– Тем не менее анализ Вилигута нельзя не признать глубоким, – сказал Дон и посмотрел в недра погасшего камина. – Гиммлера он раскусил.
– Согласен. Перестройка северной башни прошла как по маслу. Но в 1938 году Карл Мария Вилигут был убит в берлинском темном переулке, и все сотрудничество с нацистами было немедленно заморожено.
– Карл Мария Вилигут убит? Он же не был убит! – сказал Дон тихо. У него просто не было сил повысить голос. – Его выперли из СС, потому что открылось, что он подолгу лечился в психбольницах. Выперли, потому что Вилигут оказался чересчур сумасшедшим даже для Гиммлера.
– Обычное нацистское вранье, – хмыкнул Эберляйн. – Его убили. Гиммлер обнаружил, что Вилигут был гомосексуалистом, что было и само по себе достаточно. Мало этого, он оказался евреем. Большего скандала Гиммлер и вообразить не мог.
– Карл Мария Вилигут… еврей… – сказал Дон. – Вы хотите сказать – еврей проник в ряды СС и создал для них знаменитое кольцо «Мертвая голова» с черепом, двойной сиг-руной… ну хорошо, с двойной молнией и германской шестиконечной звездой? Кольцо, которым награждались самые отпетые подразделения СС, проявившие наибольшее рвение в концлагерях?
– Вилигут никогда не рисовал звезду Хагалл. То, что он изобразил на кольце, – не что иное, как изображение звезды, найденной когда-то Свеном Хедином в пустыне Такла-Макан. Пять лучей, исходящих из центра. Звезда, которую древние египтяне называли Себа.
Дон не нашелся, что на это возразить. В углу дивана Эва молча поправила седеющую прядь. Эберляйн посмотрел на часы:
– Я думаю, нам пора.
Немец встал и поправил брюки. Дон чувствовал себя совершенно обессиленным.
– Нет-нет… – Эберляйн протянул Дону руку. – После тридцать восьмого года Фонд никакой ответственности за то, что вытворяли нацисты, не несет. А с деловой точки зрения это было совершенно правильное решение – предоставить нацистов самим себе. Гитлеровская военная машина уже себя исчерпала, и резервов у нее не было. А возможности для дальнейшего исследований записей и эскизов из Подземного мира были куда больше по ту сторону океана. Американская военная промышленность в тот период была в жалком состоянии. – Эберляйн потянул Дона за руку, помогая встать. – А какой дьявол помог Гиммлеру, Гитлеру и Геббельсу продержаться еще шесть лет, для меня и сейчас загадка… Но сейчас момент настал. Очень скоро крест и звезда Стриндберга укажут координаты подземного туннеля, и здесь от вас потребуется еще одно усилие.
– Усилие? Что за усилие? – пробормотал Дон, пытаясь сосредоточиться.
Ответа на этот вопрос он не получил – Эберляйн уже стоял рядом с человеком-жабой у входа в вестибюль. Оттуда, как Дон помнил, начинался коридор, ведущий в северную башню крепости.
* * *
В самом центре вращающегося черного солнца на мраморном полу сидел лысый старик в кресле-каталке с электроприводом. Один глаз его напоминал вставленный в глазницу серый камешек, зато другой смотрел на удивление остро и внимательно.
За окном Зала Обергруппенфюреров висел узкий восковой месяц, едва прикрытый тонким, как струйка дыма, облачком. Вниз, в крипту, вела крутая лестница. Зал то и дело озарялся мерцающими отблесками пламени – там, внизу, в гиммлеровской Вальхалле, впервые за семьдесят лет зажгли вечный огонь.
Рядом с креслом Фатера стояла Елена, переминаясь с ноги на ногу, – ей было явно неудобно в темно-красном вечернем платье. По другую сторону – двое бритоголовых с настолько непроницаемыми физиономиями, что Дону показалось, что это фаянсовые куклы.
Он перевел глаза на молодую женщину в красном – не на черное же солнце ему было смотреть. Эберляйн подвел его к перилам лестницы, чтобы показать горящий внизу факел.
Потом они подошли к Фатеру. Эберляйн прокашлялся и хотел что-то сказать, но Фатер его опередил.
– Спасибо, я знаю, – сказал он и протянул Дону скелетообразную руку.
Дону показалось, что он обменялся рукопожатием с пауком. Он содрогнулся и поторопился отпустить руку.
– Дон Тительман, – сказал Фатер. – И конечно, kleine Eva.
Эва словно бы и не заметила протянутой руки. Фатер засмеялся.
– Вы совершили большое путешествие, чтобы сюда попасть, – сказал Фатер после паузы и уставился своим одним глазом на Дона. – И вы нам очень помогли. Теперь, чтобы вызвать сферы Стриндберга, Фонду не хватает только одного.
Не спуская глаз с Дона, он нажал рычаг на ручке кресла. Гидравлический механизм помог ему принять стоячее положение.
– Нам нужна ваша помощь, чтобы выполнить обещание.
– И что будет потом? – спросил Дон.
– Сегодня вечером мы выполним обещание, – повторил Фатер. – Мы должны принести жертву, если вам угодно называть это так. Такое решение было принято после смерти Карла Марии Вилигута, в самые мрачные времена для Фонда. Я бы сказал, что вы, с вашим происхождением, можете рассматривать это как оказанную вам честь.
Дон покрутил головой – ему показалось, он спит. Но Фатер истолковал его жест по-другому.
– В такой исторический момент, как этот, – сказал он раздраженно, – места для колебаний быть не должно. Там, внизу, в крипте, которую эсэсовцы во главе с Гиммлером называли Вальхаллой… – Он словно выплюнул это слово, настолько брезглива была интонация. – Там в крипте, как вы знаете, стоит двенадцать каменных постаментов. И сегодня, больше чем через семьдесят лет, им суждено выполнить свое истинное назначение. Здесь собралось одиннадцать человек… как бы сказать… одиннадцать ключевых фигур Фонда. Они образуют круг, формирующий ограниченное телекинетическое поле. Крест и звезда будут опущены в пламя вечного огня на специальной цепи. При достижении нужной температуры они сплавятся между собой, и перед нами вновь окажется навигационный инструмент Стриндберга. На внешней сфере засияют звезды Малой Карловой Колесницы, а на внутренней мы увидим координаты туннеля в Подземный мир. И в этот момент, Дон Тительман, начнется новая, куда более счастливая эра.
– Ich vintsh aych glik, – сказал Дон. – Желаю удачи. Чтобы у вас все сложилось. Ни пуха ни пера.
– У нас? Вы тоже будете там, внизу, – сказал Фатер. – Можете рассматривать это как последнюю услугу Фонду.
Дон вопросительно посмотрел на молодую женщину в красном, ту самую, которой он передал звезду. Она смотрела в пол, плотно сжав губы.
– Дело вот в чем, – сказал Фатер, – после смерти Карла Марии Вилигута Фонд принял решение: когда придет час, торжественно отметить триумф еврейской крови над нацистами. И церемония эта должна состояться в тот день, когда произойдет новое воссоединение креста и звезды, причем не где-нибудь, а в великолепной башне, созданной именно для этой цели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});