как близко от смерти я проскочила, у меня застучало сердце, отдаваясь звоном в ушах. Я едва себя не угробила.
Или еще хуже.
Я могла бы убить кого-то другого.
Мне надо было сойти с дороги. Я опустила стекло, чтобы лучше видеть дорогу, и на первом же разрыве бордюра повернула руль влево, въезжая на отдаленно знакомую парковку. Дождь был таким сильным, что я не видела ничего на два метра впереди от машины, но что-то в покрытии, в текстуре асфальта под колесами и в том, как волоски на моих тощих руках внезапно приподнялись, говорило мне, что я тут уже бывала.
Я встала в первом же месте, отдаленно похожем на место для парковки, которое могла различить сквозь дождь, и выключила мотор. Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза, предоставив дождю лить на меня сквозь открытое окно, а «ксанаксу» в моей кровеносной системе успокаивать нервы. Потом я перекрестилась, как тысячу раз делала моя мама, ирландская католичка, и произнесла единственную известную мне молитву.
Отче наш, иже еси на небеси,
Да святится имя твое. Да приидет царствие твое на земле и на небе.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и прости нам прегрешения наши, как мы прощаем врагам своим.
Не введи нас во искушение, но…
«Ду-удл-ду-удл-ду-удл-ду-у-у» – раздался из моей сумки поток цифровых звуков.
«Ду-удл-ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-у».
Схватив сумку с пассажирского сиденья, я нырнула в нее в поисках этого мигающего, вибрирующего проклятья.
«Ду-удл-ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-у» – заорало оно у меня в руке.
Я поглядела на определитель номера и почувствовала, как через «ксанакс» прорывается новая волна паники, потому что я не знала горящего на экране номера. А я была не в том состоянии, чтобы иметь дело с неведомым.
«Ду-удл-ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-у».
«Да черт с ним».
Затаив дыхание, я нажала на кнопку ответа.
– Алло?
Если там кто и был, я не могла расслышать его сквозь шум дождя, лупящего по металлической крыше и волнами стекающего по моему открытому окну.
– Алло?
Гудок.
Отключившись, я уставилась на экран, стараясь отыскать в памяти хотя бы намеки на то, где же я могла раньше видеть этот номер. В мозгу было пусто, но в носу… мой нос различил донесшиеся откуда-то с ветром нотки теплого, коричного одеколона и сигаретного дыма. Я вдохнула как можно глубже, стараясь уловить эту галлюцинацию и удержать, ради всего святого. Боже мой, этот запах. Я бы хотела закутаться в него, как в одеяло. Или в смирительную рубашку. Как давно это было? Это был май, а я не видела Рыцаря с…
О господи!
Сейчас же чертов май!
Глава 39
Едва мои пальцы дотронулись до черной пластиковой ручки, дверца машины вылетела у меня из рук с такой силой, что я подумала – налетел торнадо. Но когда две грубые руки проникли в машину и вытащили меня наружу, я поняла, что имею дело с совершенно иной силой природы.
Все мои чувства были обострены. Дождь освежал каждый неприкрытый сантиметр моей кожи. Уши задрожали от звука захлопнутой ударом ноги дверцы машины. Меня опустили на ноги, прижав спиной к захлопнутой дверце с открытым окном. Мои легкие расширились, наполняясь теплым, знакомым запахом, который никуда не исчезал.
А глаза, едва открывшись, немедленно наполнились слезами.
«Он нашел меня».
– Ты нашла меня. – Голос Рыцаря прозвучал низко и ясно.
Его бровь была недоверчиво приподнята. Я уже видела этот взгляд – в его восемнадцатый день рождения, когда я стащила для него сандвич с курицей в школьном буфете. Рыцарь выглядел таким же растерянным, как в тот день, когда я сделала ему подарок – возможно, первый в его жизни. И это снова точно так же разбило мне сердце.
Мои руки инстинктивно обхватили голову Рыцаря. Даже промокшие насквозь, его светлые стриженые волосы были на ощупь как бархат. Я даже не осознавала, как скучала по всему этому. Его запах. Его руки. Его серые глаза зомби, глотающие меня, как последнюю в жизни пищу.
Не знаю, кто из нас начал этот поцелуй, возможно, мы оба, но, едва язык Рыцаря оказался у меня во рту, я поняла, как скучала и по его вкусу. В школе это был вкус мятной жвачки. После школы – дешевого пива и «Кэмэл лайтс». Но в эту ночь это был вкус Южного Успокоителя. Мой самый любимый. Он напомнил мне обо всех тех ночах, что мы провели вдвоем, свернувшись на кушетке в комнате отдыха тату-салона, пьяные от виски и первой любви.
Но этот поцелуй был не как те. Этот поцелуй был жадным, отчаянным, голодным, он начался в наших ртах и разошелся по всему телу, полностью подчинив его. Руки вздымались, сжимали и срывали одежду. Бедра сталкивались. Ноги старались удержаться на залитом водой асфальте.
Дождь, хлещущий меня по голым рукам и ногам, был ледяным, но я в кои-то веки не дрожала. В Рыцаре было достаточно тепла.
Рыцаря было достаточно.
Приподняв, Рыцарь посадил меня на край открытого окна и продолжил атаку на мой рот, пока я путалась в застежке его камуфляжных штанов. Едва мои пальцы скользнули по его длине, Рыцарь стянул ширинку моих свободных коротких шортов и трусики на сторону и прижался ко мне. Но не вошел. Он сумел сдержать бурлящий вокруг нас поток феромонов, чтобы успеть взглянуть мне в глаза и молча спросить мое согласие.
Не желая, чтобы Рыцарь увидел мои зрачки, я зажмурилась и притянула его к себе для нового поцелуя. Обхватив ногами его талию, я прижала свои грязные бойцовские ботинки к его спине, выдавая ему долгожданное приглашение.
Рыцарь был настолько же обжигающим, насколько дождь был холодным, и эта противоположность ощущений воспламенила меня. Я вцепилась в его черную майку, крепче вонзила в него пятки и прикусила его язык, когда он вошел в меня. С каждым сантиметром я чувствовала, как он стирает след, оставленный Харли в наш с ним последний раз. Рыцарь был единственным, кому я могла вот так доверять.