожая их. Пусть так! Я готов принять пути, которые признаны правильными защитниками народа. Я должен идти вместе с ними. Священная любовь к отечеству — я посвятил тебе все мои бессонные ночи, мой отдых, все мои дни, все способности моей души; я приношу тебе сегодня в жертву мои предубеждения, вражду, гнев…»
Марат дал публично клятву смирять себя, пресекать голос обличения, которым сурово говорил до сих пор со страной, приблизить язык своих статей и речей к голосу большинства Конвента.
Грозная опасность, нависшая над страной, побуждала Друга народа все чаще звать к консолидации всех революционных сил. Как подлинно великий революционный вождь, умеющий подняться выше своих пристрастий и предубеждений, Марат готов ради достижения высшей цели — сплочения и объединения всех революционных сил — заглушить голос своих сомнений. Отныне он не будет говорить ничего такого, что могло бы разойтись со мнением большинства защитников родины.
Такова новая политическая тактика, с которой выступает Марат начиная с 22 сентября, и в свете его заявлений становится понятным глубокий смысл нового названия, которое он дал своей газете. «Друг народа» выполнил свою задачу. Эти два слова стали столь известными в стране, что они теперь неотделимы от имени редактора знаменитой газеты. «Газета Французской республики» — это газета Друга народа, Марата, но в новых условиях ищущего путей к объединению всех революционных сил.
Но долго ли удалось Марату оставаться на этих позициях?
Сохранилась ли эта атмосфера братской сплоченности и единства, придавшая такую силу и величие первым заседаниям Конвента? Долго ли тянулось перемирие?
Жирондисты, которые вначале были напуганы поражением, понесенным в столице, а затем опьянены успехом в провинции, увидев, что непартийные депутаты «болота» голосуют вслед за ними, решили перейти в наступление. Дух вражды снова восторжествовал. Вопреки перемирию, заключенному между Бриссо и Дантоном, вождь жирондистов Бриссо 23 сентября, пока не в Конвенте, а на страницах издаваемой им газеты «Французский патриот», выступил с нападками против депутатов Горы. 24 сентября, еще в глухой форме, разногласия стали проявляться уже в стенах Конвента, и, наконец, 25 сентября жирондисты, уверенные в прочности своих позиций и решающем влиянии, которое они приобрели в Конвенте, решили, что настал час свести счеты с политическими противниками.
Тактический замысел жирондистов был ясен: они решили сразить двух наиболее авторитетных, наиболее прославленных руководителей Горы — они решили ударить по Робеспьеру и по Марату одновременно.
25 сентября на трибуну Конвента один за другим поднимались ораторы жирондистов: Ласурс, Банару, Верньо и другие. Их копья были направлены против Неподкупного — Максимилиана Робеспьера, против Друга народа — Марата. Их обвиняли в стремлении к диктатуре, в намерении установить власть триумвирата, в разжигании вражды и всех смертных грехах. Выступая гласно против Марата и Робеспьера, они метили также и в Дантона.
Дантон, раздосадованный столь скорым крушением перемирия, пытался разрядить накаленную атмосферу хитроумной речью, в которой он делал уступки и той и другой стороне. Стремясь завоевать доверие «центра» Конвента и найти пути к примирению с жирондистами, Дантон отмежевался от Марата. Он не только никогда не выдвигал мысли о диктатуре или о триумвирате, но вообще не был близок с Жаном Полем Маратом. Он подчеркнуто обособлял свою политическую борьбу от деятельности Друга народа.
Робеспьер произнес защитительную речь, резко направленную против жирондистов.
После них слова попросил Марат. Когда Марат пожелал выступить, со всех скамей Жиронды и «болота» раздались негодующие возгласы. «У меня здесь много личных врагов», — спокойно сказал Марат. «Все, все!» — закричали в неистовстве жирондисты.
Жирондисты боялись появления. Друга народа на трибуне Конвента. В самом деле, ни один из политических деятелей Франции той поры, казалось, не обладал такой чудодейственной властью, не представлялся столь загадочным, таинственным, могущественным, как неведомый доктор Марат.
Общая неосведомленность о Марате была так велика, что Манон Ролан в одном из своих писем высказывала даже сомнение: а существует ли на самом деле этот доктор Марат? Может быть, это только вымышленное подставное лицо, какое-то условное обозначение, за которым скрывается кто-то реальный и совсем другой? Одно время ей даже казалось, что Марат — это выдуманное имя, прикрывающее статьи, сочиняемые Жоржем Дантоном.
И вот Марат — загадочный, таинственный, незримый доктор Жан Поль Марат, владевший непостижимой магией слов, обладавший необъяснимою могущественной властью над людьми, должен появиться на трибуне Конвента. Все уже убедились в разительной силе его газетных статей, но, может быть, это не только замечательный публицист, лучший журналист восемнадцатого века? Может быть, Марат еще и великий оратор? А что, если сила и престиж Друга народа еще больше увеличатся, когда он взойдет на трибуну?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});