Каждый человек вырабатывает способ бытия в мире, который является разумным компромиссом между тем, как он понимает себя и свои потребности, и тем, как он понимает мир с его возможностями и опасностями. К сожалению, понимание и того, и другого складывается в детстве, и в нашей культуре человеку предоставляется очень мало помощи для пересмотра своего детского мировоззрения в зрелом возрасте. Таким образом, мы разрабатываем способы бытия, суживающие и ограничивающие нашу жизнь. То, что мы называем интенсивной психотерапией, на самом деле есть ускоренный образовательный процесс, направленный на то, чтобы достичь зрелости, задержавшейся на двадцать, тридцать или более лет из-за попыток жить с детским отношением к жизни.
Зрелое отношение к жизни начало постепенно вырисовываться передо мной, пока я слушал, как люди рассказывают мне о своей жизни, в течение последних тридцати лет. Я сделал одно из самых удивительных открытий: насколько всем нам трудно взглянуть на свою жизнь честно и непредвзято. Почти каждый человек, консультировавшийся со мной, должен был сделать это, потому что он неудовлетворен тем, как складывалась его жизнь; каждый пробовал разные способы, чтобы изменить свою жизнь, но эти усилия не принесли удовлетворения. Можно было бы ожидать поэтому, что каждый из них провел уже много времени, вновь и вновь размышляя о том, как складывается его жизнь и что он может сделать, чтобы она шла в соответствии с его желаниями. Вовсе нет. Ни один из тех людей, что приходили ко мне, не знал по-настоящему, как пересмотреть основы своей жизни, хотя эти люди, разумеется, предпринимали попытки пересмотра своей работы или каких-то других внешних областей своей жизни, если в них что-то шло не так, как они хотели. Наоборот, все эти люди стандартно, как и я сам, привыкли не доверять своему внутреннему переживанию, избегать и обесценивать его.
Снова хочу подчеркнуть, что это странное отсутствие способности отдать себе отчет в своем собственном существовании не является исключительной характеристикой «пациентов» интенсивной психотерапии. Я обнаруживал это в различных группах, которые вел, — у людей, которые добились успеха в бизнесе, технике, профессиональной карьере; у людей, которых даже с большой натяжкой никак нельзя назвать невротиками, хиппи или незрелыми. Я также обнаружил это у своих коллег и друзей, когда мы пересекаем социальные барьеры и говорим друг с другом на более глубоком уровне. И, разумеется, я обнаружил это в самом себе.
Конечно, каждый из тех, с кем я работал, потратил огромное количество времени и эмоций, размышляя о себе. Критическое рассмотрение самого себя может принять форму напрасного сожаления, агрессивного самообвинения, печальной жалости к себе, разработки планов и проектов относительно самого себя, принятия решений и подведения итогов, самонаказания или многих других усилий изменить действия или чувства этого обманчивого и приносящего одни неприятности Я.
Люди, чей опыт роста прослежен в этой книге, были тоже вовлечены в бесконечные размышления о своей жизни. Ларри пытался анализировать свои страхи так же бесстрастно, как какое-нибудь деловое предложение. Дженнифер постоянно проверяла себя, критикуя почти все, что говорила и делала, пытаясь переделать себя. Фрэнк проклинал и обвинял все и всех, а внутри себя он вздыхал и сожалел, что не такой, не зная, каким хотел бы или мог стать. Луиза и Кейт, каждая по-своему, пытались превратиться в людей, спасающихся от зла, которое им могли причинить другие.
Хол, возможно, в большей степени, чем все остальные, продемонстрировал тщетность подобных усилий отремонтировать себя в качестве некоего объекта. Умный, образованный и серьезный, Хол постоянно работал над собой разными способами, но никогда — до обращения к психотерапии — по-настоящему не оценивал свою жизнь изнутри самого себя и для самого себя. Он всегда превращал себя в объект, и у него почти не было чувства своего субъективного центра в контексте собственного существования.
Что же требуется от человека, который хочет быть хозяином своей жизни? Главное — как можно более полно предоставить и открыть свое сознание заботе о своей жизни, самому факту того, что ты живешь здесь, в определенном месте, в определенное время. Большинство из нас, кажется, бездумно полагают, что у нас действительно существует такое осознание, и мы только иногда позволяем ему быть заслоненным различными вмешательствами — социальным давлением, попытками усилить наши образы, чувством вины и т. п. На самом деле такое открытое и свободное осознание чрезвычайно редко, и только люди, искусные в медитации и некоторых других искусствах созерцания, могут развить его до значительного уровня.
