Читать интересную книгу Небеса нашей нежности - Анна Велозо

Но опасения Бель оказались необоснованными. В первый рабочий день она сразу согрелась под светом софитов. Все началось с короткой – слишком короткой! – репетиции с музыкантами, почти ничего не знавшими о южноамериканских ритмах. В танце Бель разогрелась – впервые после приезда в Европу она не мерзла! Как это было великолепно!

Директор театра посмотрел на ее выступление всего пару секунд, удовлетворенно кивнул и ушел, даже не взглянув на костюм Бель. Августо думал, что сможет обсудить с начальством выступление Бель, поболтать, внести какие-то изменения в программу. Теперь же он был разочарован. Да и театр ему не понравился – он ждал чего-то большого, роскошного, а варьете оказалось темной обшарпанной забегаловкой, где пахло сигаретным дымом, а красный бархат на сиденьях поистерся.

– Августо, так не пойдет! – пожаловалась Бель после первой репетиции. – Эти глупые музыканты не понимают, чего я от них хочу. Ты должен где-нибудь раздобыть граммофон, и я поставлю им мою пластинку. Может быть, тогда они поймут.

Ну что ж, опять он в роли мальчика на побегушках! С другой стороны, в этом он был хорош. И его задача состояла в том, чтобы помогать Бель, защищать ее, выполнять любое ее желание. Объединив усилия, они смогут сделать из Бель звезду – так они решили.

Поэтому, если ей нужен граммофон, то Августо его найдет, хотя пока что он понятия не имел, как или где.

И действительно, к вечеру у него уже был граммофон. Августо выпросил его у старьевщика на один день – за это продавец потребовал билет в варьете. Августо согласился, побежал в театр, уговорил одного из работников – не директора, конечно, – и незадолго до закрытия лавки примчался к старьевщику с двумя билетами, для него и для жены.

Репетировать было уже поздно, музыканты как раз ужинали перед началом вечерней программы. Но Августо не был бы Августо, если бы не нашел решения этой проблемы. Он поставил граммофон в комнате для отдыха, включил пластинку Бель (за ней еще пришлось сбегать домой) – и так убил двух зайцев сразу. Во-первых, теперь музыканты понимали, что от них требуется. Они кивали, показывая Бель, что уже слышали такое. «Ну, посмотрим», – решила девушка. Во-вторых, музыка подняла настроение этим уставшим людям, получавшим крохотное жалование. Когда зазвучал веселый мотив, все повернулись к Бель и Августо, радостно улыбаясь. В-третьих, Бель, едва услышав собственный хит, загорелась желанием танцевать – и потому ее выступление, третье в программе, должно принести ей успех.

Августо был собой доволен.

Но его хорошее настроение улетучилось, когда объявили выход Бель. Низенький писклявый конферансье произнес что-то на французском, и хотя Августо не понял ни слова, он услышал, что сценический псевдоним его жены, «Бела Бель», так и не прозвучал. Они даже не назвали ее по имени! Наверняка конферансье сказал что-то вроде «южноамериканская красотка» или «птичка из Бразилии». Как Бель сделает себе имя, если его не называют? Августо был вне себя от возмущения и решил завтра же поговорить с директором. Августо не подозревал, что директор был родом из Венгрии, и имя «Бела» показалось ему «чересчур венгерским».

Не знал он и того, что его возлюбленную заявили в программе как «Bel de nuit», использовав сходство ее имени с названием цветка мирабилис – Belle de nuit, «ночная красавица».

В остальном Августо тоже остался недоволен шоу. Музыканты играли быстрее, чем на репетиции, но не настолько, чтобы Бель смогла проявить в полной мере свое умение танцевать. Публика, казалось, скучала. Или все зрители просто были морфинистами? В полупустом зале собралось мало людей, а их откровенная скука не поднимала настроение. А хуже всего было освещение на сцене: под светом софитов красивые тропические фрукты на шляпке Бель казались слишком яркими.

Но Бель все это не мешало. Она была достаточно профессиональна, чтобы невозмутимо делать свою работу. Девушка использовала все свои сценические клише: покачивала бедрами, закатывала глаза. По мнению белых, именно так вели себя все черномазые, когда испытывали сильные чувства – радовались, злились, удивлялись. То была настоящая пародия на то выступление в Рио, в «Касабланке», в первый и последний вечер, когда те мужчины… Казалось, это было так давно! Похоже, душевные раны Бель уже зажили. Августо тоже позабыл тот день, хотя его до сих пор мучило чувство вины. Даже отец Бель успокоился. Фелипе выдвинул обвинение всем насильникам – он делал свои заявления на публике, оставляя приговор на совести общественности. И общественность сочла всех тех мерзавцев виновными. После этого Фелипе вернулся к привычной жизни, вновь стал спокойным и трудолюбивым мужчиной, которого никто не счел бы способным на столь изощренную и тщательно спланированную месть. Любой, кто увидел бы его теперь, не поверил бы, что он сам продумал и воплотил в жизнь такой эффективный план. Августо восхищался тестем. Когда-нибудь он станет таким же, как Фелипе.