Что касается меня, я обнаружил, что быть истинно осознающим, сохранять подлинное осознание своей жизни — задача, которую я могу выполнить лишь частично. Если я начинаю думать, как мне поступить в той или иной ситуации, я склонен иногда быстренько оценить обстановку и сказать: «О, черт, я просто не знаю, что делать». И в этот момент это действительно так. Как будто я захожу в картотеку, которая находится в моей голове, и ищу там интересующую меня тему, но нахожу лишь несколько старых засаленных карточек и с раздражением захлопываю папку. Еще я обычно начинаю заниматься чем-нибудь другим; или, когда дело по-настоящему серьезное, чувствую себя несчастным. Я могу говорить, что целый час размышлял о какой-то проблеме, а на самом деле ничего не делал.
Когда я действительно осознаю нечто важное в своей жизни, процесс совершенно другой. Во-первых, я на время «погружаюсь» в проблему. Позволяю всем ее сторонам воздействовать на меня и переживаю тревогу, гнев, напряжение и любые эмоции, связанные с ней. Но не пытаюсь, если мне удается удержаться, сразу же решить проблему. Затем, когда процесс уже запущен, я разговариваю с кем-нибудь (или, если это невозможно, пишу самому себе, но последнее время у меня есть, с кем поговорить). И единственное, что я делаю во время этого разговора, — говорю все, что приходит мне в голову относительно дела, которым я занят: что чувствую, как это на меня давит и т. д. И человек, с которым я разговариваю, просто помогает мне проговорить все это и избегает критиковать меня, давать советы или вмешиваться.
В этот момент начинает происходить интересная вещь. Когда я открываюсь изнутри так, что говорю все, что приходит в голову, возникают также многие неожиданные перспективы. То, что казалось безнадежной ситуацией, постепенно начинает приобретать новые возможности. Некоторые из этих «решений» неосуществимы; некоторые вполне реальны, но недоступны мне в данный момент; а какие-то — как я внезапно понимаю — бьют точно в цель. И еще, нечто странное происходит с самой целью — с проблемой, которая казалась такой огромной, трудной и непреодолимой. Она изменяется. Как будто я даже не могу точно припомнить, в чем она заключалась. Или, может быть, не могу вспомнить, почему она казалась такой важной; или даже я не могу понять, почему она доставляла мне столько хлопот и казалась вначале такой неразрешимой. Не всегда, конечно, но очень часто вопрос начинает уменьшаться и изменять форму.
В этом процессе происходит еще и другая трансформация. Все время частью того, что происходит, являюсь я или, по крайней мере, имплицитное осознание самого себя по отношению к стоящему передо мной выбору. Когда этот процесс протекает правильно, осознание несколько изменяется. Я по-другому думаю о себе, по-другому воспринимаю свои возможности, понимаю нечто новое, вспоминаю нечто забытое.
Хотя это описание может показаться очень туманным и довольно загадочным, я не могу свести его к терминам, которые были бы приняты в той психологии, которую преподают в институтах. Однако единственное, что я знаю твердо, — что результат, появляющийся в конце концов, больше, чем исходные условия.
Последнее предложение является ключевым. Из исследования моего осознания возникает нечто большее, чем то, что можно объяснить простой актуализацией прошлого опыта или какой-либо новой комбинацией предыдущего научения, которая получается из перетасовки информации в моей голове. Нет, существует только один способ определить это. Он кажется мне верным: нечто создается. Новые значения, новые восприятия, новые отношения, новые возможности существуют теперь там, где их не было раньше. Короче говоря, мое внутреннее видение есть творческий процесс, который не только осматривает то, что уже имеется в наличии; он дает жизнь новым возможностям. Это поразительная и творческая возможность, заложенная в нашем существовании.
К сожалению, данный вид внутреннего восприятия, это использование нашего осознания в нашей собственной жизни у большинства из нас очень ограничено или почти совсем утрачено. Я и сам только начинаю приближаться к тому, чтобы иметь к нему надежный доступ, и я еще удачливее многих.