Августо помахал рукой старьевщику, пришедшему на выступление со своей толстушкой-женой. Впрочем, пара вскоре покинула театр. Значит, шоу им не понравилось. Впрочем, их граммофон был не из лучших, можно будет найти что-нибудь более современное и менее капризное. Завтра же Августо вернет его владельцам – и при этом выучит еще пару слов на французском. Старьевщик оказался очень доброжелательным человеком, с ним приятно будет пообщаться. Августо, сам того не замечая, принялся создавать сеть «своих» людей, в точности как в Рио. Людей, которые могли ему пригодится. Он собирался также наблюдать за конкурентами Бель и учиться на их ошибках. Еще в Рио он читал биографии актеров и певцов, достигших вершин славы, а потом утративших все. Почти всегда в их падении были виноваты наркотики и алкоголь, разврат и мотовство. Уж он-то проследит, чтобы с Бель такого не произошло. Августо ничего не имел против роскоши, но некоторые блага стоит позволять себе, только когда на них достаточно денег. Например, обеды в дорогих ресторанах.

Августо посмотрел еще два выступления – какой-то мужчина танцевал в женском платье, пара акробатов демонстрировала свое мастерство – и отправился за кулисы. У Бель не было своей гримерки, поэтому здесь на нее не смогут напасть, как в «Касабланке». В остальное время он не спускал с Бель глаз.

Постучав, Августо зашел в гримерку. Другие певицы и танцовщицы, почти полностью раздетые, сидели перед трюмо, нисколько не заботясь о том, увидит их какой-нибудь мужчина или нет. Бель смеялась над их шуткой, хотя и не могла ее понять: если Августо знал по-французски слов десять, то Бель на этом языке вообще не говорила. Через пятнадцать минут они вышли через черный ход театра на улицу. Дыхание паром слетало с губ, автомобили и лестница покрылись тонким слоем инея. От хорошего настроения Бель не осталось и следа.

– Вот дерьмо, – сказала она, и Августо не знал, имеет ли Бель в виду сомнительное варьете, свое выступление или погоду. – Я хочу есть. Давай сходим куда-нибудь. Надеюсь, кафе еще открыты. Я бы съела целую корову. И купим сегодня бутылку вина.

– Но, Бель, у нас…

– Мне все равно. Я хочу есть. Я хочу пить. Я тяжело работала и заслужила хороший ужин. После такого рабочего дня можно себе кое-что позволить. И не говори ни слова о деньгах. Сегодня я заработала немного. И собираюсь потратить заработанное.

«Вот тебе и экономия», – подумал Августо. Бель еще многому нужно научиться. А ему следует срочно найти работу, не связанную с карьерой Бель.

Глава 35

Она не хотела быть здесь. Она не хотела быть дома. Она вообще нигде не хотела быть. Она хотела бы оказаться другим человеком с другой жизнью в другой стране. Конечно, Ана Каролина понимала, насколько это абсурдно. Но так уж она себя чувствовала. Жизнь виделась ей пустой и бессмысленной, и любые альтернативы теперешнему состоянию – тоже.

– Съезди на год за границу, выучи английский или японский, – предложил отец.

Она с усталым видом отказалась.

– Почему бы тебе не найти себе какое-нибудь хобби? – спросила мать. – Творчество придаст твоей жизни… новые краски.

Но так ли это? Если Ана Каролина посвятит себя росписи фарфора, или вязанию крючком, или еще чему-нибудь столь же идиотскому, она не почувствует, что все ее существование не так уж бессмысленно.

Единственным, что заставляло ее жить, был ребенок. Ребенок Антонио. Милый мальчик, ровно год от роду, хорошенький, с карими глазами и пепельными волосами.

Ана Каролина знала, что должна с ума сходить от счастья, что любовь к малышу должна переполнять ее душу. Но все было не так. Ею руководили лишь материнские инстинкты. Она кормила ребенка, пеленала его, защищала – точно так же, как заботится о своих детенышах бродячая кошка. Инстинкт, один из хитрых механизмов природы, появившийся для того, чтобы потомство выживало. Но и это было нелегко. Ана Каролина осознавала, что не может полюбить своего ребенка так, как тот заслуживал. Она пыталась, но у нее ничего не получалось. Она старалась силой воли вызвать любовь к сыну, но тщетно. Больше всего на свете Ана Каролина хотела ощутить, как рвутся холодные цепи, сковывавшие ее сердце, хотела дышать, жить, любить. Но всякий раз, глядя на малыша Альфредо, она чувствовала то же, что и медсестра, ухаживающая за пациентом: легкую симпатию и ответственность за то, чтобы больного покормили и искупали. Но даже эту ответственность Ана Каролина делила с другим человеком.